После установления в Ташкенте царской власти административные преобразования оказали влияние также и на социальную жизнь населения. Царское правительство разработало программу действий в целях насаждения своей политики и развития у населения лояльности к имперским властям. Для этого, в первую очередь, надо было заслужить доверие у народа. А в социальную жизнь населения можно было войти двумя путями: политическим и правовым. Для этого местному населению были представлены некоторые права и полномочия. В частности, несмотря на то, что Ташкент оставался под контролем городского начальника, ведшего свою деятельность на основе имперского законодательства, была внедрена практика избрания представителей из местного населения на административные должности местного значения. Им были присуждены некоторые полномочия в городском управлении, в системе права и внутреннего порядка. Не выходя за рамки постановлений российского правительства, они имели право внедрять местные правила. Например, по новому были сформулированы функции таких должностей, как аксакал, йигит (миршаб), элликбоши и т. п. В правовой системе была сохранена деятельность казийских судов. Их полномочия были установлены согласно законам российского правительства. Но вместе с этим, городской начальник имел широкие права в решении административных, правовых, социальных и других вопросов.
В городе Ташкенте местное население вело традиционный образ жизни и система махаллинского управления занимала в ней важную роль. Социально-правовые вопросы решались с участием аксакалов и казиев шариата (казий-аглам). После установления власти Российской империи в Ташкенте появилась ещё одна система, дающая населению возможность воспользоваться ею в своих интересах. Эта система, в целях быстрого привлечения представителей местных народов на сторону новой власти, начала заниматься решением социально-правовых проблем в жизни населения. Население в надежде на решение своих проблем стало обращаться в суды царской администрации с заявлениями и жалобными письмами.
В обращениях населения старогородской части Ташкента имперской администрации, в частности, начальнику города, отражена своеобразная реальная историческая действительность, так как эти жалобы и обращения отражали в себе жизненные проблемы людей различного уровня и разных сословий.
В обращениях населения старогородской части Ташкента к городскому правителю нашли свое отражение семейные, имущественные, административные, правовые и другие вопросы.
После экспансии Российской империей большой части Кокандского ханства, в частности города Ташкента, образовалась своеобразная граница между ханством и империей. В результате население, связанное вековыми родственными узами, разделилось. В частности, новые правила появились в тот момент, когда Отабек, сын Абулкосимбека, из города Маргелана и Ойхонимбиби, дочь Косимбека, из Ташкента решили создать семью. Ойхонимбиби в своем обращении ташкентскому градоначальнику просит дать её мужу Отабеку разрешение на проживание в Ташкенте, который являлся владением российского царя. Из этого обращения можно понять, что получение гражданства России требовало определенной оплаты. Так как Ойханимбиби в своем письме указывает, что Отабек в течении двух лет проживал в городе Ташкенте и платил правительству деньги («акча»), очевидно, она надеялась, что именно этот факт может позволить её мужу получить разрешение остаться в Ташкенте [1, л. 55].
После того, как Российская империя установила свое управление на большой части территории Кокандского ханства, в жизни населения возникло множество проблем. В вышеуказанном примере мы стали свидетелями одной из таких проблем. В другом документе Кудратиллабай, сын Мирхалимбая, из Ташкента в своем обращении начальнику Ташкента писал, что он всю жизнь работал землемером (танобчи, обмерявший посевы) в Уратюбе, который был владением царя. В продолжении письма он заявляет, что в данное время уволился с работы и желает посетить своих детей и родственников, находящихся в городе Коканде. В своем письме он просит Туркестанского генерал-губернатора (в то время данный пост занимал К. П. Кауфман) написать какое-нибудь письмо на имя кокандского хана Худоёр-хана. В этом письме надо было указать род деятельности Кудратилла-бая, сына Мирхалим-бая, в Туркестанском генерал-губернаторстве, чтобы его посещение Коканда не вызвало сомнение у ханской администрации [1, л. 56]. Из этого обращения можно прийти к выводу, что местное население Туркестанского генерал-губернаторства и Кокандского ханства стремилось официально оформлять свое прибытие на территорию этих государств. Кокандский хан обращал внимание на наличие письма от губернатора у посещаемых и обеспечивал их безопасность, так как не хотел осложнений в отношениях с администрацией К. П. Кауфмана. Жалобщики, в целях быстрого решения своих проблем, приезжали в столицу и обращались непосредственно к ташкентскому градоначальнику.
