К вопросу о понятии вверенного имущества как предмета присвоения или растраты



В статье рассматриваются особенности определения вверенного имущества как предмета присвоения или растраты. На основе анализа судебной практики выявлены проблемы правоприменения при квалификации деяний в качестве присвоения или растраты и предложены пути их разрешения. Особое внимание обращено на трудности квалификации при передаче имущества на основании гражданско-правовых договоров.

Ключевые слова: присвоение, растрата, вверенное имущество, преступления против собственности.

На сегодняшний день не теряют своей актуальности вопросы разграничения смежных видов преступлений при осуществлении деятельности по привлечению виновных лиц к уголовной ответственности, особенно когда речь идет о преступлениях против собственности. Наличие значительного количества форм и разновидностей хищений в уголовном законодательстве на практике порождает трудности при квалификации деяний и определении конкретной правовой нормы (пункта, части и статьи УК РФ), предусматривающей ответственность за преступление. Не стремясь в рамках данной работы проанализировать все многообразие имеющихся проблем, предлагаем рассмотреть особенности разграничения присвоения и растраты со смежными составами через призму специфики предмета преступлений, предусмотренных ст. 160 УК РФ.

В соответствии с ч. 1 ст. 160 УК РФ деяние может быть квалифицировано в качестве присвоения или растраты только в случае, если было совершено хищение имущества, вверенного виновному. В п. 23 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30.11.2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» (далее — постановление Пленума ВС РФ № 48) содержатся некоторые разъяснения того, в каких ситуациях имущество приобретает статус «вверенного»: «имущество находилось в правомерном владении либо ведении этого лица, которое в силу должностного или иного служебного положения, договора либо специального поручения осуществляло полномочия по распоряжению, управлению, доставке, пользованию или хранению в отношении чужого имущества». [1]

Следует отметить, что в приведенной цитате Верховный Суд РФ использует традиционную гражданско-правовую триаду правомочий в отношении имущества (владение, пользование и распоряжение) в специфическом виде, указывая изначально на владение или ведение имуществом, а после — на наличие полномочий по распоряжению и пользованию. Кроме того, с позиций гражданского законодательства упоминание лишь отдельных полномочий не отражает все многообразие отношений, при которых можно говорит о том, что имущество было вверено лицу. [2]

Относительно использования формулировки «в ведении лица» нужно пояснить, что речь идет о ситуациях, когда субъект наделен опосредованными полномочиями по отношению к имуществу (например, полномочия руководителя государственного или муниципального предприятия, учреждения и пр., за которым имущество закреплено на праве оперативного управления или хозяйственного ведения).

Также в указанном пункте постановления Пленума ВС РФ № 48 обозначены способы наделения субъекта особыми полномочиями в отношении чужого имущества (в силу должностного или служебного положения, договора или специального поручения). Правоприменительная практика при этом исходит из подхода, согласно которому наделение полномочий, как правило, должно носить материальный характер, поскольку без оформленного надлежащим образом документа достаточно сложно определить наличие или отсутствие полномочий в отношении имущества. Один лишь факт передачи имущества от одного лица к другому или факт доступа к чужому имуществу еще не свидетельствует о его вверении.

В научной литературе правоприменителям предлагается руководствоваться следующим: 1) при наличии трудовых отношений между собственником и лицом, имущество которому передано с наделением полномочий, такое будет считаться вверенным, и ответственность наступать по ст. 160 УК РФ; 2) при передаче имущества в силу иных правовых отношений (в том числе гражданско-правовых) имущество будет являться вверенным в случае документального факта передачи имущества или предоставления собственником полномочий по имуществу. [3]

Безусловно, научные рекомендации по вопросам толкования положений уголовного законодательства имеют огромное значение для формирования единого понимания определения вверенного имущества как предмета присвоения или растраты и исключения ошибок при квалификации преступлений. Однако разнообразие жизненных ситуаций, неоднозначность некоторых формулировок, а также недостаточная правовая подготовка отдельных правоприменителей приводят к неверной правовой оценке и последующей отмене или изменении судебных актов. Рассмотрим несколько примеров.

