Проблема восприятия одной национальной культурой достижений и ценностей иной культурной традиции всегда является актуальной. Как западная культура стала активным фактором отечественного литературного процесса, так и русская культура на протяжении последних ста лет является источником, питающим творчество многих европейских писателей, в ряду которых находится и Р. М. Рильке. Вопрос о «русских истоках» поэтической образности Р. М. Рильке является одним из основных в современном «рилькеведении». На примере данной статьи мы попытаемся проследить развитие духовных исканий поэта и выявить реалии русского православия в творчестве Р. М. Рильке.
Ключевые слова: православие, «русские истоки», образ бога, русское искусство
Немецкий поэт Райнер Mapия Рильке был одним из тех редчайших гениев, которые, вырастая из своего времени, вместе с тем стоят как бы вне времени, непосредственно укорененные в сверхвременных глубинах духа.
В завывании бурь ему слышится плач Бога «тихого», бесприютного, который не может, войти в «мир», «который, «как отверженный прокаженный, обходит города». «Ты — просящий и робкий», «дрожащий звук», еле слышный «в силе громких голосов». Ты никогда иначе не учил о себе, ибо Ты не окружен красотой и к Тебе не влечется богатство, Ты — простой... Ты — бородатый мужик во веки веков». И поэт воспевает истинную бедность, это «великое сияние изнутри», как подражание Богу. В образе темного, бородатого нищего в русском храме поэт видит лик Божий, и он чувствует, что Бог, который не находит себе покоя в шумном ходе времени, имеет приют в сердце мужика.
Именно к этому периоду творчества Р. М. Рильке относится ряд произведений — результат путешествий поэта по России: серия небольших рассказов «О господе боге и другое» (1900) и поэтический сборник «Часослов», состоящий из трех книг: «о монашеской жизни», «о паломничестве», «о бедности и смерти» (1905). В этих сочинениях, коротких, но содержательных, носящих философский характер, поэт демонстрирует необычайно глубокие знания о России, начиная с исторических фактов и заканчивая деталями быта и интерьера.
Так в цикле «О монашеской жизни» — первой части сборника «Часослов» – тема путешествия в Россию звучит в завуалированной форме. Эта книга в стихах — монолог монаха, беседующего с богом. В центре находится идея бога. Однако образ бога у Рильке своеобразен. Он пишет не о боге определённой религии, а о боге вообще, как о «символе иррационального бытия» [1, с. 294]. Несомненным является тот факт, что предметность данного произведения вызвана глубоким резонансом от увиденного в России, её религиозностью, величием российских храмов и чистым перезвоном её церквей.
«Просторы России, знакомство с русской литературой, с русскими художниками, своеобразие русской православной церкви — всё это открыло шлюзы для глубинной и мощной реки гения Рильке». [3, с. 5] Он увидел Россию православную, Россию терпеливую и смиренную, Россию паломников и богомольцев, которая, предстаёт перед нами во второй книге «Часослова» — «Книге о паломничестве»:
На богомолье. И всей толпою поднялись:
Поклоны бью брадатые мужчины,
И стягивают дети с плеч овчины,
И на реку спешат, полны кручины,
Молчальницы, чья родина — Тифлис.
По-мусульмански чтут они Христа,
По-христиански ожидая чуда;
Вода в ладони входит, как в сосуды,
И, чистая, вливается в уста. [7, с. 65]
Русские темы, столь существенные для «Часослова», играют заметную роль и в новой книге «Книге образов» (1902). Примером тому служит цикл стихотворений «Цари». Этот цикл сложился в 1899 году и был завершён в 1906 году в Париже. «Цари» интересны нам, с одной стороны, тем, что связаны с поиском подлинного лика России, с другой стороны, обращением к созданию художественного мира русских былин, что явилось своего рода их популяризацией в западной культуре. Необычайно выразительно и поэтично в этом цикле изображается Илья Муромец:
…Два странника призвали божье имя,
И, хворость одолевши, перед ними
Встал богатырь из Мурома, Илья.
…Но взрослый сын воспрянул, вышел в поле
И в борозду вогнал тяжёлый плуг.
Он вырывал деревья, что грознее
Бойцов стояли твёрдо сотни лет,
И тяжесть поднимал, смеясь над нею,
И корни извивались, точно змеи,
Впервые видящие свет. [8, с. 131].
