Полихроматические феномены как средство образной выразительности окружающей действительности в преподавании литературы



Сознательное очеловечивание многокрасочного мира, насыщение его человеческими смыслами происходит на уроках литературы, особенно в старших классах. Как известно, писатели — это инженеры человеческих душ. Их произведения могут помочь понять полихроматический окружающий мир.

В старших классах на уроках литературы начинают изучать цвет как одно из средств образной выразительности для создания у читателя определенного состояния. Вспомним, например, невыразимо печальные стихи А. Блока, в которых часто встречаются такие «цветовые» эпитеты, как «голубые тени», «лилово-зеленые сумерки», белый рассвет», «черный человек». Контраст белого и черного в стихах Блока служит для выражения гнетущей безнадежности:

По городу бегал черный человек.

Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу,

Медленный, белый подходил рассвет,

Вместе с человеком взбирался на лестницу.

Там, где были тихие мягкие тени -

Желтые полоски вечерних фонарей, -

Утренние сумерки легли на ступени

Забрались в занавески, в щели дверей.

Ах, какой бледный город на заре!

Черный человек плачет на дворе.

В. Набоков умел в рамках синестезии переводить впечатления от слова в цвет и звук. «Сумерки» — какой это томный сиреневый звук!», — пишет Набоков в романе «Другие берега».

В своей короткой автобиографии, опубликованной в Германии в 1913 году, художник В. В. Кандинский вспоминает, что в юности он писал стихи, которые впоследствии уничтожил. Но он продолжал изредка писать, и когда не удавалось выразить что-либо в живописи, то подходящим инструментом становилось слово, а в пьесах — краски и формы в движении и в меняющемся освещении.

Вечер

Лампа с зеленым абажуром мне говорит: «Жди! Жди! Я думаю: чего мне ждать? А она мне зеленое показывает и говорит: Надейся!

Самостоятельная игра почти абстрактных элементов форм, красок, звуков, движения и света встречается в трех его композициях: «Желтый звук», «Черный и белый» «Зеленый звук», а также в более поздних пьесах. В пьесе «Фиолетовый занавес» художник сам сочинил несколько простых мелодий. Намерения Кандинского выявить самостоятельную игру, т. е. взаимодействие элементов: музыки (звуков), цветовых форм, движения (танца) и освещения — очевидны в его последней пьесе на музыку М. Мусоргского «Картинки с выставки» (1927).

В произведении Леонида Андреева «Красный смех» сгущение красного цвета в описании ужасов войны и смерти (изуродованное выстрелом «короткое, теплое, красное» лицо, красная кровь, льющаяся, «словно из откупоренной бутылки», красное от зарева небо, солнце, горящее «красным бенгальским огнем») достигает такой степени, что временами у читателя возникает ощущение того, что и он вместе с главным героем произведения утрачивает способность нормального мировосприятия и делается близок к состоянию безумия.

Новалис в своем романе «Генрих фон Офтердингер» выразил романтическую позицию в символе голубого цветка: «Он находился в состоянии сладкого полусна, в котором ему грезились самые невероятные события. Он видел себя на мягком ковре трав на краю источника. Синие скалы с разноцветными прожилками возвышались в отдалении. Дневной свет, который его окружал, был светлее и мягче чем обычно. небо было темно-голубое и совершенно чистое. Что его притягивало изо всех сил, так это высокий, светло-синий цветок. который сначала рос у источника и касался его своими широкими блестящими лепестками. Он не видел больше ничего, кроме голубого цветка, и смотрел на него долго с несказанной нежностью».

При этом без труда можно установить, что Гельдерлин, особенно в своем романе «Гиперин», придает эфиру определение голубой, т. е. что он связывает небесную голубизну с понятием эфира. Неоднократное упоминание голубого тона побуждает нас обратиться за советом к современной психологии цветовых оттенков. Психолог Макс Люшер называет голубой цвет цветом гармонии, тождества. Упоминание понятия гармонии заставляет нас насторожиться, если мы вспомним, что через все творчество Гельдерлина, именно в качестве лейтмотива, проходит стремление к установлению гармонии между я и миром. Бросается в глаза, что голубой эфир Гельдерлина называется как раз в те моменты, когда человек отождествляет себя гармоничным образом со своим окружением. В «Гиперионе» молодой герой, воспринимая интенсивно природу, становится таким образом единым с миром: «Затерявшись в далекой голубизне, я часто вглядываюсь вверх в эфир и внутрь божественного мира, и мне кажется, что как будто родственный дух распахивает свои руки мне навстречу, что боль одиночества растворяется в существовании божества. Быть одним целым со всем, это жизнь для божества, это небеса для людей. Быть единым со всем, что живет, возвращаться в блаженном самозабвении в бесконечность природы, это вершина мысли и радости, это священная горная вершина, место вечного покоя».

