В условиях глобализации во многих государствах мира остро стоит вопрос об интеграции диаспор в принимающий социум, а также об отношениях диаспор и государства. До недавнего времени такое положение дел было характерно и для Российской Федерации.
Важным аспектом функционирования любой диаспоры является бизнес, который часто именуется «этническим». Исследование различных аспектов этнического предпринимательства является весьма актуальным, требующим осмысления и обобщения результатов эмпирических исследований, а также новых концептуальных подходов [11, С. 118].
Этнический бизнес весьма важен, причём не в последнюю очередь как механизм адаптации мигрантов. В самом деле, «национальные меньшинства, в особенности мигрировавшие в страну из других государств, существенно ограничены в своих возможностях. Как правило, они плохо или крайне плохо владеют государственным языком принимающей страны, у них могут присутствовать проблемы с регистрацией и гражданством, сказывается и недостаточный уровень образования или отсутствие признания дипломов родных стран в принимающем государстве. Данная совокупность проблем практически перекрывает мигрантам возможность самореализации в таких сферах деятельности как государственная служба, правоохранительная деятельность, работа в бюджетных структурах образования, культуры, здравоохранения» [3, С. 165].
Нельзя также игнорировать, что часть работодателей из числа представителей коренного населения стремится при приёме на работу отдавать предпочтение не мигрантам, а коренным жителям, даже если первые соответствуют требованиям, предъявляемым к искомой должности [3, С. 165; 4, С. 80; 10, С. 31].
В отечественных реалиях основная масса этнических предпринимателей, представлена мигрантами и их потомками. В большинстве своём это переселенцы из бывших советских республик Закавказья и Средней Азии, а также (пока ещё в меньшей степени) мигранты из Китая, Вьетнама, Кореи, Афганистана. Специфика внутренней организации этнических бизнес-структур заключается в активном использовании родственных и земляческих связей как одного из инструментов эффективного менеджмента.
Особенно важной эта поддержка была на начальном этапе развития бизнеса. Так, например, согласно данным опросов, респонденты, которые позиционировали отсутствие трудностей при открытии собственного дела, на вопрос в виде проективной ситуации — «Столкнувшись с материальными трудностями, на чью помощь Вы рассчитываете в первую очередь?» — отреагировали следующим образом: подавляющее большинство высказались в пользу обращения за помощью либо к родственникам, членам семьи, либо к друзьям и знакомым (66,7 и 33,3 % соответственно) [1, С. 152]. Для сравнения — институциональные средства развития бизнеса, к числу которых относятся финансовые учреждения (государственные, коммерческие банки), получили распространение среди 1/3 (трети) представителей азербайджанской диаспоры (27,8–29,5 %). [1, С. 153]. Нам представляется, что азербайджанский опыт скорее характерен и для других диаспор, нежели верно обратное утверждение.
Важно подчеркнуть, что опора на диаспорные связи в ходе создания бизнеса напрямую связана с дефиницией «социальный капитал». Важна такая характеристика, как плотность социального капитала. «Наибольшую известность понятие «социальный капитал» получило в расширительной трактовке Дж. Коулмана, согласно которому это «потенциал взаимного доверия и взаимопомощи, целерационально формируемый в межличностных отношениях: обязательства и ожидания, информационные каналы и социальные нормы»» [7, 107–108]. Во многом в реалиях слабости государственных институтов именно социальный капитал помогает выстраивать институты, устанавливать «правила игры» — особенно «на местах», в глубинке. Весьма значимой характеристикой социального капитала является его плотность. По мнению ряда исследователей, «сетевая плотность — общее количество связей между единицами сети» [6, 42]. В диаспорах плотность социального капитала весьма высока.
Результатом высокой плотности социального капитала применительно к диаспорам является «доверие, основанное на разделенной этнической идентичности, помогает сформировать «этнические» социальные сети, сокращает возможные временные, экономические и психологические издержки, связанные с недоверием и осторожностью, являющимися сопутствующими факторами поведения любого предпринимателя, находящегося в начальной стадии развития своего дела. При этом излишним становится использование посредников, выступающих гарантами в бизнесе» [2, С. 178]. Нельзя также умолчать и о том обстоятельстве, что и часто в нынешних реалиях «при выяснении, с кем удобнее заниматься бизнесом, предприниматели на первое место поставили всё-таки членов своей диаспоры, а лишь затем проранжировали представителей других национальностей» [5, С. 52].
