Правовое регулирование цифровых прав — очень своевременная и актуальная тенденция, которую можно наблюдать сейчас в законодательстве самых разных государств. Важно, однако, отметить, что факта внесения изменений в закон в связи с появлением новых объектов оборота (таких, например, как криптовалюта) недостаточно — нужно еще и сделать эти изменения адекватными реальности и применимыми в практике. В данной статье рассматривается соответствие определения цифровых прав в российском гражданском законодательстве этим критериям.
В ст. 141.1 ГК РФ закреплено следующее понятие цифровых прав: «названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам. Осуществление, распоряжение, в том числе передача, залог, обременение цифрового права другими способами или ограничение распоряжения цифровым правом возможны только в информационной системе без обращения к третьему лицу». Прежде всего хочется обратить внимание на то, что данное определение работает по принципу бездокументарной ценной бумаги, на что уже не раз обращали внимание авторы, проводившие исследования в данной сфере [3]. Сходство заключается в том, что, как и в случае с ценной бумагой, перед нами объект, удостоверяющий право требования держателя. В этом смысле, безусловно, нечто общее у ценной бумаги и цифровых прав есть.
Также любопытно, что само определение из ст. 141.1 ГК РФ отсылает к другим законам, которые должны будут конкретизировать различные виды цифровых прав. Например, ст. 8 Федерального закона от 2 августа 2019 г. N 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» конкретизирует, понятие утилитарного цифрового права: это право требовать передачи вещей, исключительных прав или выполнения работ либо услуг. То есть, получается, новый объект гражданских прав — это право требования по отношению к более традиционным объектам гражданского права, некая надстройка над ними. Вместе с тем, например, право требовать передачи другого цифрового права законом не предусмотрено, хотя на практике такое, конечно, возможно. К тому же сама практика конкретизации определения другими нормативными актами не совсем понятна — гораздо удобнее выглядело бы решение, схожее со ст. 1225 ГК РФ, где приведен закрытый перечень объектов. Что же касается схемы, которую предлагает ст. 141.1 ГК РФ — скорее всего, она приведет к росту законодательного массива и усложнению регулирования. Эффект от такого явления будет скорее негативным в силу уже существующей сложности в иерархии законодательства РФ и непосредственно в текстах законов [4]. Определение цифровых прав из ст. 141.1 ГК РФ вполне может служить иллюстрацией этой проблемы.
Также не совсем ясным остается, как определение цифровых прав будет коррелировать с неимущественными правами требования. В качестве примера можно взять довольно популярную среди блогеров систему Patreon. Данный сайт предоставляет создателям объектов авторского права (как правило, это онлайн-контент) предоставлять эксклюзивные возможности лицам, сделавшим в их пользу денежное пожертвование. Притом очень часто это неимущественные права — например, проголосовать за тему следующего видеоролика или подкаста. Такое действие нельзя квалифицировать как работу или услугу, поскольку ничего, кроме доступа к ограниченному онлайн-голосованию, пользователь не приобретает. Определение вещи или объекта интеллектуальной собственности также неприменимо к нему. В случае, если человек передаст денежные средства с намерением получить такое право и не получит его, скорее всего, инструментов правовой защиты своих интересов он не найдет. Введение цифровых прав как объекта гражданских правоотношений могло бы решать этот вопрос, если бы законодательно закрепленное определение и регулирование затрагивали защиту ожиданий лица, участвующего в цифровых правоотношениях.
Конечно же, основным намерением законодателя при введении в ГК РФ термина «цифровые права» было урегулирование рынка криптовалюты, набравшего в последние годы значительный оборот. В этом контексте рядом авторов высказано мнение, что более подходящим термином был бы «токен», но по неясной причине законодатель не стал использовать его [2]. Опять же, токен не обязательно предоставляет своему держателю какие-то права требования; это могут быть и неимущественные права, как из примера выше. Не так давно весь мир буквально охватил интерес к так называемым NFT-токенам — покупатели приобретали оцифрованные предметы искусства, однако в результате такой сделки у них не возникали на этот предмет искусства никакие права и уж конечно не появлялся сам предмет в материальной форме. Этот вид токенов предоставлял всего лишь нематериальную копию, фикцию — и все же сделки по их продажам принесли колоссальные суммы. Подпадает ли такой токен под определение цифровых прав из ГК РФ? В дальнейшем, с принятие соответствующего закона, возможно, попадет, но пока что однозначно нет. А значит, его нельзя использовать в случае возникновения спора по поводу NFT-токена и защиты нарушенных прав. Также не регулируют цифровые права и криптовалюту, которая стала основным посылом к принятию изменений в законодательство. Концепция «цифровых денег», как их назвали авторы законопроекта, не выдержала критики [1].
Некоторые исследователи, критикуя принятую в российском законодательстве концепцию цифровых прав, обращают внимание на то, что они по сути не составляют отдельный объект гражданских прав. С. Сарбаш счел цифровое право оформлением привычных нам видов права (обязательственного, например) [5]. Действительно, в данном случае цифровое означает, что все те же привычные нам права всего лишь полностью осуществляются в сети Интернет без участия материального мира. С учетом нынешнего определения складывается интересная ситуация: приобретя на онлайн-маркетплейсе материальный товар, к примеру, мячик, вы примете участие в классических гражданских правоотношениях и обретете право собственности на вещь как объект гражданского права. А если вы приобрели право требования мячика — это уже цифровое право. Возникает вопрос — если вы воспользовались своим правом и истребовали у держателя мячик, его обязанность передать вам реальный объект все еще остается цифровой или уже нет? Закон, к сожалению, не отвечает нам на этот вопрос. Неясно также, что заставило законодателя отойти от общепринятых понятий и назвать цифровыми правами то, что общепринято носит название «Токен» — в то время как под цифровыми правами понимаются права человека, заключающиеся в праве людей на доступ, использование, создание и публикацию цифровых произведений, доступ и использование компьютеров и иных электронных устройств, а также коммуникационных сетей. Судебная практика в данной сфере еще не сложилась в силу ее новизны, однако есть все основания полагать, что она столкнется с описанными в этой статье сложностями. Нет пока что ответа и на другой, более глобальный вопрос — в чем принципиальное отличие цифровых прав, как они есть в ГК РФ, от привычных нам объектов гражданских прав? Действительно ли есть необходимость выделять их в отдельную категорию? Пока что ответ на этот вопрос вызывает сомнения.
Литература:
- https://tass.ru/ekonomika/8694311 [дата обращения: 01.06.2021
- Родионов Л. А. К вопросу о правовой характеристике цифровых технологий в гражданском праве // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2019. № 4–3. С. 188–190
- Рожкова М. А. Цифровые права: публично-правовая концепция и понятие в российском гражданском праве // Хозяйство и право. 2020. № 10
- Савельев Д. А. Исследование сложности предложений, составляющих тексты правовых актов органов власти Российской Федерации // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2020. № 1. С. 50–74.
- Цифровые права как новый объект гражданского права / Л. Новоселова, А. Габов, А. Савельев, А. Генкин, С. Сарбаш, А. Асосков, А. Семенов, Р. Янковский, А. Журавлев, А. Толкачев, А. Камелькова, М. Успенский, Р. Крупенин, В. Кислый, М. Жужжалов, В. Попов, М. Аграновская // Закон. 2019. № 5. С. 31–54.
