Важным шагом на пути формирования исторического мышления нового типа стали повести А.О. Корниловича, в которых писатель отразил быт и культуру петровской эпохи.
Н.Г. Дергунова, исследовавшая эволюцию исторической повести первой трети XIX в., замечает: «Если эволюция стиля исторических повестей А. Бестужева шла по пути все большего нарастания признаков романтической поэтики, то исторические повести А. Корниловича, с их глубоким проникновением в быт и стремлением раскрыть характер обычных людей, прокладывали дорогу пушкинской исторической прозе» [6. С. 13]. Я.Л. Левкович также отмечет, что «Корнилович был первым, кто использовал бытовые материалы для характеристики исторического процесса» [9. С. 127]. Р.В. Иезуитова говорит об исторических повестях, написанных в период после переломного в истории России 1825 г.: «Опыт декабрьского восстания 1825 года оказал огромное влияние на развитие исторической мысли в России, в том числе на эволюцию исторических воззрений русских романтиков. Метод исторической аллюзии сменился стремлением понять «дух» той или иной исторической эпохи в ее конкретной данности» [7. С. 82]. Особенностью повестей Корниловича является то, что они имеют двуслойную структуру. В них присутствуют «исторический фон, разработанный внимательным историком, знатоком эпохи, о которой он пишет, и романический сюжет, который как бы накладывается на этот фон. Документальный материал выделен в самостоятельные главки (иногда абзацы) и отделен от основного сюжета даже манерой изложения. Исторический фон имеет определенную задачу: безусловно положительную оценку петровских преобразований» [7. С. 128].
«Исторический фон» в повестях А.О. Корниловича несет самостоятельную смысловую нагрузку, здесь отражается стремление автора связать историческое прошлое с современностью, но гармоничной взаимосвязи личных судеб героев и истории (что явится основной отличительной чертой историзма Пушкина) еще нет. Однако сам способ подачи исторического материала явился новым и оказал значительное влияние на дальнейшее развитие исторического художественного повествования в русской прозе. Рассмотрение функций топоса парка/ сада позволяет понять существенные особенности историзма А.О. Корниловича.
Обратимся к наиболее известным повестям этого писателя – «Татьяна Болтова» (1828) и «Андрей Безыменный» (1832). Первая начинается с описания подмосковных достопримечательностей. Автор стремится привлечь внимание читателей к несохранившимся топосам, которые являлись свидетелями величайших исторических событий: «Коломенский дворец, где Петр Первый провел младенческие годы, в развалинах, и только остался в саду вяз, под сень которого он приходил твердить свои уроки; дворец в Царицыне, где Екатерина, в виду всей Москвы, торжественно изъявляла свою признательность герою Задунайскому за его победы и мир с турками, не существует более, и плуг земледельца давно взорал луга Преображенского, на коих Петр обучал первые наши регулярные войска» [1. С. 32].
Автор исторических повестей стремится, таким образом, показать в художественном тексте то, что уже стерто временем, но сохранилось в памяти. Топос Коломенского парка находится в одном ряду с такими достопамятными местами Подмосковья, как «Данилов монастырь, «Симонова обитель», Царицыно, «луга Преображенского», которые связаны с историческим героическим прошлым родной страны. Образ единственного сохранившегося в саду дерева перекликается с образом Петра I, отражая мысль автора о величии, силе и мощи этого правителя, память о котором сохранится в веках.
Образ одинокого мощного дерева в саду возникает и в повести «Андрей Безыменный». Здесь он тоже связан с образом Петра I: «Неподалеку от Летнего дворца, под дубом, который посадил сам государь, находился стол с аспидною доской и чернильницей, на сей же предмет вделанными в крышке, и ящиком внутри с бумагой; подле кресла и особенный часовой для отклонения нескромного любопытства. Одним утром, недолго спустя по издании указа об учреждении двенадцати коллегий, Петр, уходивший из Сената в одиннадцать часов и проводивший дообеденное время в прогулке по саду, сидя за столом, излагал на бумагу предназначения об образовании областных судов» [1. С. 112].
Повествование об исторических преобразованиях органично включается в зарисовку бытовой организации жизни великой исторической личности (доска, чернильница, кресло, стол – те предметы, которые сохраняют память о деяниях Петра). Не случаен и образ посаженного императором дуба, под которым был расположен «рабочий кабинет» Петра, где обдумывались многие реформы, изменившие, «взрастившие» новую Россию. В другой главе повести автор напрямую связывает петровский период русской истории с судьбой посаженного царем-реформатором дуба: «Пока жил Петр, пока властвовала Екатерина, высокий, корнистый дуб смеялся бурям, бушевавшим у подошвы и не дерзавшим сягать до вершины, в державу Петра II рухнул, на высоте могущества не столь великий, как в падении <…>» [1. С. 97] .
Несмотря на стремление автора документально точно и верно изобразить окружающее Петра бытовое пространство (в том числе, пространство беседок, аллей, памятников Летнего сада, Коломенского и др. парковых топосов), образ Петра сильно идеализирован, и средством его идеализации является садово-парковый топос: «Сей-то сад служил Петру I местом прогулок, забав и отдыха; здесь, отложив величие царского сана, отцом среди многолюдного семейства, гражданином среди сограждан, собеседником между пирующих, государь вместе с ликовавшим народом праздновал победы сынов России, им пересозданной, им вознесенной» [1. С. 112].