Письма представителей населения, намеренных посетить территорию Кокандского ханства, от имени городского начальника Ташкента направлялись наибам (правители маленьких владений) бекств (административная единица) Кокандского ханства. В следующем обращении мы можем увидеть данное положение:
«Обращение службе полковника Мединского. Я Абдул Али сын Азиз Мухаммада, проживающий в Тефамахалле массива Кукча с убедительной просьбой заявляю вам о том, что у меня остались деньги на сумму в 30 золотых у Нурджана сына Бешкат мирза, проживающего в городе Намангане. В связи с этим я прошу Вас, милого господина, о том, чтобы вы написали какую-нибудь записку на имя наиба Коканда. Дабы с вашим благородным письмом я мог бы посетить Коканд и вернуть своих 30 золотых» [2, л. 127]. В обращении некий Абдул Али сын Азиз Мухаммада из массива Кукча просит В. Ю. Мединского обеспечить его письмом, чтобы он спокойно мог находиться в городе Намангане. Благодаря этому документу Абдул Али сын Азиз Мухаммада мог бы спокойно передвигаться на территории города Намангана, который входил в состав Кокандского ханства. Ввиду записки от градоначальника, имперская администрация обеспечивала его правовой гарантией.
Но трудно сказать, что границы между Кокандским ханством и Туркестанским генерал-губернаторством были четко выделены. Горные массивы оставались открытыми. В одном документе нашло свое отражение обращение некого Муса Мухаммад-бая сын Байзак-бая, проживающего в массиве Бешагач, военому губернатору Сырдарьинской области, которое включает в себе следующее:
«Обращение уважаемому, усердному и высокопоставленному военному губернатору господину генерал-губернатору Головачёву от Муса Мухаммад-бая, сына Байзак-бая, из массива Бешагач.
Я, бедный человек, осведомляю вас, почтенного и высокопоставленного господина, о том, что в 1874 году, в горной местности Зийрак (кишлак на территории современного Бустанлыкского района Ташкентской области — О. Т.), я отдал своих 300 овец и 4 ослов двум чабанам. Этих чабанов убил человек по имени Иса с двумя своими попутчиками из села Бручмулла Кураминского уезда (кишлак находится на территории современного Бустанлыкского района — О. Т.) и погнал мой скот в сторону кокандского ханства. Он продал их там кыргызу по имени Хаят Мухаммад, проживавшему в городе Чусте (город в период Кокандского ханства подчинялся Наманганскому бекству — О.Т.) вблизи Коканда. Это дело было рассмотрено в прошлом следователем, на основе вашего благородного письма он был доставлен сюда из города Чуста и арестован. Следователь письменно зафиксировал все содеянные преступником дела и передал в соответсвующие инстанции. Правда в этом деле была известна вам, господин. В настоящее время Иса, который убил моих людей и был арестован, выпущен на свободу. По этой причине я умоляю Вас достопочтенного осведомить меня какова оказалась судьба моего дела и по какой причине этот вор был выпущен на свободу. Так как этот преступник причинил мне вред и я долгое время, оставив свои дела, был занят раскрытием его преступления. В это время мои дети были вынуждены ограничить себя в еде и прочих расходах, так как большая часть моего времени была потрачена на него.
Ноябрь, 1875 г.» [3, л. 17].
Значит, у Муса Мухаммад-бая, сына Байзак-бая, из массива Бешагач имелось 300 голов овец. Воры, которые украли их, погнали стадо через горные массивы на территорию Кокандского ханства и продали их там. Таким образом, они спокойно могли перейти с территории Туркестанского генерал-губернаторства на территорию Кокандского ханства.
