Каждому этноязыковому коллективу присуща национально-специфическая мыслительная деятельность, которая приводит к формированию единственной в своём роде, неповторимой языковой картине мира.
Понятие «картина мира» впервые рассматривается в трудах Л.Витгенштейна, посвящённых исследованиям в области философии и логики. По мнению учёного, мышление имеет речевой характер и является деятельностью со знаками[1].
В лингвистике этот термин появился благодаря Л.Вайсбергу. «В языке конкретного сообщества, писал он, − живёт и воздействует духовное содержание, сокровище знаний, которое по праву называют картиной мира конкретного языка»[2; с. 250].
Но одним из первых лингвистов, кто обратил внимание на национальное содержание языка и мышления, отмечая, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия» был В. фон Гумбольдт [3;с. 324]. По В. фон Гумбольдту «Язык – орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у неё системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль» [4;с.78].
Языковая картина мира в современном понимании – это «общекультурное достояние нации, она структурирована, многоуровнева. Именно языковая картина обусловливает коммуникативное поведение, понимание внешнего мира и внутреннего мира человека. Она отражает способ речемыслительной деятельности, характерной для той или иной эпохи, с её духовными, культурными и национальными ценностями»[5;с.296].
В исследованиях по когнитивной лингвистике принято различать языковую картину мира и концептуальную картину мира и общепринятым является положение о несовпадении этих картин, при этом подчёркивается глобальность, объёмность последней. Концептуальная картина мира как совокупность определённым образом организованных концептов значительно шире и богаче языковой картины мира, поскольку сведения о мире кодируются не только вербально, но и невербально. Концептуальная картина мира – феномен более сложный, чем языковая картина мира, которая вторична по отношению к концептуальной картине мира: национальный язык «живёт» в концептуальной сфере[6; с. 101].
Языковая картина мира выполняет две функции:
1)обозначает основные элементы концептуальной картины мира;
2)эксплицирует средствами языка концептуальную картину мира.
Как известно, пословицы являются одним из языковых способов экспликации определённых этических норм, «кодекса морально-нравственных правил, оценок бытия»[7; с. 15], которые в конечном итоге отражаются в языковой картине мира данного этноязыкового сообщества.
Во многих языках пословицы выражают мораль в виде категорического императива, например в английском языке:
Don’t swap horses in the middle of the stream ‘ Не меняй коней посредине речки’[8; с. 81].
Don’t put the cart before the horse. ‘Не ставь телегу перед лошадью’ [8;с. 79].
Исключением в этом плане, на наш взгляд, является язык урду. Рассматривая пословицы в словаре ‘Feroz-ul lughaat’ [9], можно заметить, что в большинстве случаев, формальное выражение пословиц представлено в сослагательном наклонении (в субъюнктиве). Например:
Aaee aam jaaeelebiidaa‘Хочешь сбить манго – пожертвуй палкой’
Bhore bhulaaee saanjh ghar aaoe o bhuule naakehlaaoe‘бук. Нельзя укорять человека за ошибку, совершённую им, но быстро исправленную ’[9]
Как известно, языковая модальность – одна из тех языковых универсалий, которая присутствует во всех языках мира. Анализ природы и функции модальности способствуют выявлению языкового мышления человека в целом. Наивная картина мира, создаваемая в рамках языка, которая сохраняется и обновляется в культуре и традиции, представляет собой не только систему образов и представлений, но и определённую структуру мира. Если лексика языка выражает образно-аксиологическую составляющую картины мира, то грамматика отвечает за структурные характеристики пространства текста, порождаемого языковой личностью.
В рамках динамично развивающейся когнитивной лингвистики языковая модальность приобретает особое значение. Модальность традиционно определяется как «выражение говорящим отношения к описываемой им ситуации»[10; с.303-304]. Существование определённой и обязательной позиции говорящего по отношению к высказыванию соответствует основному тезису когнитивной лингвистики об интерпретативном характере языкового мышления, когда человек не «отражает» в своих словах окружающую действительность, а представляет её сквозь призму своего восприятия под определённым углом. Интерпретативный характер языкового мышления предполагает существование лингвистических универсалий, производных от лингвокреативной деятельности. Среди подобных универсалий грамматическая категория модальности приобретает важнейшее значение в процессе речепорождения. Следовательно, языковая модальность является не дополнительным, вторичным признаком высказывания, а фундаментальной основой реализации речевой деятельности.
