Ключевые слова: электронная демократия, прямая демократия, теория, e-democracy, демократические теории, общественное участие.
Электронная демократия, несмотря на относительную потерю налета новизны данного тренда, остается, однако, в научном, политическом и правовом дискурсах вопросом актуальным и требующим детального исследования, формирования понятийного и категориального аппарата, а также для эффективной имплементации элементов электронной демократии, создания соответствующей нормативно-правовой базы.
Понятие «электронная демократия» в зарубежной и отечественной литературе встречается как в политико-социологическом контексте, так и в политико-правовом.
В первом случае речь идет о новой форме демократии, как способе организации общества и государства, и рассматривается в качестве явления, несколько отличного от теоретических концептов демократии участия (патисипаторной демократии) и делиберативной демократии. Фактически предметом подобного теоретического анализа становятся специфические общественные отношения в плоскости «власть — общество / индивид» через призму активного использования информационных технологий и развития информационного общества. Как отмечает Белоусова В. М., подобная форма демократии предполагает политическую коммуникацию, обеспечиваемую сетевыми компьютерными технологиями [3, с. 88]. В целом, речь идет об особенностях влияния формы на содержание политического дискурса, проблем гражданской активности и политического участия (возможность создания более свободного поля для выражения политической позиции индивида, ориентация на инициативу «снизу» [1]). В рамках данной точки зрения электронная демократия рассматривается, фактически, как качественно новый этап развития демократических форм, своего рода переосмысленное возвращении к модели Афинской демократии с участием большей части населения в процессах принятия политического решения [7, с. 13]. Подводя итог сказанному, в политико-социологическом контексте электронная демократия преимущественно рассматривается с позиции поиска ответа на вопрос «зачем?», вопрос «как?» становится второстепенен, либо сводится к проблеме поиска компромисса и лингвистической определенности выражения позиций участников.
Рассматривая электронную демократию в политико-правовом ключе, основной акцент производится именно на формы организации и реализации институтов участия и взаимодействия общества и государственной власти, т. е. основу научных и практических изысканий составляет именно вопрос «как?». В рамках данной позиции электронная демократия выступает своего рода продолжением развития идей патисипаторной демократии новыми методами, не противопоставляется и не рассматривается в отрыве от представительной демократии, а как бы дополняет ее. Таким образом, электронная демократия представляется набором механизмов коммуникации и реализации ряда государственных функций, объединенных общим признаком — электронно-информационной платформой. Вследствие чего наблюдается не разделение сферы применения таких понятий, как «электронная демократия», «электронное правительство», «Интернет-краудфандинг», «Интернет-агитация» и т. п., что является недопустимым, и создает основу для некорректного применения данных категорий и формирования ошибочной системы правового регулирования подобных явлений.
Следует отметить, что существование подобных позиций не способствует решению главного вопроса: что есть электронная демократия? Обе представленные точки зрения редуцируют содержание данного понятия, создавая перекос в системе понимания и объективной оценки данного явления. Поэтому представляется необходимым поиск нового подхода к данному явлению.
В определенной мере размытость категории «электронная демократия» возможно, объяснить отсутствием в науке и практике единого понимания, точнее общепринятой формулировки сути самой демократии, как явления, затрагивающего сущность организации политического и правового процессов, протекающих в обществе. Как справедливо отмечает Борисов Г. А., подобное способно привести к многочисленным спекуляциям на практике [4, с. 14].
Применительно к демократии можно говорить, как о способе «оформления государственной власти» [4, с. 15] Принято рассматривать данное явление в качестве институциональной формы организации народовластия [9, с. 52]. Выделяются следующие признаки, определяющие складывание демократической формы: реализуется механизм формирования представительных органов государственной и местной власти путем реализации института выборов; существуют механизмы контроля обществом деятельности представительных органов, возможность оказания давления «снизу»; государство придерживается приоритета прав и свобод человека и гражданина, действует в интересах народа, который, чаще всего конституционно, объявляется источников власти [5, с. 7].
Говоря об общественном участии, нельзя не отметить необходимость учета качественной составляющей процедур участия. Исходя из подобной надобности, Р. Даль выделяет следующие черты демократии, которые существенно дополняют понимание сущности данного явления: эффективное участие, создаваемое за счет формирования соответствующей информационной среды, признания за каждым индивидом права на принятие адекватного решения (данную позицию можно рассматривать в качестве ключевого принципа электронной демократии); равенство голосования; «просвещенное понимание», под которым Р. Даль понимает предоставление каждому гражданину равной и, что крайне важно, адекватной возможности для определения и обоснования своей позиции по рассматриваемому вопросу, а также для ее выражения, в соответствие с его истинными интересами [6, с. 156–158].
Фактически сущность демократизации государства сводится к построению такой системы эффективного взаимодействия властных институтов и общества, при которых создаются специальные механизмы народного волеизъявления, защиты признанных прав и свобод гражданина, вне зависимости, ведется ли речь о прямой, или представительной демократии.
Для определения понятия электронной демократии, прежде всего интерес представляет именно прямая демократия. Однако следует сразу внести ряд оговорок. Определяя электронную демократию как вид демократии прямой, не следует противопоставлять ее ни представительной демократии, ни рассматривать ее как замену институту делегирования властных полномочий народным представителям. Действительно эффективная и полная реализация принципов народовластия возможна только посредством создания рационального сочетания инструментов обеих форм. Фактически речь идет о такой системе, которая, сохраняя элементы представительства, расширяет возможности прямого участия с целью повышения качества принимаемых решений и действительной защиты мнений большинства с учетом позиций различных меньшинств, в т. ч. и олигархических группировок, а не наоборот.