Точкой наибольшего сближения Рильке с Россией являются восемь стихотворений, написанных по-русски. Темы этих стихотворений — Россия, одиночество, образ бога. В них идеал жизни и человека:
Родился бы я простым мужиком,
То жил бы с большим просторным лицом:
В моих чертах не доносил бы я,
Что думать трудно и чего нельзя сказать…
В этих строчках, несмотря на видимые ошибки в грамматике, некоторые языковые неточности средств выражения, чувствуется поэзия, отголоски русской душевности и теплоты, возымевшие влияние на Рильке в результате его поездок по России.
Известно намерение поэта посетить Россию в третий раз. В письме к Кларе Вестхоф 1900 году поэт сообщал о своём намерении следующее: «В январе 1901 года я снова уеду в Россию. Там для меня странным образом упрощаются все черты жизни, и всё становится яснее, там мне легче работать, улучшать, добавлять». [6, с. 305]. Однако третья поездка в Россию не состоялась в силу определённых обстоятельств.
Следует отметить, что особое место в творчестве Рильке занимает статья «Основные тенденции в современном русском искусстве» (1900), в которой, поэт подтверждает значимость русской литературы во всём мире, оригинальность и уникальность русского изобразительного искусства, пытается дать ответ на вопросы: каковы тенденции развития русского искусства, чем они вызваны. Рильке, изучая жизнь русского человека, совершает попытку понять суть происходящих явлений — основу возникающих тенденций. Он пишет: «Жизнь русского человека целиком протекает под знаком склоненного чела, под знаком глубоких раздумий, после которых любая красота становится ненужной, любой блеск — ложным. Он поднимает свой взгляд лишь для того, чтобы задержать его на человеческом лице, но в нём он не ищет гармонии и красоты. Он стремиться найти в нём собственные мысли, собственное страдание, собственную судьбу и те глухие дороги, по которым прошлись долгие бессонные ночи, оставив эти следы. Русский человек в упор рассматривает своего ближнего; он видит его и переживает и страдает вместе с ним, как будто перед ним его собственное лицо в час несчастья». [6, с. 311].
Погружение в изучение русского искусства у Рильке произошло настолько глубоко, что поэт может детально описать отличия русской иконы от итальянской иконы алтарного образца. Русская икона, как считает Рильке: «…является церковным атрибутом, как золотой сосуд или древняя молитва. Её форма традиционна. Столетия внесли в неё лишь самые незначительные изменения». [6, с. 315]. Однако он отрицает тот факт, что будто бы этот вид живописи не развивался, ведь русская церковь всегда жила своей жизнью. «Она живёт бесконечно тихой, бесконечно медленной жизнью, родственной внутренней жизни самого народа, душа которого наливается силой не как цветок — одногодок, а как деревья, чей рост замечаешь лишь тогда, когда расстаёшься с ними ребёнком, а возвращаешься стариком». [6, с. 315] И это является бесспорным фактом современности — проявление восторга и необыкновенного интереса к русским иконам со стороны ценителей мировых культурных памятников.
Описывая развитие русского искусства, Раймонд не забывает сказать несколько слов о древних промыслах, которые и поныне живут в русском народе — художественной вышивке на полотенцах и одежде, росписи деревянных и пр. изделий. Народное творчество в русском искусстве вызывает необыкновенный восторг автора. Поэт приходит к выводу о том, что русская душа пытается выйти к искусству: к большому искусству, этому пониманию способствуют личные контакты Рильке с представителями русской интеллигенции, среди которых: А. Н. Бенуа, В. В. Голубев, С. В. Дягилев, и заочное знакомство с М. Цветаевой и Б. Пастернаком, которое произошло в 1926 году, когда началось эпистолярное общение с молодыми русскими поэтами. Поэзия как высшее духовное начало, проявляющееся во времени через его «носителей» — поэтов, становится одной из главных тем в этой переписке. Все трое пишут об изначальном, что способно возрождаться в поэтах «через времена». Узнав от Л. О. Пастернака, что Рильке помнит о нём и следит за его литературными успехами, Б. Пастернак отправил ему большое письмо по-немецки. Пастернак пишет Рильке о поэте, «который вечно составляет содержание поэзии и в разные времена, именуется по-разному». [8, с. 54] В свою очередь Р. М. Рильке ответил Б. Пастернаку следующим коротким письмом: «Вы дали мне увидеть и почувствовать всё то, что Вы так чудесно приумножили в себе самом. В том, что Вы способны отвести мне столь значительное место в Вашем духовном мире. Сказывается величие вашего щедрого сердца. Да снизойдёт всяческое благословение на вашу жизнь.» [8, с. 106] Из этого же письма мы узнаём о том, что Б. Пастернак заочно познакомил Р. Рильке с М. Цветаевой. Подхватывая эту тему, Раймонд Мария Рильке ответил М. Цветаевой известным лирическим четверостишием на форзаце «Дуинских элегий»:
«Касаемся друг друга. Чем? Крылами.
