Рассмотрение проблемы, связанной с возможной перспективой подъема неоимперских центров интегративности в XXI в., было бы лишено смысла в случае безусловного успеха глобальной гегемонии США. Однако данная «непоследовательная империя» [1, с.101] столкнулась с классическим имперским перенапряжением гораздо раньше, чем предполагало ее политическое руководство.
По сути, политическая элита США воссоздавала на основе инициируемых ею процессов глобализации и достижения контроля над основными экономическими ресурсами новую Римскую империю. США предложили миру либеральную демократию как идеологическую базу нового мироустройства, но не смогли возложить на себя бремя ответственности за его безопасность и развитие. П. Андерсен в связи с этим отмечает, что «самые вменяемые теоретики американского империализма, вполне отдавая себе отчет в том, что превосходство и всемирная либеральная цивилизация не являются логически взаимозависимыми явлениями, спокойно и недвусмысленно предсказывают исчезновение первого, как только оно выполнит свою миссию по обеспечению второго». [2, с.15] Это противоречие придает гегемонистской политике США малопредсказуемый и непоследовательный характер, что отрицательно сказывается на восприятии этой «эгоистичной империи» мировым сообществом в целом и государствами, претендующими на союзнические отношения с Соединенными Штатами. В то же время политика США на рубеже XX—XXI вв. связана с противодействием подъему региональных центров силы как вероятных конкурентов на глобальном уровне.
Показательно, что за рамками гегемонистской политики США осталось участие в реформировании международных институтов политики и управления, деятельность которых направлена на согласование интересов государств, достижение компромиссов и разрешение наиболее острых конфликтов, в том числе вооруженных. Политика США на рубеже XX—XXI вв. оказалась связана с серией вооруженных конфликтов, включая военную интервенцию (например, в Югославию и Ирак), нанесение авиаударов (Ливия), а также скрытое влияние в регионах американских интересов, то есть практически по всему миру. Таким образом, она приобрела выраженный односторонний характер, при ее реализации все чаще стало использоваться вооруженное насилие.
Рассматривая перспективы американского империализма, Дж. Снайдер указывает, что его неудача приведет к тому, что одни соперники и полупериферии сократят разрыв в относительном влиянии благодаря воспроизводству нововведений, в то время как другие государства, не обладающие необходимыми институциональными или культурными возможностями, окажутся неспособными освоить западную, светскую, либеральную модель нациестроительства. Таким образом, изменения в международной политике могут быть связаны с контргегемонистским усилением государств, мобилизацией или нарастанием социальной анархизации. [3, с.128] Причем по мере сокращения возможностей США по реализации своих преимуществ возрастают «анархические» тенденции в международной политике, что демонстрируют события 2014 г. не только на Украине, но и в Ливии, Сирии, Ираке и других странах.
В последние же годы становится все более очевидным, что США заменяют процесс установления стабильных и сбалансированных многосторонних межгосударственных отношений хаосом «бесполярного мира». [4, с.166] Формирующаяся «бесполярность», ее контуры одновременно соответствуют и отличаются от плюралистической модели.
С одной стороны, в силу того что гегемония США не была признана всеми участниками международной политики, система международных отношений действительно может оказаться плюралистической. С другой стороны, национальная государственность все меньше соответствует требованиям глобализации и не обеспечивает безусловную и абсолютную способность государства выступать политической единицей формирующегося миропорядка. В связи с этим необходим «более высокий уровень управления социальными процессами, как на национальном, так и на глобальном уровне». [5, с.115] В современном мире, когда проект глобальной гегемонии США оказывается все более несостоятельным, а государственность большинства стран не выдерживает размывающего воздействия процессов глобализации, неизбежно встает вопрос о наиболее адекватной политической форме наднациональной политики и управления. Кроме того, отмеченная хаотизация в мировой политике обусловливает потребность государств в поиске стабильности если не на глобальном, то на региональном уровне интеграции.