В аспекте когнитивной лингвистики модальность − это необходимость для говорящего «позиционировать» себя по отношению к языковому миру, который он создаёт. Любой речевой акт − это создание говорящим новой уникальной «языковой» реальности, не совпадающей ни с «объективной» реальностью, ни с множеством других языковых миров, т.е. с другими текстами.
Общая когнитивная стратегия языковой модальности – выражение отношения высказывания к действительности – включает в себя три основных аспекта осмысления внеязыковой действительности:
а) реально/нереально;
б) положительно/отрицательно;
в) утвердительно/вопросительно/побудительно.
Все эти три аспекта неразрывно связаны между собой. Например, императив, в большинстве случаев, содержит в себе скрытое косвенное отрицание реальности события. Для выражения побудительного предложения употребляется не только императив, но и другие наклонения, «дублирующие» это сегмент осмысления действительности. В данном случае имеет место вторичная номинация на грамматическом уровне. Так, субъюнктив в урду обнаруживает потенциал для вторичной номинации. Например:
Jis kaa khaaee is kaa gaaee‘Чей хлеб ешь, тому и хвалу воздавай’ [9].
Zaamnnahove baap kaa, ey zaamanii ghar baap kaa ‘Если хочешь иметь хорошего друга, не давай ему в долг’ [9].
Субъюнктив в данном случае подчёркивает «заклинательный» характер этого вида императивного побуждения – объект воздействия пассивен, он отстранён от языковой ситуации, ничего не знает о ней, воздействие происходит помимо его воли.
Это наклонение в урду употребляется для выражения самых разнообразных значений: необходимость, приказ, цель, желание, возможность, сравнение, пожелание и т.д. Примечательно, что в языке дакхини, который был занесён в Южную Индию мусульманскими правителями в ходе завоевания ряда территорий Деканского полуострова, и на основе которого начал оформляться язык урду «как литературный стиль хиндустани», субъюнктив содержал в себе такую же разнообразную семантику, более того он совпадал с семантикой индикатива (изъявительного наклонения) [11]. Но в современном языке такой омонимии не наблюдается.
Когнитивная структура индикатива заключается в описании создаваемой человеком языковой вселенной, реальности, в центре которой он находится. Когнитивный смысл субъюнктива противоположен реальному миру. Эти два наклонения интерпретируют реальность и ирреальность, («бытие-небытие», «мир-антимир»).
Как уже говорилось, развитие языка урду было результатом контакта между индусской и мусульманской устно-разговорной и литературной традициями, т.е. произошёл синтез двух культур. Но «мусульманская культура никогда не могла полностью видоизменить индусскую культуру»[12; с. 320]. Высокий уровень индийской цивилизации способствовал тому, что завоеватели тех или иных областей страны сами попадали под мощное влияние местной культуры. С другой стороны, взаимодействие этнических групп обогащало индийскую цивилизацию, создавало для неё различные дополнительные стимулы, так, к примеру, появилось понятие «индийский ислам»[12; с. 423]. Индийский менталитет никогда не терял контакт с иррациональным, считая его очень важным, сохраняя гибкий баланс между разумом и мистикой, традиционным и новым. Таким образом, именно субъюнктив, интерпретирующий ирреальность, стал формой выражения вторичной грамматической номинацией побуждения в пословицах на урду.
Когнитивная смысл императива отличается от индикатива и субъюнктива. Он выполняет креативную функцию. Он переводит ирреальность в реальность. Ведь любой императив также содержит в себе скрытое отрицание. А императив с эксплицитно выраженным отрицанием даёт свободу действий делать всё, кроме того, что запрещено. «То, что переходит из небытия в бытие, должно стать явью здесь и сейчас».
Также императив не проявляет потенциал вторичной номинации. Формы императива всегда обозначают только императив. Например:
Don’t look a gift horse in the mouth. ‘Не заглядывай даренному коню в рот’ [8; с. 75].
Look before you leap. ‘Посмотри, прежде чем прыгнуть’[8; с. 189].