В конце XIX — начале XX века художники слова «новыми глазами научились смотреть на мир». Они поняли, что почти не бывает одного и того же цвета»... Оттого у новых писателей — как и у новых художников — острая яркость красок... Прежнего описания — в смысле точного указания всех признаков — даже теперь и нет. такое описание просто скучно, утомляет. Почему? Потому что не соответствует действительному ходу наших восприятий, впечатлений».

Иван Алексеевич Бунин умел красками родного слова отчетливо изобразить нюансы человеческих переживаний. Его стихи привлекают читателя необыкновенной гаммой звуков и красок, задевающих самые потаенные уголки души. По части красок и запахов, — «всего того, — выражаясь словами Бунина, — чувствительного, вещественного, из чего создан мир», предшествующая и современная ему литература не касалась таких, как у него, тончайших подробностей, деталей, оттенков. «Зрение у меня было такое, — вспоминал сам Бунин, — что я видел все семь звезд в Плеядах, слухом за версту слышал свист сурка в вечернем поле, пьянел обоняя запах ландыша или старой хмели»...

Бунин постигает природу почти исключительно зрением. Как и Фет, он — «соглядатай природы». Его степной, деревенский глаз так хваток, остер и зорок, что мы все перед ним как слепые. Знали ли мы до него, что белые лошади под луной зеленые, а дым сиреневый, а чернозем — синий. а жнивы — лимонные? Там, где мы видим только синюю или красную краску, он видит десятки полутонов: розово-золотой, розово-палевый, серо-жемчужный, сиренево-стальной, серебристо-синий, радужно-ржавый, серо-зеленый и т. д. Он не столько поэт, сколько колорист — живописец. Любование, радование зримым — главная услада его творчества. «Как все прекрасно! — говорит у Бунина один из любимых его персонажей, глядя на горящую свечу. — Даже этот голубой стеарин!". В одном из ранних стихотворений Бунин пишет:

Но до костей я готов в легком промерзнуть меху,

Только бы видеть тебя, умирающий в золоте месяц,

Золотом блещущий снег, легкие тени берез...

Дороже всех красок для Бунина — синяя. У него даже молоко голубое, даже вороны синие. И сколько разнообразных оттенков: мраморно-синеватый, знойно-голубой и т. д. В своем любовании красок Бунин дошел до того, что многие глаголы у него выражают не действие, а их колеры. ни у одного поэта нет такого изобилия глаголов, содержащих понятие цвета: чернеть, алеть, розоветь, сереть, зеленеть и т. д.

Всего 92 глагола и глагольных форм (деепричастий и причастий) зафиксировано нами.

«В морозной мгле краснеют окна», «Розовеет пепел небосклона», «В тумане чернеется шлях», «Озимь мягко зеленеет», «И небо меж снастей синее в вышине», — это у него постоянно.

В поэзии Бунина очень широк круг речевых средств, воссоздающих разные проявления чувственного восприятия. Так, фиксируется многообразие оттенков цвета. С этой целью регулярно используются сложные прилагательные, именные сочетания глагола со значением признака с «цветовым наречием»: зеркально-золотой, резко-бел, прозрачно-зелена, небесно-изумрудный и т. д. — передается игра свето-тени (с этой целью регулярно используются образы узора, кружев, эпитеты: сквозистый, пестрый, пятнистый, перламутр, пышноцветный, пестреть, радужный).

Бунин пишет сочно, масляными красками. Он необыкновенно внимателен к цвету, к его тончайшим оттенкам. Поэт отчуждал природу от быта. У Бунина повышенное чувство жизни. Именно отсюда экспрессия, с которой поэт описывал многокрасочность мира. Экспрессия Бунина достигается исключительно зоркостью его: в передачи цвета Бунину нет равных. Бунинские пейзажи создают «эффект присутствия» человека.

Гор сиреневых кручи встают,

Гаснет сумерек алых сиянье,

В тихом море сирены поют,

В мире счастье, покой и молчанье.

Изобразительная сила бунинского таланта воплощалась по-разному. Иногда — в удивительном, почти неправдоподобном по своей ажурности письме, в умении различать тончайшие цветовые оттенки, иногда — в пластичности сочных, густых по живописности описаний. Поэт добивался той рельефности изображения, которая кажется уже пределом возможного в искусстве, размывает границу между искусством и самой жизнью.

Поэт-живописец восприимчив к теплоте и живости колорита видимого («Алый мак во ржи мелькает — лепестки огня»), к тону окраски телеграфных проводов, сообщенному ее солнечным светом, и их форме подчеркнутой световоздушной средой («Золотятся льются нити телеграфных струн»).

Для Бунина важнее всего в стихах краски бытия, пронизанные лучами разума.

Шесть золотистых мраморных колонн,

Безбрежная зеленая долина,

Ливан в снегу и неба синий склон.

