Политический феномен «квазигосударств» и его восприятие элитой России

Необходимо констатировать, что политика России в отношении непризнанных государств хотя и является составной частью стратегии развития страны, однако ни на уровне политической элиты, ни на уровне научного сообщества до настоящего времени она так и не нашла однозначного выраженной стратегической линии[1]. Как ни парадоксально это может звучать, но и пятидневная война в Южной Осетии, в результате которой Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии, не привела к переосмыслению элитой стратегии в отношении защиты прав и интересов собственных граждан, проживающих на иностранных территориях.

Для грузинских и большей части молдавских политологов Россия выступает как колониальная держава. Для абхазских же историков и политологов Абхазия видится форпостом российского влияния на Большом Кавказе и т.д.[2] Если встать на позиции территориальной целостности и защиты государственного единства СССР, то можно оправдать позицию абхазов (что с успехом и делают историки и политологи этой республики) как защиту территориальной целостности Союза ССР от сепаратистских поползновений Грузии[3]. В 1990-е годы распад СССР и становление нового государства — Российской Федерации — воспринимались в России как явления революционные, а новый опыт противопоставлялся советскому. В новом десятилетии на первый план вышло стремление представить историю страны как непрерывный процесс, не обусловленный внешними влияниями.

В данном аспекте трудно переоценить важность системного изучения национальной истории кавказских народов, их культурных и ментальных особенностей. Их совокупность «выражает душу народа, представляет синтез всего его прошлого, наследство всех его предков и побудительные причины его поведения. Без предварительного знания духовного склада народа история его жизни кажется каким-то хаосом событий, управляемых одной случайностью. Напротив, когда душа народа нам известна, то жизнь его представляется правильным и фатальным следствием из его психологических черт. Во всех проявлениях наций мы находим всегда, что неизменная душа расы сама ткёт свою собственную судьбу», подчеркивал еще Г. Лебон[4].

Права человека и право народов на самоопределение перестали восприниматься как значимые идеологические ресурсы. В последние годы в  дискурсе российских политиков отчетливо выражена позиция, что окружающий страну мир, так или иначе, изображается как арена противостояния с одними и сотрудничества с другими   государствами, в том числе и с непризнанными международным сообществом Абхазией, Южной Осетией и Приднестровьем, хотя и здесь мнения внутри политической элиты различны. Упомянутый дискурс характерен не только для левых, но и для правых политиков, представляющих различные ветви партии власти.

К примеру, в марте 2008 года депутаты Государственной Думы РФ уже обращались к президенту и правительству с предложением "рассмотреть вопрос о целесообразности признания независимости Абхазии и Южной Осетии". Мэр Москвы Юрий Лужков в июне 2008 года в ходе Санкт-Петербургского саммита, отвечая на вопрос грузинских журналистов, дал совет Тбилиси признать независимость Абхазии и Южной Осетии (поскольку "это не родственные Грузии народы, а процесс суверенизации идет по всему миру"). В данном случае Лужков выражал мнение не только как политик, но и как многолетний лоббист московских фирм скупающих в Абхазии объекты недвижимости, которые Грузия при смене власти в непризнанной республике грозится конфисковать. Так переплетаются экономические и политические интересы российской элиты.

Политолог Станислав Белковский, создатель российского Института национальной стратегии утверждает: «Когда Путин пришел к власти, Россия была полноценной региональной державой. Это была главная политическая сила на территории бывшего Советского Союза. Ни один режим – от Украины до Средней Азии – не мог сформироваться без согласия России. А режимы, занимавшие антироссийские позиции, например, Эльчибея в Азербайджане или Гамсахурдиа в Грузии, долго не существовали.

Сегодня все больше стран при определении своей собственной судьбы, своих перспектив отворачиваются от России. Вся имперская идеология приходится только на пропаганду, реальная политика выглядит по-другому»[5]. В 90-е годы XX века российская элита допустила немало промахов, пытаясь превратить постсоветские страны в зону своего влияния и доминирования, в результате после признания Абхазии и Южной Осетии вначале  Москва де факто осталась в геополитическом одиночестве.

Томас де Ваал в связи с этим замечает: «В Москве, так же как и в других столицах, политика страдает оттого, что принятие политических решений “по подряду” передается различным действующим лицам, выполняющим различные программы. При президенте Путине российская политика более скоординирована, чем когда бы то ни было, но она все еще несет на себе отпечатки периода, когда в Москве существовало не менее полудюжины центров кавказской политики – будь то Совет безопасности в Кремле, МИД, нефтяные компании и – особенно – Министерство обороны. Здесь дислоцировалось немало военных подразделений задолго до того, как Россия открыла посольства в столицах южнокавказских республик, и их влияние здесь до сих пор сильно»[6].

Доктор политических наук А.Д. Богатуров замечает: «Пусть хрупкая, но единая Грузия могла быть более восприимчивой к голосам из России. Правда, для этого надо было еще с конца 1980-х «возиться» с ее руководством – капризным, самодовольным и (за исключением Шеварднадзе) не способным к государственному управлению. Уговаривать, льстить, хитрить, изворачиваться, оказывать направленную помощь. Мы этим пренебрегли. Сегодня это делают американцы»[7]. В эти же годы Российской Федерацией были достигнуты и определенные успехи.

Россия играла очень активную роль при проведении миротворческих операций в зонах вооруженных конфликтов. Роль страны была главенствующей в прекращении вооруженной стадии во всех без исключения этнических противоборствах на постсоветском пространстве. Лишь в косовском конфликте Россия шла в фарватере политики стран Запада, а ее собственная роль была незначительной[8].

Литература:

1.    Непризнанные государства: возможности и вызовы XXI века // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 12. С. 64-81.

2.    Трапш Н.А. Экономика в режиме санкций (экономическая модель постсоветской Абхазии) //Социально-политическая ситуация на Кавказе: история, современность, перспективы. -М., 2001. С.133-138.

3.    Гуния Ч.Х. Геополитическое положение Абхазии в прошлом и современных условиях //Современное положение Чечни. Южнороссийское обозрение.- Ростов н/Д., 2001. № 4. С. 103-113; Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география. -М.: Аспект Пресс, 2001; Бройдо А.И. Этнопсихологические факторы абхазского сопротивления в вооруженном конфликте 1992-1993 гг. // Преподавание истории в школе. М., 2007. № 10. С. 40-43; Бройдо А.И. Великая Отечественная война и этнопсихология абхазов: влияния и взаимодействия. // Россия и Абхазия: современные проблемы сотрудничества и сближения. М., 2006. С. 73-82.

4.    Лебон Г. Психология социализма. -М.: Макет, 1996. С. 10, 107.

5.    Quiring M. Warum Putin gar nicht Präsident bleiben will // Welt, 2007, 12 November.

6.    6.Томас  де Ваал Т. Угрозы безопасности на Южном Кавказе // Вестник Европы, 2002, №7-8

7.    Богатуров А.Д. Зачем разрушать Сербию? // Независимая газета, 2007, 4 декабря.

8.    Большаков А.Г. Возможности политического урегулирования «замороженных конфликтов» в постсоветских странах, или почему Приднестровье не Косово? // ПОЛИТЭКС, 2007, № 3.