Издалека своё ведём родство.
Поэт один. И тот, кто нёс его,
Встречается с несущим временами…» [8, с. 83].
В приведённых строках — образ всадника, символизирующий двуединство поэзии и природы. М. Цветаева откликается на эти строчки признанием: «Вы — явление природы, Вы — воплощённая пятая стихия: сама поэзия, или Вы — то, из чего рождается поэзия и что больше её самой — Вас». [8, с. 84]
Впоследствии Р. М. Рильке посвятил два стихотворения М. Цветаевой. Первое — «Элегия»:
«О, утраты вселенной, Марина, звёздная россыпь!
Мы не умножим её, куда мы не кинься к любому
В руки созвездью, а в общем- то, всё сочтено…» [5, с. 412].
Приведённый отрывок «Элегии» к М. Цветаевой, как и письмо к Б. Пастернаку подтверждают оживлённую переписку поэтов друг с другом и постоянный, взаимный, творческий интерес.
Смерть Р. М. Рильке глубоко потрясла русских поэтов. М. Цветаева написала реквием в стихах «Новогоднее», позже перевела несколько писем Р. М. Рильке, сопроводив их необходимым комментарием. В «посмертном» письме она сообщала: «…Не хочу перечитывать твоих писем, а то я захочу к тебе — захочу туда, — а я не смею хотеть, — ты ведь знаешь, что связано с этим «хотеть»…», и далее: «не сметь грустить! Сегодня в полночь я чокнусь с Тобой. (Ты ведь знаешь мой удар: совсем тихий!) Любимый, сделай так, чтобы я часто видела тебя во сне — нет, неверно: живи в моём сне. Теперь ты вправе желать и делать… С Новым годом и прекрасным небесным пейзажем!» [8, с. 222] Двое — Б. Пастернак и М. Цветаева в жизни были лишь бегло знакомы. Р. М. Рильке, с чьей смертью прервалась эта переписка, никогда не встречался со своими младшими корреспондентами. Однако это не помешало их удивительным письмам быть высочайшим образцом лирического порыва, преодолевающего пространство и границы и, как луч света, освещающего их гениальную художественную одарённость, открытость и стремление друг к другу.
Таким образом, путешествия по России, изучение её культуры и обычаев, знакомство с русскими художниками и поэтами позволили Рильке создать «свою» Россию, которая предстала перед ним страной с огромным потенциалом: с народом — художником, народом- созерцателем и великим будущим; где он, как ему казалось, нашёл то, чего ему не доставало на Западе. Среди народа, ставшего ему родным и близким, он сполна ощутил своё призвание — поверил в свою поэтическую миссию, осознал в себе качества, которые считал необходимыми предпосылками творческого состояния: набожность, терпеливость, смирение.
Литература:
- Азадовский К., Чертков Л. Русские встречи Рильке // Р. М. Рильке. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М., 1994.
- Пастернак Л. О. Встречи с Р. М. Рильке// Р. М. Рильке. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М., 1994.
- Пиккель М. В. Предисловие переводчика // Рильке Р. М. Часослов. Архангельск, 1995.
- Rilke R. M. Lou Andreas-Salome. Briefwechsel. Fr. am Main, 1993.
- Р. М. Рильке. Книга Образов. СПб., 1999.
- Р. М.Рильке. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М., 1994.
- Р. М. Рильке. Часослов. М., 2000.
- Рильке Р. М. Дыхание лирики. Переписка с М. Цветаевой и Б. Пастернаком. М., 2000.