Поэт радуется чудесному колориту: золотистый тон мрамора, зеленый, снежно-белый и синий — все эти цвета так чисты.

В его жилье залетает шмель:

«Черный бархатный шмель, золотое оплечье»... — мастер любуется его расцветкой и с помощью архаизма закрепляет эту эмоцию любования.

Художник мыслит не отвлеченными категориями, а красками.

Архангел в сияющих латах

И с красным плечом из огня

Стоял на клубах синеватых

И дивно глядел на меня.

Латы — сияющие, меч — красный, клубы — синеватые, глядел он — дивно. Упоительное бунинское любование портретом.

Бунин был прирожденным живописцем. В детстве его пленила страстная мечта стать живописцем. его охватывала дрожь «при одном взгляде на ящик с красками». Он на всю жизнь запомнил то несказанное счастье, которое принес ему первый коробок красок. Бунин осознавал себя представителем живописи в искусстве слова. Он был одним из лучших живописцев в русской поэзии начала XX века. Цвет поэт чувствовал с тонкостью и силой, присущими импрессионистам. Живописцы упрекают поэтов в безответственном обращении с законами колорита. Бунин в этом отношении безупречен. Если он пишет о березке, о том, что ее «Ствол резко-бел в зеленой пустоте», — то это так и есть: зеленый тон в фоне усиливает белизну ствола.

Усердно, «на износ» работает зрительное чувство Бунина. Где бы он ни был, Бунин лелеял в себе живописца. Бунин — художник жизни, соглядатай природы... Он чувствовал, как единая жизнь протекает и в природе, и в его существе. Бунин писал о природе, как если бы она была человеческим организмом.

И. А. Бунин — творец, сверкающий богатством красок и сокровенным изяществом оттенков литературной живописи. Она воспринимается как эстетическая драгоценность.

Поэт умел верно определить и цвета натуры, и их оттенки.

Свежеет с каждым днем и молодеют сосны,

Чернеет лес, синеет мягко даль...

Бунин, как редко кто, чувствует течение времени, его цвета и в особенности осенний цвет. Вся поэзия Бунина окрашена в глубокие великолепные осенние тона.

Бунин любил пестроту красок. Вероятно, сказалась прекрасно сознаваемая русскость его художественной натуры.

Расцветала пестрядь у стекла...

Для Бунина наслаждение жизнью заключается в наслаждении цветом. Он сам признается: «О радость красок! О радость радостей!"

Мы проанализировали 254 стихотворения И. А. Бунина и зафиксировали 461 слово со значением цвета. Статистический анализ цветообозначений И. А. Бунина позволил определить систему предпочтений цветов в его поэзии: синий (102), серый (90), белый (81), желтый (66), красный (66), зеле6ный (36), фиолетовый (15). Как показывает анализ, в поэзии И. А. Бунина можно наметить тенденцию к употреблению новых цветообозначений, выражающих более тонкие оттенки цвета, а также нюансы, зависящие от обстоятельств, например, освещения, контраста цвета, внутренней и внешней оболочек описываемого предмета или явления. Например, млечно-золотой, дымчато-сквозной, пурпурно-кровяной, небесно-изумрудный, туманно-синий, снежно-золотой, пышноцветный, зеркально-красный, шафранно-сизый и т. д.

Бунин — хранитель золотой осени русского реализма. Сложное наследие Бунина — органическая часть русской культуры.

Нет, не пейзаж влечет меня,

Не краски жадной взор подметит,

А то, что в этих красках светит:

Любовь и радость бытия.

Таким образом, литература использует цвет как одно из средств образной выразительности для создания у читателя определенного состояния, чтобы читатель смог самостоятельно полихроматизировать природный многокрасочный мир, понять человеческие смыслы цвета.

Литература:

1. Кузьмина С. Ф. История русской литературы XX века: Поэзия Серебряного века. — Москва: Флинта,2016.— 400 с. — Электронное издание. /ЭБС Ibooks https://ibooks.ru/reading.php?productid=22775
2. Егорова Л. П. История русской литературы ХХ века. — Москва: Флинта, 2014.— 935 с. — Электронное издание. /ЭБС Ibooks https://ibooks.ru/reading.php?productid=340805
3. Алданов М. А. Об искусстве Бунина // http://az.lib.ru/a/aldanow_m_a/text_1933_bunin.shtml
4. Штеффлер Ф. Эфир Гельдерлина и душевная гармония. // Artliche Praxis, 1976. — № 6.
5. Халь-Кох Е. А. Заметки о поэзии и драматургии Кандинского // Многогранный мир Кандинского. — М.: Наука, 1999. — С. 124–130. // http://www.kandinsky-art.ru/library/mnogogranniy-mir-kandinskogo14.html
6. Бинэ А. Вопрос о цветном слухе. — М., 1894. — С. 80. // https://search.rsl.ru/ru/record/01003634952