Также можно наблюдать обращения и жалобы городскому начальнику Ташкента от женщин, которые искали решение социально-экономических проблем, появившихся в их жизни. В некоторых архивных документах мы можем быть свидетелями данного положения. Разумеется, мы не можем утверждать, что была разработана конкретная форма по написанию обращений. Но, по имеющимся у нас архивным документам, нетрудно догадаться, что были «специалисты», которые составляли письменные тексты на основе предыдущих образцов. В одном из таких писем от 1878 года нашло свое отражение обращение начальнику города от Озодбиби, дочери мирзо Ёкуббая. Она была женой Дададжанбая, жившего в массиве Бешагач. В обращении Озодбиби можно проследить проблему наследства, которая была очень важной в большинстве городских семей. Она несколько раз обращалась со своими письмами городскому начальнику (в то время городским начальником был Э. П. Пукалов). Несмотря на то, что её обращения касались только одного вопроса, в стиле их изложения можно увидеть различия [4, л. 86 и 120]. Поздние обращения Озодбиби имеют более конкретный смысл. В них говорится, что её муж Дададжан-бай в течение трёх лет был болен и прикован к постели, в результате чего умер. В последние годы его жизни сыновья мужа от другой жены (вероятно дети от старшей жены Дададжан-бая — О.Т.) Бокиджан, Сокиджан и Тураджан получили от отца деньги на сумму в 4600 золотых. Кроме того, от Дададжан-бая в качестве наследства потомкам остались одна мельница, четыре дома с двором, один дворец, два сада, небольшое село с земельным участком, десять лавок и большой запас зерна в его амбаре. Но из этого наследства Озодбиби и её одиннадцатилетняя дочь вместе получили только деньги на сумму в 60 золотых по решению казия Шариф-ходжа (Казий массива Шайхантахур города Ташкента) и некого Инагам-ходжа, а также аксакала Азиз-ходжа, принятого в медресе Кукальдаш. В продолжении обращения Озодбиби пишет следующим образом: «на следующий день она отправила людей за предназначенной мне пшеницей и люди казия с сыновьями мужа дали зерно только в размере одного хума (большой глиняный кувшин для хранения воды, масла и т. п.). Вруках этих байских сыночков (сыновья мужа) имеется 300 батманов (мера веса, колебавшаяся в разных местах Узбекистана от 2 до 11 пудов) неочищенного риса, 150 батманов пшеницы, 50 батманов льна. Несмотря на наличие у них такого большого запаса отправили мне очень мало в размере одного пуда» [4, л. 120]. Данная система не смогла установить судебную справедливость, так как не ставила перед собой цель обеспечения прав человека или интересов народа. Она в первую очередь стремилась показать превосходство законов российского правительства перед нормами шариата. Озодбиби, дочь Мирзо Ёкуббая, в условиях правового плюрализма лишь хотела воспользоваться сложившейся ситуацией в своих интересах. Она надеялась не на справедливость правительства, а на решение, соответсвующее её интересам. Посредством таких обращений и жалоб были раскрыты условия социальной жизни населения.
Женщина по имени Рухсора, проживавшая на массиве Себзар, в своем обращении от 1878 года пишет о том, что прошло 6 лет после смерти её мужа. Она пишет, что у неё есть две дочери и от её мужа остались деньги в размере 300 золотых. Но эти деньги хранились у человека по имени Дада-бай кары, который являлся попечителем дочерей. После того как умер Дада-бай кары, Рухсора пошла получить деньги, но Ахмад — сын Дада-бай кары, отдал Рухсоре только 90 золотых и сказал, что ничего не знает об оставшейся сумме [5, л. 95]. Несмотря на то, что при возникновении таких проблемных вопросов, касающихся социальной жизни населении старогородской части Ташкента, люди обращались именно к представителям русской администрации города, их решением занимались казийские суды, которые являлись местной судебной организацией. В случаях, когда стороны не были согласны с решением казийских судов, люди обращались в царскую администрацию. Та в свою очередь, удовлетворяя каким-нибудь образом претензии одной из сторон, завоёвывала авторитет перед народом.