Мы видим, что садовый топос на страницах повестей Корниловича не только характеризует прошедшие эпохи, является пространством, характеризующим Петра I и как государя, и как человека, но и выражает авторскую позицию, авторскую философию истории. Кроме того, садово-парковая образность служит и характеристикой личности повествователя: его внимание к быту, к отдельным деталям жизни императора и его окружения. Так, например, с юмором описаны любопытные подробности воскресных гуляний государственных деятелей: «Посреди пруда находился островок, занятый беседкой, в коей за столом умещалось шесть человек. О воскресных днях, когда в саду собрания бывали, отправлялись туда самые отважные весельчаки по пловучему мосту, который вслед затем снимался. Когда, по осушении покрывавших стол бутылок, в беседке становилось тесно, пирующие – заметьте, по большей части люди высокого сана, первые государственные чиновники – в забаву себе и взиравшей на то публике выталкивали один другого в воду» [1. С. 111-112].
Стремясь на страницах своих повестей изобразить императорские парки в том виде, в каком они находились в достопамятную эпоху, автор-повествователь вместе с тем отражает специфику бытовой культуры петровских времен, культуры взаимоотношений, поведения, организации личностного пространства. При этом он постоянно обращается к современному читателю и его знанию о данном топосе, в чем выражается его стремление связать прошлое с современностью. Так, повесть «Татьяна Болтова» начинается с обращения к читателям (цитата приведена выше), а в повести «Андрей Безыменный» нарратор описывает Летний сад, но не современный читателю, а каким он был при Петре I, сравнивает «два сада»: «Кто из вас, петербургские мои читательницы, чтоб людей посмотреть и себя показать, с наступлением весны не кружил около полудни по тенистым дорожкам Летнего сада? Кто из вас, провинциальные мои читатели, не знает Летнего сада по слуху? Но ныне Летний сад не то, что бывал старину <…>» [1. С. 111].
Иногда замечания повествователя касаются таких мелочей, над которыми можно и посмеяться, и задуматься. Например: «На площадках средней, главной аллеи, и в то время украшенной теми же статуями и бюстами, что ныне, с разницею, что они тогда еще сохраняли в целости носы, пальцы рук, ног и пр., шумели фонтаны» [1. С. 111].
Таким образом, если садово-парковый топос в исторической повести додекабрьского периода (Н. М. Карамзина, А. А. Бестужева-Марлинского, В. Т. Нарежного), во-первых, открывал внутренний мир героев, непосредственно включенных в исторический процесс, во-вторых, выражал авторскую концепцию истории, в-третьих, передавал дух эпохи (ссылка), то садово-парковый топос в исторической повести Корниловича уже становится ярким элементом бытового и культурного пространства эпохи. Писатель стремится через топосы садов и парков передать нравы эпохи Петра I, связать прошедшее и современность, одним словом, показать историю «домашним образом».
Развитие исторической повести становится необходимым звеном в формировании исторического романа. Своей высшей точки историческая проза первой трети XIX в. достигнет в творчестве А.С. Пушкина. Так, например, садово-парковый топос в романе «Капитанская дочка» синтезирует накопленный опыт и одновременно формирует новую художественную систему, где органично переплетается история и личная судьба, бытовая сторона жизни и общечеловеческая (история перестает быть фоном или другим планом изображения, а естественно сливается с судьбой простого человека). Сад в «Капитанской дочке» - это уже целая вселенная, включающая в себя мир автора: здесь возникает целая система мотивов и образов, прошедших через все творчество поэта - утро, осень, озеро, лебедь, памятник и др. В Царском Селе решается дальнейшая судьба главных героев романа – Маши Мироновой и Петра Гринева. Здесь же раскрывается образ Екатерины, предстающей и императрицей, и просто женщиной, гуляющей по парку в будничном наряде, с собачкой.
- Литература:
Корнилович А.О. Сочинения и письма. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1957. – 550 с.
Вацуро В.Э., Мейлах Б.С. От бытописания к «поэзии действительности».// Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра. – Л.: Наука, 1973. – С. 200-244.
Григорьян К.Н. Судьбы романтизма в русской литературе.// Русский романтизм. – Л.: Наука, 1978. – С.4-17.
Грихин В.А. Русская романтическая повесть первой трети XIX века.// Русская романтическая повесть. – М., Изд-во Моск. Ун-та, 1983. – С. 5-28.
Грум-Гржимайло А.Г., Кафенгауз Б.Б. Декабрист А.О. Корнилович.// Корнилович А.О. Сочинения и письма. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1957. – С. 413-456.
Дергунова Н.Г. Эволюция русской романтической исторической повести первой трети XIX века (Ф. Глинка, Н. Бестужев, А. Бестужев, А. Корнилович). Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Нижний Новгород, 1994. – 17 с.
Иезуитова Р.В. Пути развития романтической повести.// Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра.– Л.: Наука, 1973. – С. 77-107.
Купреянова Е.Н. Русский роман первой четверти XIX в. От сентиментальной повести к роману.// История русского романа: В 2 т. Т. 1. – М., Л.: Изд-во АН СССР, 1962. – С. 66-85.
Левкович Я.Л. Историческая повесть.// Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра. – Л.: Наука, 1973. – С. 108-133.
Левкович Я.Л. Принципы документального повествования в исторической прозе пушкинской поры.// Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. – Л.: Наука, 1969. – С. 171-196.
Троицкий В.Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20-30-х годов XIX века. – М.: Наука, 1985. – 280 с.
