Монография в. н.с. Института истории и археологии Уральского отделения РАН, докт. ист. наук В. А. Шкерина о деле петрашевцев в России — это первый серьезный опыт отечественного историка, занимающегося движением декабристов и историей Урала, по изучению данной темы. Автор проводит заслуживающие внимания параллели между делом петрашевцев и термином «мыслепреступление», придуманным английским писателем Джорджем Оруэллом в антиутопии «1984» (1949). В эпоху петрашевцев такого термина не знали (следователи условно назвали их преступление «заговором идей»), но членов кружка Петрашевского все равно осудили за то, чему сто лет спустя подобрал определение Оруэлл.
В дореволюционной России встречались лишь единичные работы по рассматриваемой проблематике. Деятельность Михаила Буташевича-Петрашевского и его кружка нашла своего исследователя в советское время, главным образом, благодаря «революционности» ее героев. Петрашевцам посвящали свои работы как историки, так и литературоведы, поскольку к кружку Петрашевского имел прямое отношение великий русский писатель Ф. М. Достоевский, осужденный сначала на смертную казнь, а затем на каторгу.
В то же время нельзя говорить об обилии отечественной литературы на данную тему в советское и постсоветское время. Имена основных исследователей и их труды хорошо известны специалистам. Автор рассматриваемой книги выделяет следующих ученых: В. И. Семевского, В. Р. Лейкину-Свирскую, Н. Ф. Бельчикова, И. В. Оржеховского, А. Ф. Возного, Б. Ф. Егорова. Это означает, что он не в полной мере знаком с историографией предмета. Шкерин упускает из виду работы таких специалистов как Г. Бешкин [2], Т. А. Богданович [3], А. В. Думов [4] и др. Из зарубежных исследователей следует выделить упомянутого автором монографии американского историка Дж. Л. Эванса, издавшего книгу о петрашевцах в 1974 г. [6], но нам хотелось бы увидеть более подробную информацию о данном труде.
В то же время автору монографии удалось воссоздать достаточно полную картину деятельности петрашевцев, ведения их дела, исполнения назначенной меры наказания. Большую роль в этом сыграли введенные Шкериным в научный оборот неопубликованные материалы из Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива литературы и искусства, Российского государственного исторического архива, Отдела письменных источников Государственного исторического музея в Москве, Отдела рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге. Кроме того, в исследовании широко представлена мемуарная литература. Шкерин задается целью разобраться в том, почему петрашевцам, вина которых представляется неочевидной, назначили слишком суровое наказание, и достигает в этом успехов.
Автор начинает свое исследование с рассказа о братьях Перовских — Льве и Василии, принадлежавших к декабристским тайным обществам. Он справедливо указывает на связь между декабристами и петрашевцами, ведь люди, разделявшие идеи декабристов не могли в одночасье отречься от этих идей. Шкерин четко обозначает ту роль, которую сыграли бывшие декабристы в жизни петрашевцев. Так, братья Перовские были в числе «ненадежных членов» Союза благоденствия, с которыми общество рассталось. Впоследствии Лев Перовский стал министром внутренних дел и самым крупным либеральным реформатором эпохи Николая I, сфабриковавшим дело петрашевцев вместе с И. П. Липранди. А Василий Перовский руководил ссыльными петрашевцами и стремился всячески им помочь, ощущая, вероятно, свою вину за участие в изобретенном собственным братом деле.
Разделяя мнение врача Д. Д. Ахшарумова, входившего в кружок петрашевцев, Шкерин пишет, что у петрашевцев не было никакого организованного общества, никаких общих планов действия. Собирались они раз в неделю, да и далеко не все кружковцы посещали собрания регулярно. Следователем, изобличившим кружок петрашевцев, был И. П. Липранди, считавший, что в их деле «скрывается зло великой возможности, угрожающее коренным потрясением общественному и государственному порядку» [цит. по: 5, с. 11]. В советской историографии сложилась концепция, близкая к позиции Липранди. Считалось, что кружок петрашевцев был революционным, что это были «люди, занимавшиеся пропагандой социализма» [1, с. 5]. Шкерин же является почти первопроходцем в проведении других взглядов в современной историографии, представителем «новой волны» в изучении дела петрашевцев.
На основе вышеуказанных точек зрения автор совершенно справедливо выделяет две версии дела петрашевцев. Первая, поборниками которой изначально были члены этого кружка Д. Д. Ахшарумов, В. А. Энгельсон, П. А. Кузьмин и другие, представляла петрашевцев жертвами полицейского произвола. Вторая исходила от И. П. Липранди, считавшего кружковцев «непримиримыми борцами с режимом» [5, с. 13]. Сам Шкерин избегает однозначных мнений, хотя совершенно очевидно, что он далек от точки зрения И. П. Липранди.
Автор рассматриваемой книги, безусловно, прав, когда делает упор на позицию императора в отношении сомнительных кружков. Николай I был уверен в том, что нанес тайным обществам сокрушительное поражение в 1825–1826 гг., но полностью их не уничтожил. Время от времени обнаруживались подтверждения этому. «Иногда полиции и жандармерии удавалось раскрывать «дела о вольнодумстве», к которым действительно были причастны члены прежних декабристских обществ», — пишет Шкерин [5, с. 98]. В результате в числе жертв императора оказались петрашевцы, вина которых носила чисто идеологический характер. Она состояла в покупке и чтении запрещенной литературы и организации собраний у Петрашевского. Николай I, переживший восстание декабристов, считал, что имел место «заговор», связанный с общеевропейскими событиями. В тайном преследовании петрашевцев сыграл некоторую роль роковой 1848-й год, когда по Европе прокатилась череда революций. Следователи, как мы уже писали, называли дело петрашевцев «заговором идей». И только на эшафоте осужденным объявили о замене смертной казни каторгой, ссылкой или арестантскими ротами.