В следующем документе можно увидеть тяжелую участь женщин, живших в условиях российской колониальной политики. Данный документ включает обращение Ораста Нусратбиби, которая находилась в заключении, к начальнику Ташкента Э. П. Пукалову. Эта женщина задолжала Азиму саркору 224 рубля и не смогла оплатить свой долг. В результате этого она находилась в тюрьме в течение полутора месяцев. Но здесь обращение Орастабиби затрагивает другую проблему. В частности, она пишет: «У меня был муж по имени Росул Мухаммад в махалле Шайхантохур. После того как меня арестовали, он развелся со мной (дал мне талак) (слово «талак» в словаре имеет значение «развязывание материального и духовного узла»). Он был должен мне сумму в размере 200 рублей в качестве махра(средство, выделявшееся женихом невесте при заключении брака и считавшееся в дальнейшем её собственностью). Я потребовала у него мои деньги, и он отказался их отдать мне. Если бы он отдал мои деньги, я бы заплатила долг. В результате меня бы освободили от заключения. В связи с этим, я надеюсь на вас, мой высокопоставленный господин, что вы по свидетельству казиев и меня, позовете моего мужа и поможете мне получить мои деньги в размере 200 рублей, а также поможете мне получить письмо, подтверждающее развод. По этому письму я по своей воле могла бы выйти замуж ещё раз. Желая вам только добра и умоляя о вашем благополучии, я, Нусратбиби, ставлю свою подпись 8 мезона 1878 года» [4, л. 158]. Прежде чем остановиться на вышеуказанных вещах, следует узнать о том, что такое таляк и махр. Согласно шариату, «расторжение брака специальным словом или подвергание изъяну его правильности называется — таляк» [6, с. 309]. А махром называется имущество или товар, возложенный на мужа после того как устанавливаются супружеские отношения согласно брачному союзу (никах). Некоторые улемы считают, что у махра есть десять названий. Но в Средней Азии распространилось слово «махр» [6, с. 129]. Значит Росул Мухаммад дал развод (таляк) Нусратбиби после того, как её арестовали. Но в течение супружеской жизни он так и не отдал ей сумму, которую обязали ему в качестве махра. Его бывшая жена хотела получить деньги, которые должен ей её муж в качестве махра. Получив эти деньги, женщина планировала заплатить вексельную сумму (вексель —законным образом заверенный документ, в котором указана юридическая задолженность), которая стала причиной её ареста и выйти на свободу. Наличие таких событий в социальной жизни городского населения свидетельствует о тяжелых жизненных условиях колониального Ташкента. Кроме того, экономические трудности могли вызвать социальные проблемы. В другом документе содержатся сведения о другом человеке, который в результате своей задолженности был арестован. Некий Мирмусо, сын Мирисо, обратился с письмом к начальнику Ташкента в 1878 году. Как говорится в обращении, Мирмусо в целях покрытия задолженности своего брата Миряхъя, находящегося в заключении, отдал в залог свой дом и сад некому Садыку и получил бумагу с печатью казия массива о том, что заплатил деньги. Но даже после этого его брат не был освобожден от гауптвахты и находился там в течение 7 месяцев, так как Садык потребовал ещё денег. Мирмусо пишет, что у брата есть трое детей и они оказались в трудном положении, и просит освободить его [4, л. 261]. Можно привести ещё много примеров об обращении людей к городскому начальнику по вопросам взаимного расчета и задолженности. Основной причиной возникновения таких проблем среди населения можно назвать неправильную экономическую политику имперской администрации. Властям было выгодно использовать трудное экономическое положение местного населения. Они направляли все средства на постройку объектов только в «новом городе», укрепление колониальной политики и рост военной мощи. Имперские власти поддерживали состоятельную часть населения и создавали им условия. В целом, различные политические и правовые «меры» не позволили объединиться различным слоям местного населения. Простой народ, оказавшийся в трудном положении, обращаясь к российской администрации, стремился решать свои социальные проблемы, что послужило укреплению имперской политики в городе.