Однако, согласно функциональной грамматике, модальность, формально выраженная императивом, в пословицах передаёт «обобщённое побуждение», которое «рассчитано «на всех к кому это может относиться», во всех случаях постоянно: «любой всегда так должен поступать». Тот, кто произносит подобную сентенцию, как бы передаёт обобщённый опыт человеческого поведения»[13; с. 86] .
Западная формулировка этических норм в категорическом императиве берёт своё начало с античной традиции. Так, знаменитые мудрецы Древней Греции предписывали правила поведения людей: «Почитай старших», «Обуздывай гнев» (Хилон), «Спеши угодить родителям» (Фалес), «О богах говори: они есть» (Биас) и т.д[ 14; с. 181].
На наш взгляд, английские пословицы, представленные императивом, выражают главное в западном менталитете – достижение поставленной цели. Тогда как для восточного менталитета, главное значение придаётся процессу достижения поставленной цели, что подтверждается высказыванием из знаменитого этического текста древней Индии «Бхагавадгиты»: «Твоим делом должно быть действие, а не результат»[15; с. 369].
Итак, в заключении можно сделать следующие выводы:
1. Пословицы − это один из способов выражения специфических черт этнической ментальности, которая положена в основу языковой картины мира.
2. Языковая модальность, формально выраженная наклонениями, содержит в себе когнитивную природу, т.к. «именно в грамматике отражены основные человеческие концепты, а грамматические категории создают базу для их структурализации» [16; с. 69].
3. Один из основных (центральных) семантических признаков императива – это побуждение к действию, но в пословицах собственно императивное действие переходит к обобщённому значению необходимости и целесообразности всегда поступать определённым образом. Так, из центральной зоны семантического поля императив переходит в периферийную зону.
4. Вторичная номинация на грамматическом уровне свойственна субъюнктиву. Так, формы сослагательного наклонения помимо собственной семантики могут выражать семантику императива.
5. Что касается пословиц в английском языке, то большей частью они выражены категорическим императивом. В английской языковой картине мира таким образам отражается западный менталитет, направленный на достижение поставленной цели, менталитет рационализма и планирования.
6. Пословицы с семантикой побуждения, приказа, необходимости в урду, в основном, выражены формами субъюнктива. В картине мира языка урду таким образом отражается восточный менталитет, который и по сей день сохраняет баланс между реальным и ирреальным, разумом и мистикой, традиционным и новым.
Литература:
1. Вингенштейн Л.Философские работы. Ч.1. М., 1994
2. Радченко О.А. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства, М., 1997, Т.1
3. Гумбольдт В.фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985
4. Гумбольдт В.фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984
5. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику. М.: Флинта, Наука, 2007
6. Гришаева Л.И. Введение в теорию межкультурной коммуникации/Л.И.Гришаева, Л.В.Цурикова, Воронежский гос.ун-т. – Воронеж, 2004
7. Телия В.Н. Основные постулаты лингвокультурологии// Филология и культура: Материалы II Международной конференции/ Отв.ред. Н.Н.Болдырев; редкол. Е.С.Кубрякова и др.: В 3ч. Ч.III. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р.Державина, 1999
8. Английские и русские пословицы и поговорки в иллюстрациях, М.: Просвещение, 1995
9. Maolaviy Ferozuddin, Feroz-ul lughaat, Ejukeishnl publishing haaus Dehlii, 1997 (на урду).
10. Модальность//Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 1998
11. Шаматов А.Н. Классический дакхини (Южный хиндустани XVII в.), М.: Наука, 1974
12. Луния Б.Н. История индийской культуры с древних веков до наших дней, М., Изд.-во ин. лит.-ры, 1960
13. Бондарко А.В. Теория функциональной грамматики, темпоральность, модальность. Л., 1990
14. Всё об этикете. Книга о нормах поведения в любых жизненных ситуациях. Ростов н/Д.: Феникс, 1995
15. Бэшем А. Чудо, которым была Индия. М.: Наука, 1977
16. Тихонова Н. Концепт в системе современных лингвистических представлений //Семантика языковых единиц: Докл. VI Междунар.науч.конф. Т.1.- М., 1998, с.67-69