В условиях нестабильности и бесполярности современной политической картины мира возрастает вариативность перспектив мирового политического развития. Увеличивается роль мегаполисов, контролирующих материальное и интеллектуальное производство, [6, с.12] транснациональных корпораций, заменяющих национальные государства, наднациональных объединений, способных принять на себя ответственность за решение глобальных проблем. Тем не менее в силу возрастающей межгосударственной конкуренции за власть и ресурсы предлагаемая архитектура миропорядка, в основание которой положены консенсус и концепция глобального гражданского общества, объединенного общими ценностями, возможна лишь в отдаленной перспективе.
В то же время наиболее вероятным сценарием мирового развития представляется увеличение роли государств, обладающих позитивным суверенитетом и в силу этого приобретающих возможности влиять на те государства, которые не выдержали испытания глобализацией на государственно-политическую состоятельность. Их политические устремления получают все более выраженный характер и направлены на реализацию своего политического, экономического и военного потенциала. В условиях нарастающего глобального дефицита ресурсов наибольшими перспективами реализации своих геополитических устремлений и политических интересов, в том числе в сфере безопасности, обладают государства, способные к концентрации политической власти, конвертации имеющегося потенциала в ресурс политики.
Безусловно, ожидания восстановления прежних форм имперской государственности, будь то традиционные, домодерновые имперские системы или колониальные державы, не имеют достаточных оснований. Прежние формы имперскости строились, как правило, на основе прямого подчинения, вхождения территорий в том или ином статусе в состав единого имперского государства. С учетом современных реалий, связанных с неравномерностью экономического и социально-политического развития, неустойчивостью международных отношений, их конфликтогенностью, речь может идти о новых формах политического контроля со стороны центра в отношении периферии. Такой контроль может быть связан с включением периферии в экономическое и финансовое пространство, формированием из государств периферии региональных объединений, навязыванием им той или иной модели развития. Неоимперскость современных центров силы может реализовываться не путем прямого силового подавления и экономического подчинения периферии, а посредством установления отношений зависимости, которые в силу возрастающей их безальтернативности для периферии обеспечат центру устойчивую концентрацию его политической власти.
Эрозия суверенитета ряда современных государств в сочетании с амбициями США по установлению глобального доминирования и противодействием этим устремлениям со стороны других центров силы формирует современную проблематику лидерства государств. Таким образом, хотя плюрализм политических моделей представляется вероятным и возможно образование альтернативных государству-нации форм политической организации (города-государства, региональные кластеры, негосударственные транснациональные структуры), в наиболее полном объеме свои суверенные прерогативы сохранят наиболее устойчивые к воздействию глобализации государства.
Завершая рассмотрение проблем обеспечения государственного суверенитета в условиях глобализации, следует указать на то, что, хотя функции государства продолжают неуклонно меняться, государство как форма политической организации общества сохраняет свою объективную необходимость в качестве института, обеспечивающего эффективное социальное взаимодействие при сохранении своих суверенных прерогатив. Но обеспечить реальный государственный суверенитет могут лишь немногие из стран, в первую очередь те, которые способны реализовать собственный проект инкорпорации периферии, выступая в качестве центра силы на макрорегиональном и глобальном уровнях.
Литература:
- Mann M. Incoherent Empire. London: Verso, 2005. 278 p.
- Андерсен П. Заметки о текущем моменте // Прогнозис. 2008. № 1 (13). С. 15–18.
- Снайдер Д. Мифы империи и стратегии гегемонии // Прогнозис. 2006. № 4. С. 128–133.
- Хаас Р. Эпоха бесполярного мира // Россия в глобальной политике. 2008. № 4. С. 34–47.
- Барсукова С. Ю. «Империя», прощание с современностью // Полис, № 3, 2007. С. 164–166.
- Лукашук И. И. Взаимодействие международного и внутригосударственного права в условиях глобализации // Журнал российского права. 2002. № 3. С. 111–118.
- Карякин В. Американская неоимперия эпохи постмодерна // Свободная мысль. 2013. № 3. С. 12–16.