На практике возникает своеобразный парадокс: власть принадлежит народу, однако он физически не может осуществлять ее самостоятельно (как это, к примеру, характерно для монархического режима), поэтому делегирует право на управление выборным представителям, которые фактически, имея властные полномочия, не получают права на власть, не имеют возможности присвоения данного пространства. Однако привлекательность власти, стремление ее узурпировать наблюдается постоянно (нельзя не согласиться со сторонниками бихевиористской школы, относительно того, что ситуация «дракон мертв, да здравствует дракон!» объективно неискоренима в силу человеческой природы). Возникает угроза народному суверенитету от лица самих народных представителей, снизить которую может только применение методов общественного контроля, частичное разделению властных полномочий между государственными органами и самим народом. Именно поэтому не представляется возможным говорить о существовании «чистых» форм представительной и прямой демократий. Это порождает некоторое родство с позицией Г. Кельзена (отходя от его приверженности идеям парламентаризма), рассматривавшего демократию в ключе открытого процесса обмена мнениями и принятия решений, основанного на защите равенства и многообразия взглядов, существующих в современном обществе [2], которое на практике невозможно без синергии двух форм демократии.
Исходя из сказанного выше, следует отметить, что выделяемые формы демократии не сводятся только к способу организации властных институтов и степени участия общества в политической жизни государства и нормотворческой деятельности. Важно понимать также и сущностные характеристики данных процессов, что требует объединения двух подходов, отмеченных ранее.
В настоящее время, несмотря на упоминаемое ранее отсутствие четкого определения данного явления, электронную демократию можно рассматривать в качестве формы прямой патисипаторной демократии, реализуемой путем имплементации ИКТ в классические механизмы демократии.
Наиболее приемлемое определение предлагает Грачев М. Н., понимая под электронной демократией такой механизм обеспечения политической коммуникации с применением ИКТ, который наиболее полно способствует реализации принципа народовластия и отвечает сложившимся потребностям информационного общества [8].
Говоря о влиянии информационных технологий на политическую коммуникацию, необходимо подчеркнуть, что происходит формирование электронного взаимодействия между привычными акторами. Вслед за Филатовой О. Г. и Чугуновым А. В. под электронным взаимодействием следует понимать взаимообмен информацией, осуществляющийся между обществом и представителями государственных структур всех уровней посредством использования пространства сети Интернет [10, с. 58]. Применительно к электронной демократии следует, однако, несколько сузить данное определение, и рассматривать только то взаимодействие, целью которого является реализация принципов народовластия и прямого участия граждан в политическом процессе, т. е. перенесение в киберпространство процедур выборов, референдума и т. п. форм участия, о которых более подробно будет сказано в следующем параграфе данной главы.
Литература:
- Абрамова Д. С. Электронная демократия в России [Электронный ресурс] / Д. С. Абрамова // Гуманитарные научные исследования. 2013. № 1. URL: http://human.snauka.ru/2013/01/2145 (Дата обращения: 26.03.2019).
- Антонов М. В. Концепция демократии в контексте чистого учения о праве (к 40-летней годовщине смерти Ганса Кельзена (1881–1973)) [Электронный ресурс] / М. В. Антонов // URL: http://www.perspektivy.info/misl/cenn/koncepcija_demokratii_v_kontekste_chistogo_uchenija_o_prave_k_40-letnej_godovshhine_smerti_gansa_kelzena_1881–1973_2014–09–15.htm (дата обращения 5.04.2018 г.)
- Белоусова В. М. Делиберативная концепция Ю. Хабермаса в контексте систематизации современных моделей демократии / В. М. Белоусова // Вестник Удмуртского университета. 2015. № 4. С. 84–92
- Борисов Г. А. Демократия как феномен государственно-правовой жизни: проблемы становления в переходном обществе / Г. А. Борисов // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: социология, философия, право. 2008. № 8(48). С.13–22.
- Головко А. А. Воздействие права на демократизацию и гуманизацию глобальных общественных процессов [Электронный ресурс] / А. А. Головко // Право и демократия. 2002. № 13. http://elib.bsu.by/bitstream/123456789/23236/1/1_головко.pdf (дата обращения 25.03.2019)
- Даль Р. Демократия и ее критики / Пер. с англ. Под ред. М. В. Ильина. М., 2003. 576 с.
- Корбат Ф. Е. Информационно-коммуникационная революция как возможность перехода к прямой демократии / Ф. Е. Корбат // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Общественные науки. 2014. № 3(31). С.12–18.
- Котова А. И., Денисенко В. В. Делиберативная демократия: обзор концепции Ю. Хабермаса [Электронный ресурс] / А. И. Котова, В. В. Денисенко // URL: https://moluch.ru/conf/law/archive/180/9738/ (дата обращения: 8.03.2019.).
- Нудненко Л. А. Некоторые проблемы определения понятия «демократия» / Л. А. Нудненко // Известия Алтайского государственного университета. 2001. С.52–55.
- Филатова О. Г. Чугунов А. В. Электронное взаимодействие между обществом и властью: формирование концепции и практика реализации в России / О. Г. Филатова, А. В. Чугунов // Управленческое консультирование. 2013. № 8. С.57–67.