Кем же был вождь «заговорщиков»-петрашевцев? Михаил Буташевич-Петрашевский был дворянином и помещиком, имел чин титулярного советника и был далек от террористической деятельности, чем сильно отличался от среднестатистического лидера революционного кружка того времени — интеллигента-разночинца, приветствовавшего террористические методы борьбы. О собраниях в его петербургском доме и на даче знали многие горожане и дачники. Министр Перовский мог бы легко посетить его дом, двери которого были открыты для всех. Автор справедливо замечает, что петрашевцы не создали «ничего подобного оуэнистским коммунистическим общинам, фурьеристским фалангам, «икарийским» колониям Кабе и уж тем паче религиозным братствам сенсимонистов..”. [5, с. 153].
Шкерин задается логичным вопросом о том, почему Михаил Буташевич-Петрашевский был избран «козлом отпущения — жертвою вечернею за грехи русского народа (по определению кружковца Федора Львова)?» [5, с. 158]. Некоторые вышеперечисленные исследователи, в том числе американец Дж. Л. Эванс, видели причины возникновения дела петрашевцев в противоборстве МВД и III отделения, но у Шкерина имеется другая точка зрения по этому вопросу. Главные причины случившегося, по его мнению, носили внутренний характер. Шкерин связывает их с нестабильным положением Льва Перовского в государственном аппарате Российской империи и с его стремлением поправить это положение и помочь своему окружению, оказавшемуся в такой же ситуации. В 1844–1847 гг. Перовский подал на высочайшее имя ряд записок по крестьянскому вопросу, заслужил тем самым репутацию лидера либеральной бюрократии и навлек на себя подозрение. Его декабристское прошлое лишь усугубляло ситуацию. Помощники Перовского также были в немилости: И. П. Липранди проходил по декабристскому делу, Н. И. Надеждин находился в ссылке за публикацию «Философического письма», В. И. Даль — под арестом за «Русские сказки». Тем не менее, по меткому замечанию Шкерина, Перовскому довольно было раскрытия одного «заговора» [5, с. 216]. С его помощью он обезопасил себя и свое окружение, а раздувать сведения о других петербургских кружках не стал.
Автор приводит также мнения самих петрашевцев о причинах слежки за кружком вообще и их лидером в частности. М. Петрашевский считал, что он мог быть неприятен Николаю I и лично ненавистен министру Перовскому. Кружковец Ф. Львов утверждал, что Петрашевский был одинаково ненавистен Николаю Павловичу и Перовскому, вследствие чего им так заинтересовался Липранди. Нелюбовь к себе Петрашевский заслужил выпущенной в марте 1848 г. литографической запиской «О способах увеличения ценности дворянских или населенных имений», в которой Липранди обнаружил «вольнодумные» предложения, сводившиеся к реформированию крепостнической системы. Кроме того, для Петрашевского была характерна вызывающая манера поведения. В августе 1848 г. Л. Перовский получил уведомление о поведении Петрашевского. «Заговорщики» были арестованы в конце апреля 1848 г. и помещены в Петропавловскую крепость. Первые официальные упоминания о петрашевцах появились в связи с их допросами.
Шкерин обращает внимание читателя на интересный факт: все члены Следственной комиссии по делу петрашевцев, за исключением князя П. П. Гагарина, либо сами состояли в тайных декабристских обществах, либо имели родственников-декабристов. «Не было ли дело петрашевцев одновременно проверкой и для самих следователей?», — задает логичный вопрос автор [5, с. 192]. Он справедливо полагает, что следователи осознавали вздорность обвинений против петрашевцев, но боялись сами угодить под высочайшее подозрение [5, с. 193].
Заслуживает внимания и эпилог книги, в котором автор рассказывает о том, как завершился жизненный путь людей, причастных к делу петрашевцев, — Николая I, братьев Перовских, И. П. Липранди и др. Шкерин очень точно характеризует положение дел в Российской империи при Николае I: «Приближенные, и более всех руководители полицейских ведомств, информировали самодержца не столько о подлинном положении дел, сколько о том, что соответствовало его представлениям и ожиданиям» [5, с. 230].
Отрицательной чертой исследования Шкерина является, на наш взгляд, повышенное внимание автора к предыстории вопроса, которая имеет в книге такой же объем, как и основная часть, посвященная петрашевцам. Излишними представляются нам многие подробности биографий братьев Перовских, графа А. Ф. Орлова, главноуправляющего III отделением А. Х. Бенкендорфа и других.
Подводя итоги, следует сказать, что, несмотря на некоторые недостатки, связанные в том числе с несколько поверхностным использованием историографии, монография В. А. Шкерина представляет собой законченный труд, отличающийся научной новизной. Автор внес большой вклад в изучение дела петрашевцев в России, введя в научный оборот большое количество не известных ранее источников.
Литература:
- Бельчиков Н. Ф. Достоевский в процессе петрашевцев. — М.: Наука, 1971. — 294 с.
- Бешкин Г. Идеи Фурье у Петрашевского и петрашевцев. — Москва; Петроград: Гос. изд-во, 1923. — 74 с.
- Богданович Т. А. Первый революционный кружок николаевской эпохи. Петрашевцы. — Петроград: Новая Россия, 1917. — 43 с.
- Думов А. В. Петрашевцы в Сибири. — Иркутск: Иркутский университет, 1996. — 565 с.
- Шкерин В. А. «Поединок на шпионах»: Дело петрашевцев и политическая провокация в России. — Москва; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2019. — 244 с.
- Evans J. L. The Petrashevskij circle 1845–1849. — Mouton: The Hague, 1974. — 114 p.