В социальной жизни населения вопросы семьи считались одними из главных. Родители стремятся всегда обеспечить достойную жизнь своим чадам. Сотрудничество между государством и обществом в решении семейных проблем в Центральной Азии имело важное значение. Так как в этом регионе в течении многих столетий население отдавало приоритет многим ценностям гражданского общества. Население придерживалось данной традиции также в период правления имперской России. В частности, в 1872 году житель махалли Кукча Курбан-бай, сын Базар-бая, и его жена Саида обратились к начальнику Ташкента полковнику В.Мединскому следующим образом: «... в1869 году наша дочь была помолвлена (нон-синди) с Насреддином, сыном мулло Содика из Бухары. Он обещал нам остаться в Ташкенте и служить нам как наш родной сын. Обещал также открыть свое дело здесь и построить свой дом. Но после помолвки этот плохой человек и неуч украл нашу дочь и убежал в город Аулияата (современный город Тараз на территории Республики Казахстан — О.Т.)». Бедные родители не предприняли никаких мер, посчитав, что «если молодые любят друг друга, пусть живут вместе. Лишь бы были здоровыми». Отец девушки, то есть Курбан-бай, сын Базар-бая, по одному делу едет в город Аулияата и там встречается со своей дочерью. Курбан-бай просит своего зятя дать разрешение своей жене поехать вместе с ним в Ташкент и посетить родственников. Но Насреддин не дает свое согласие на это. Он даже грубо обращается со своим тестем, кричит и угрожает ему. Курбан-бай заканчивает свое обращение таким образом: «Мы надеемся на высокопоставленного нашего начальника, чтобы он написал письмо городскому начальнику Аулияаты, а также оказал влияние на мужа нашей дочери, чтобы они с женой посетили Ташкент и прочитали Коран на имя наших родственников, умерших в результате холеры» [1, л. 318]. Несмотря на такое положение, отец все-таки прощает своего зятя для счастья своей дочери. Их единственное требование к Насреддину заключалось в том, чтобы он дал разрешение своей жене посетить дом родственников. В этих целях он просит оказать содействие («бумажное милосердие») от городской администрации Ташкента городскому начальнику города Аулияаты, чтобы он создал Насреддину и его супруге условия для посещения Ташкента. Из этого документа можно понять, что население обеспечивало участие правительства в событиях, имевших место в обществе, и хотело решить проблемы мирно.
В обращениях населения к начальнику Ташкента также можно найти ряд жалоб по вопросам наследства. Реальная историческая действительность, нашедшая свое отражение в этих письмах, дает нам возможность представить картину социальной жизни того периода. В частности, следующее обращение было направлено начальнику города Ташкента Э. П. Пукалову в 1878 году.
Я Оташайх, сын мулло Хасана мирзо, житель города Ташкента из массива Кукча, заявляю о том, что мой отец ушел в город Кашгар (город на территории СУАР в КНР — О.Т.) 14 лет назад и поступил на службу к состоятельному Мухаммаду Якуб-беку в качестве мирзо (секретарь) и проживал там. Два года назад он умер. Его жена была из Пскента, который входит в состав Кураминского уезда, и вышла замуж за некоего мулло Низома, который был на службе у Мухаммада Якуб-бека после смерти моего отца. В прошлом году, после мутных событий в городе Кашгаре, эта женщина из Пскента убежала со своим мужом и прибыла в город Пскент (современный город Пскент на территории Ташкентской области — О. Т.). И в один день один человек принес доверительное письмо, в котором говорилось, что после мулло Хасана остался несовершеннолетний мальчик-наследник. Мать мальчика на основе доверительного письма требует от нас наследства для несовершеннолетнего от оставшегося имущества нашего отца в Ташкентском вилояте. В связи с этим мы обращаемся к вам, достопочтенному, о том, чтобы этот представитель представил нам этого мальчика, оставшегося от нашего отца, для того чтобы он присоединился к родственникам и близким здесь. После этого мы отдадим ему его долю из нашего большого дома и сада, но с тем условием, что это имущество останется у меня, пока мой брат не достигнет совершеннолетия. Это для того чтобы его имущество не потерялось. Также мы не согласны на то, что она отправила этого представителя за наследством. Пока мать мальчика не докажет нам, что она родила мальчика от нашего отца согласно шариату, мы не отдадим наследство заглазно. Так как пять-шесть наследников, находящихся здесь, известны и некоторые из них достигли совершеннолетия. Один небольшой дом и большой сад, оставшиеся от нашего отца, до сих пор не разделены между наследниками. Также мы жалуемся вам на то, что наш отец мулло Хасан работал в Кашгаре у этого богатого человека в течение 14 лет и наверное собрал определенное количество имущества и денег. На это наследстве мы также имеем право. Мы жалуемся вам на то, что наверняка наша мачеха из Кашгара, находящаяся в Пскенте, владеет имуществом нашего отца. Я подтверждаю все написанное выше и ставлю свою подпись в ожидании вашей воли» [4, л. 269].
