Статья посвящена идентификации положения феномена информационной открытости органов государственной власти в концептуальных координатах теории связей с общественностью, в частности — государственного PR. Рассматриваются проблемы функциональных последствий имплементации механизмов информационной открытости и противоречия периода постиндустриального транзита.
Ключевые слова: информационная открытость, транспарентность, связи с общественностью, PR, информационное общество
Информационная открытость органов власти становится сегодня одной из важнейших характеристик в оформлении государственной политики. Под «информационной открытостью» органов государственной власти понимается такой организационно-правовой режим предоставления достаточного и необходимого объёма общественно значимых сведений о деятельности органов власти, базирующийся на конституционном праве граждан свободного доступа к информации, где прослеживается координационное взаимодействие общества со структурами власти [10, с. 21].
Исследователи выделяют целый ряд положительных эффектов, которые сопутствуют имплементации механизмов информационной открытости в деятельность госструктур. Среди них: минимизация рисков при подготовке управленческих решений по социально значимым проблемам; возможность прогнозировать эффект их воздействия на общественное мнение; обеспечение населения временным резервом для подготовки к ожидаемым переменам; возможность не чрезвычайной, а инициативной мобилизации общественных сил на решение социальных проблем; синхронизация процессов в центре и на местах [2, с. 16]. Рассматриваются и такие «функциональные» последствия, как предотвращение социальных конфликтов внутри страны и на международном уровне, повышение эффективности органов власти [3, с. 9]. Ю. С. Дубровская и К. С. Жаворонкова, анализируя данные международных исследовательских организаций, утверждают, что «информационная открытость деятельности органов власти любого уровня является неотъемлемым критерием комплексной оценки эффективности государственного управления» [5, с. 58]. Е. А. Каменская, рассуждая о праве на доступ к информации (которое является нормативной основой информационной открытости органов власти), заключает: важность этого права состоит в том, что оно одновременно является механизмом защиты других прав, так как открытость деятельности органов власти снижает уровень нарушений прав и свобод граждан [7, с. 18].
Фоновым и необходимым условием расширения открытости государственного управления стало опережающее развитие информационных технологий. «Постиндустриальный транзит», «информационная революция» приходятся на рубеж ХХ–ХХI веков: переход к «информационному обществу» происходит в режиме реального времени, трансформируя общественные отношения на качественном уровне. Информационное управление приобретает характер одного из ключевых элементов государственного управления и включает в себя управление информационными потоками и ресурсами, развитием информационно-коммуникационной структуры [8, с. 92]. М. А. Романова в этой связи замечает, что анализ проблемы борьбы за власть на сегодняшний день «смещается от «классической» постановки вопроса о власти и собственности на средства материального производства в плоскость борьбы за власть и собственность на средства производства общественного мнения» [11, с. 114].
Следует, однако, высказать предположение о том, что технический аспект изменений всё же значительно опережает трансформацию ценностей. Власть, граждане, социальные группы и даже обособленные этносы оказываются в ситуации неготовности к изменениям, от которых уже невозможно изолироваться. Поэтому и органами власти «информационные технологии воспринимаются не как инструмент ведения переговоров, а как рычаг усиления контроля над населением» [4, с. 115]. Более того, развитие средств коммуникации ставит «нынешних политических деятелей в ситуацию беспрецедентного информационного», имиджевого риска, порождая и «неизвестную ранее форму уязвимости» [11, с. 115]. Обеспечить конфиденциальность или ограничить доступ к данным становится всё сложнее.
Описанные тенденции получают свое отражение в целом ряде теоретических конструктов, свидетельствующих об общем векторе движения: «прозрачность» или «транспарентность» (transparency), «нулевая приватность» (zero privacy), «открытость», «информационная открытость».
Именно на пороге информационного общества возникает представление как об информационной открытости государственного управления, так и о перспективе «субъект-субъектного» взаимодействия государства и социума. На концептуальном уровне, в теории связей с общественностью «диалогу» как форме взаимодействия власти и общества отводится высокое положение. В схеме Дж. Грюнига и Т. Ханта, описывающей изменение моделей PR в процессе исторического развития социума от грубой пропаганды и одностороннего информирования до того уровня взаимодействия, когда общество обретает свою «субъектность», высшей ступенью эволюции становится «диалогическая модель» [6, с. 86]. Феномен информационной открытости, таким образом, обретает своё место в концепции развития моделей PR, потому что сама сущность диалога предполагает «открытость» [9, с. 29].