Кроме того, отметим, что представители этнического бизнеса, создают новые рабочие места, трудоустраивая в основном своих соплеменников, тем самым облегчая во многом их адаптацию. «Предоставляя рабочие места вновь прибывающим соотечественникам, сталкивающимся с повышенными сложностями трудоустройства, этнические предприятия вовлекают в хозяйственный оборот их незадействованный «большой экономикой» трудовой потенциал. Этническая экономика играет важную роль в обеспечении временного пристанища и социокультурной адаптации значительной части приезжих. Подобная первичная интеграция мигрантов облегчает их последующий переход в «большую экономику», расширяет возможности их профессиональной и предпринимательской самореализации и повышает отдачу от них для общества» 12, С. 41].
Как свидетельствует международный опыт, в частности США, подобное развитие событий может говорить о наметившемся в России процессе строительства так называемых вертикальных этнопирамид — создания на этнической основе замкнутых социально-экономических структур, фактически обеспечивающих своим членам полный жизненный цикл. В определенных условиях (а в США этому способствует предельно либерализованный экономический режим) — при наличии высокой организованности и финансовых средств этнические группы могут создавать такие структуры, в которые входит буквально все: коммерческие корпорации и фирмы любого профиля, адвокатские конторы, собственные телеканалы и печатные издания; родильные дома, детские сады, школы и колледжи, нередко даже частные университеты; больницы, церкви и кладбища [9, С. 156–157]. Впрочем, по нашему мнению, в чистом виде американский опыт создания этнопирамид в России невозможен — хотя бы уже по причине отсутствия этнических кварталов и т. п. Да и уровень включённости недавних мигрантов в российский социум следует признать скорее высоким (хотя и не следует отрицать частые проявления этнокультурной идентичности в повседневной жизни недавних мигрантов [8, С. 31]).
Таким образом, в современной Российской Федерации в одних сферах хозяйства региона диаспоральный бизнес органично вписался в рыночную среду деятельности других давно функционирующих здесь бизнес-структур, в других явился для последних хорошим «раздражителем» в плане конкуренции, а в третьих — выступил даже в роли своеобразного монополиста [5, С. 51].
Закономерный вопрос: как же вести себя государству с диаспорным бизнесом? Ответ, по нашему мнению, может быть только один — вести себя также, как и с другим, недиаспорным бизнесом. Выстраивать партнёрские отношения, дабы в России, как в США, действовала формула «что выгодно Дженерал Моторс, то выгодно Америке». Необходимо также активнее работать с диаспорами как с НКО в рамках программ по созданию рабочих мест, работы по адаптации освободившихся из мест лишения свободы и т. п. Порочная же практика (увы, имевшая порой место) преференций каким-либо бизнес-структурам этнического бизнеса в обмен на неучастие членов диаспор в криминальной или террористической деятельности должна остаться в прошлом.
Литература:
- Гаджигасанова Н. С. Особенности функционирования этнического предпринимательства в условиях регионального центра (На примере г. Ярославля) // Вестник Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова. Серия Гуманитарные науки. — 2013. — № 4. — С. 149–153.
- Кузнецов И., Мукомель В. Формирование этнических ниш в российской экономике // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. — 2007. — № 1. — С. 175–184.
- Лайша А. В. Предпринимательская активность национальных меньшинств как средство адаптации и выживания в чуждом этнокультурном окружении // Историческая и социально-образовательная мысль. — 2012. — № 4. — С. 165–168.
- Лайша А. В. Традиции предпринимательства у различных этнических групп // Вестник Краснодарского университета МВД России. — 2012. — № 3 (17). — С. 77–82.
- Макарова С. Г., Симонов О. С. Социодиагностика становления и развития диаспорального бизнеса на юге Западной Сибири // Агропродовольственная политика России. — 2016. — № 6 (54). — С. 49–53.
- Мамсурова З. Т. Основные подходы к измерению социального капитала // Человеческий капитал. — 2013. — № 2 (50). — С. 40–46.
- Нечипоренко О. В. Проблемы формирования социального капитала как ключевого ресурса адаптации локальных сообществ // Сибирский философский журнал. — 2014. — Т. 12. — № 3. — С. 105–111.
- Оморова Н. И. Повседневная культура и этническая идентичность центрально-азиатских диаспор Татарстана // Молодой ученый. — 2011. — № 7–2. — С. 30–34.
- Пальников М. С. Иммигранты и проблемы безопасности: Российская действительность. Обзор // Актуальные проблемы Европы. 2008. № 4. С. 142–185.
- Пахомова Е. А. Становление российского бизнеса в 1990-е годы: Неоинстициональный аспект //
- Научное мнение. — 2015. — № 5–3. — С. 28–33.
- Самарина Е. Л. Этническое предпринимательство и проблемы исследования данного феномена в социологии США // Известия Санкт-Петербургского государственного электротехнического университета ЛЭТИ. — 2012. — № 1. — С. 118–123.
- Цапенко И. П. Экономические ресурсы этнокультурного разнообразия // Мировая экономика и международные отношения. — 2016. — Т. 60. — № 11. — С. 35–46.