Вышеуказанный документ дает нам сведения о нескольких исторических явлениях. В частности, представители населения Ташкента работали на разных служебных должностях в различных местах в период ханства (это можно увидеть и в других документах), к проблемам наследства отношение было серьёзное, а также после ликвидации Кокандского ханства город Кашгар оказался в трудном положении как и другие регионы и т. п. Оташайх сын мулло Хасана в своем обращении, сам не подозревая, раскрывает нам определенные явления. Разумеется, обращения имели субъективный характер. Но, несмотря на это, обращавщиеся открыто освещали моменты, связанные со своими интересами.
Среди населения города Ташкента большинство составляли люди, занимающиеся крестьянством, торговлей и ремеслом. В ремесленном производстве важное место занимала традиция мастер-ученик (усто-шогирд), свойственная народам Востока. Некоторые виды ремесла переходили из поколение в поколение. Также были виды ремесла, которым мастера учили своих учеников. Здесь ученик в какой-то степени поручался мастеру. Ученик, который овладевал достаточным мастерством, получал жалованье от мастера. Именно в вопросах жалованья иногда возникали проблемы между мастером и отцом ученика. В таких случаях отец пытался отдать своего сына другому мастеру. Но прямо уйти от одного мастера к другому было нельзя. Здесь надо было получить согласие своего сына и его мастера. Во второй половине XIX века представители царской администрации вмешивались в решение таких проблем. В одном обращении Сайфиддин, сын Мирзахамида, излагает свою жалобу таким образом «в 1875 году мой отец отдал меня некоему Саид-ходже, сыну Нигмат-ходжи, когда мне было 14 лет, чтобы он меня научил ремеслу». Но спустя три года его отец в своем обращении начальнику города заявляет о том, что он отдает своего сына другому мастеру. В связи с этим, Сайфиддин пишет (вероятно по указанию своего мастера) о том, что три месяца назад он получил от своего мастера 50 золотых и отдал своему отцу. Также он пишет, что он не маленький мальчик, ему уже 17 лет и он хочет остаться работать со своим мастером ещё на пять лет. Вдобавок он заявляет, что не видел ничего плохого со стороны своего мастера и доволен им [5, л. 101]. Документ дает нам сведения о том, каким образом переходили от поколение в поколение виды ремесла, которые являлись основным занятием городского населения, в частности о сроках и процессах обучения ремеслу в Ташкенте во второй половине XIX века. На основе исторического положения, изложенного в обращении, можно представить маленькую картину из жизни ремесленников, которая напоминает деятельность цехов в истории Европы.
Ещё одно обращение от 1874 года было написано от имени братьев Мухаммада Карима, Абдулрахима, Махмуда, Мухаммада Иброхима, Мирзы Ахмада и Нормухаммада Абдульгафура, которые являлись сыновьями Бердибек саркора из махалли Себзар, мужественно защищавшего Ташкент от атак Российской империи в 1865 году. Бердибек был одним из влиятельных людей города Ташкента и занимал должность саркора. Слово «саркор» имеет персидские корни и означает «глава, руководитель», «надзиратель» и «управляющий». В Кокандском ханстве саркор занимался сбором налогов у различных слоев населения, а также освобождением определенных личностей от налогов и обеспечением военных, а также рядовых граждан, зерном [7, с. 209]. В 1865 году такие люди, как Салих-бек дадхах, Халим-бай мирза, Музаффар-ходжа, Мирза Охун выступили против подписания документа о добровольном присоединении населения Ташкента к Российской империи, сфабрикованного генералом А.Черняевым в целях оправдания своих действий в глазах мировой общественности. В результате семь человек были сосланы в Сибирь, точнее в Томскую губернию. Историк Х. Зияев пишет о том, что в декабре 1867 года двое из репрессированных умерли и пять человек остались в живых. Он приводит имена оставшихся в живых. Отсутствие там имени Берди-бек саркора свидетельствует о том, что одним из умерших являлся как раз он. Но спустя немного времени Салих-бек дадхах также умер в Томске. Остальные четыре человека, в частности, мулло мирзо Агзам Охун, мулло Музаффар-ходжа, Халим-бай мирзо и Азим Файз-байвачча в 1868 году, по требованию населения, были отправлены на свою родину [8, с. 186–187]. Обратившиеся к городскому начальнику сыновья Берди-бека саркора дают сведения о том, что Черняев отправил их отца в Сибирь, где он позже умер.