Таблица 1
Принципы открытости, их интерпретация и соответствие механизмам (инструментам)*.
|
Принцип |
Интерпретация |
Механизмы (инструменты) |
|
1. Принцип информационной открытости |
Своевременное предоставление информации о деятельности федеральных органов исполнительной власти (доступ к которой специально не ограничен правовыми актами федерального уровня), которая является открытой, общедоступной и достоверной, в формате, удобном для её поиска, обработки и дальнейшего использования, в том числе в форме «открытых данных». |
1) реализация принципа информационной открытости; 2) обеспечение работы с открытыми данными; 3) обеспечение понятности нормативно-правового регулирования, государственной политики и программ, разрабатываемых федеральными органами исполнительной власти; 4) принятие плана деятельности и ежегодной публичной декларации целей и задач федеральных органов исполнительной власти, их общественное обсуждение и экспертное сопровождение; 5) формирование публичной отчетности федерального органа исполнительной власти; 6) информирование о работе с обращениями граждан и организаций; 7) организация работы с референтными группами; 8) взаимодействие федерального органа исполнительной власти с общественным советом; 9) организация работы пресс-службы федерального органа исполнительной власти; 10) организация независимой антикоррупционной экспертизы и общественного мониторинга правоприменения. |
|
2. Принцип понятности |
Представление целей, задач, планов и результатов деятельности федеральных органов исполнительной власти в форме, обеспечивающей простое и доступное восприятие обществом информации о деятельности указанных органов власти. |
|
|
3. Принцип вовлечённости гражданского общества |
Обеспечение возможности участия граждан, общественных объединений и предпринимательского сообщества в разработке и реализации управленческих решений с целью учета их мнений и приоритетов, а также создания системы постоянного информирования и диалога. |
|
|
4. Принцип подотчётности |
Раскрытие федеральными органами исполнительной власти информации о своей деятельности с учетом запросов и приоритетов гражданского общества, обеспечивая возможность осуществления гражданами, общественными объединениями и предпринимательским сообществом контроля за деятельностью федеральных органов исполнительной власти. |
* Выполнено автором.
В логике «Концепции открытости федеральных органов исполнительной власти», утвержденной Распоряжением Правительства Российской Федерации от 30.01.2014 № 93-р [1] «информационную открытость» можно интерпретировать как реализацию принципов открытости органов исполнительной власти, задач и механизмов в сфере обеспечения открытости государственного управления (см. таблицу 1). Фактически документ даёт нормативное определение «информационной открытости» власти, раскрывая сущность данного феномена. В контексте этого определения присутствуют и процедуры общественного согласования, и элементы общественного контроля — организационный базис потенциальной «субъектности» гражданского общества.
Литература:
- Об утверждении Концепции открытости федеральных органов исполнительной власти [Электронный ресурс]: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 30.01.2014 № 93-р // Официальный сайт компании «Консультант Плюс». — Режим доступа: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_158273/ (дата обращения: 25.09.2019).
- Бегинина И. А. Потребность в транспарентности власти как основа моделей взаимодействия государства и населения / И. А. Бегинина // Известия Саратовского ун-та. — 2009. — № 2 — С. 16–19.
- Бегинина И. А. Транспарентность власти в общественном мнении: региональный срез / И. А. Бегинина // Известия Саратовского ун-та. — 2010. — № 2 — С. 9–13.
- Быков И. А. Сетевая политическая коммуникация: Теория, практика и методы исследования: монография / И. А. Быков. — СПб., 2013. — 200 с.
- Дубровская Ю. В. Жаворонкова К. С. Информационная открытость органов власти как важнейший критерий эффективности государственного и муниципального управления / Ю. В. Дубровская, К. С. Жаворонкова // Государственное управление. Электронный вестник. — 2016. — № 55. — С. 58–75.
- Зайцев А. В. Диалогическая модель связей с общественностью Дж. Грюнига и современность / А. В. Зайцев // Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. — 2013. — № 3. — С. 84–88.
- Каменская Е. А. Сущность и особенности информационной открытости органов власти в современной России / Е. А. Каменская // Общество: политика, экономика, право. — 2011. — № 2.– С. 18–24.
- Нисневич Ю. А. Информация и власть / Ю. А. Нисневич. — М.: Изд-во «Мысль», 2000. — 207 c.
- Пономарев Н. Ф. «Грюнигианская парадигма»: благие намерения и суровая реальность / Н. Ф. Пономарев // ARS ADMINISTRANDI. ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ. — 2013. — № 3. — С. 24–39.
- Резер Т. М. Информационная открытость органов государственного и муниципального управления / Т. М. Резер. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2018. — 160 с.
- Романова М. А. Особенности работы пресс-служб органов власти в процессе становления новых форм информационного воздействия / М. А. Романова // Вопросы теории и практики журналистики. — 2013. — № 2. — С. 113–117.