В обращении сыновья Берди-бек саркора осведомили городского начальника о том, что их отец, до установлении царской власти в Ташкенте, отдал Файзи-баю и Гази-баю, сыну Ниёзмухаммада, 2000 золотых, а также серебряных монет на сумму в 5000 золотых. В этой операции они участвовали лично и некий Пирисак-ходжа является свидетелем. Человек по имени Мухаммад Али отнёс эти деньги получателям и Файзи-бай с Гази-баем заверили получение, поставив свои подписи в тетради. Именно эта тетрадь хранилась у мачехи авторов обращения, то есть у жены Берди-бека саркара. Эта женщина после смерти своего мужа выходит замуж за Пирисак-ходжа. Как пишут сыновья Бердибека саркора, они боялись политики российского правительства и не жаловались официально до 1874 года. Теперь, надеясь на «справедливость правительства», они надеются вернуть свои деньги. Они заявляют, что Пирисак-ходжа заодно с этими двумя, также в конце добавляют, что, и по шариату, и по поставлению правительства, они правы и надеются на справедливое решение [9, л. 1]. Вначале местное население боялось и избегало прямых обращений с жалобами в колониальную администрацию Российской империи. Такое положение вначале совпадало и с интересам империи. Далее, когда имперская администрация дала простому населению «возможность» прямых обращений, многие люди начали пользоваться случаем в своих интересах. В результате они начали обращаться к колониальной администрации с различными жалобами и апелляциями, в которых можно увидеть отражение социальной истории того времени.
Если на основе обращений, направленных в колониальную администрацию, можно в общем ракурсе представить социальную историю, то в изучении их как источника следует учитывать субъективные моменты, касающиеся личной жизни их авторов. Но несмотря на это, авторы таких обращений в рамках своих интересов все-таки смогли описать социальную реальность, в частности, взаимоотношения государства с населением в социальных вопросах. Из этих обращений можно понять, что имперская администрация, опираясь на жалобы и обращения местного населения, пыталась установить новые правила на территории старогородской части Ташкента. Чтобы добиться этого имперские власти создали благоприятные условия для того, чтобы население обращалось к ним со своими жалобами.
Литература:
- Центральный Государственный Архив Республики Узбекистана, фонд 36, опись 1, дело 851.
- Центральный Государственный Архив Республики Узбекистана, фонд 36, опись 1, дело 1181.
- Центральный Государственный Архив Республики Узбекистана, фонд 36, опись 1, дело 1182.
- Центральный Государственный Архив Республики Узбекистана, фонд 36, опись 1, дело 1472.
- Центральный Государственный Архив Республики Узбекистана, фонд 36, опись 1, дело 1500.
- Шайх Муҳаммад Содиқ Муҳаммад Юсуф. Ҳадис ва ҳаёт. — Тошкент.: Шарқ, 2008.
- Қодиров Б., Матяқубов Х. Ўзбекистон тарихидан изоҳли луғат. – Тошкент, 2010.
- Зиёев Ҳ. Туркистонда Россия тажовузи ва ҳукмронлигига қарши кураш. — Тошкент, Шарқ, 1998, 186–187 бетлар.
- Центральный Государственный Архив Республики Узбекистана, фонд 36, опись 1, дело 958.