Так, в связи с реконструкцией стадиона при спортивной школе директору учебного заведения было поручено произвести расчистку территорий для строительства. Директор дал подчиненным указание организовать демонтаж чугунных столбов ограждения стадиона, металлических футбольных ворот и баскетбольных стоек с последующей сдачей их в пункт приема металла, при этом вырученные денежные средства директором в кассу внесены не были. Приговором суда директор школы был призван виновным и привлечен к ответственности по ч. 3 ст. 160 УК РФ, однако суд кассационной инстанции отменил решение суда первой инстанции и направил дело на новое рассмотрение, поскольку в ходе судебного разбирательства было установлено, что футбольные ворота и баскетбольные стойки не находились на балансе администрации муниципального района, и следовательно, директор не был наделен какими-либо полномочиями в отношении обозначенных объектов, данное имущество не было ему вверено. [4] В приведенном примере наглядно показана значимость документального подтверждения факта нахождения имущества во владении или ведении конкретного лица.

В другом примере З. получил от Ф. ее банковскую карту с пин-кодом для снятия по просьбе последней 1000 рублей, однако когда З. стало известно, что на карте находится не менее 72 тыс. рублей, он посредством трех банкоматов совершил хищение с банковского счета 50 тыс. рублей. Органами предварительного следствия действия З. были квалифицированы по п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ, однако суд первой инстанции переквалифицировал действия осужденного на ч. 2 ст. 160 УК РФ, мотивировав это тем, что Ф. поручила З. снятие своих денежных средств и их доставку, добровольно и осознанно передав З. банковскую карту и код доступа от нее, вверив таким образом осужденному все денежные средства, находящиеся на банковском счете. Отменяя приговор, суд кассационной инстанции обоснованно указал, что Ф. не вверяла осужденному находив-шиеся на счете банковской карты денежные средства и не наделила его какими-либо полномочиями в отношении этого имущества, в том числе по снятию денег со счета, их хранению, доставке или распоряжению. Потерпевшая лишь передала З. свою банковскую карту и пин-код от нее, обеспечив таким образом последнему доступ к хранившимся на счете карты денежным средствам, чем осужденный воспользовался и совершил хищение. [5]

Приведенный и иные примеры [6] позволяют говорить о том, что отдельного внимания и исследования заслуживают вопросы, связанные с ситуациями, когда какое-либо имущество предается в рамках гражданско-правовых отношений, но при этом передача не оформляется в письменной форме. Здесь возникает целый комплекс факторов, подлежащих учету и анализу для верной правовой оценки обстоятельств происшедшего. В частности, необходимо однозначное определение какого рода договор подразумевался при заключении (к примеру, сложности могут возникнуть при разграничении схожих по ряду условий договора хранения, договора залога и договора безвозмездного пользования) и был ли он заключен (были ли согласованы все существенные условия, была ли необходимость соблюдения письменной формы и пр.), какими полномочиями в отношении имущества были наделены стороны и т. д. Оценка лишь совокупности фак-торов позволит сделать вывод о наличии у имущества статуса «вверенного». Отсутствие должным образом заключенного и оформленного гражданско-правового договора будет свидетельствовать об отсутствии правовых оснований для владения, пользования или распоряжения имуществом и невозможности вменения преступления, предусмотренного ст. 160 УК РФ (при этом не исключается квалификация деяния в качестве иных форм хищений). Таким образом, полагаем необходимым при расследовании преступлений, предусмотренных ст. 160 УК РФ, детальное выяснение вышеуказанных обстоятельств вверения имущества на основании гражданско-правового договора и их отражение со ссылками на гражданское законодательство в уголовно-процессуальных документах и итоговых судебных актах.

Подводя итог проведенному анализу некоторых вопросов, связанных с определением вверенного имущества как предмета присвоения или растраты, отметим, что несмотря на наличие разъяснений Верховного Суда РФ и рекомендаций в научной литературе по правильной квалификации присвоения и растраты, отдельные аспекты толкования и правоприменения ст. 160 УК РФ требуют дальнейшего исследования.

Литература:

1. О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате: пост. Пленума Верховного суда РФ 30.11.2017 № 48 // Российская газета. № 280. 11.12.2017.

2. Ахмедов Р. У. Оценочные признаки хищения и его форм в уголовном праве. Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Краснодар, 2013. С. 22.

3. Хилюта В. В. Идентификация признаков мошенничества, присвоения и растраты в судебной практике // Уголовное право. 2015. № 5. С. 130.

4. Постановление Президиума Саратовского областного суда от 10.06.2019 по делу № 44У-49/2019 // СПС «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru (дата обращения: 28.02.2020).

5. Определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 16.01.2020 № 77–4/2020 // СПС «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru (дата обращения: 28.02.2020).

6. Ступина С. А., Пальчик М. В. Присвоение или растрата: отдельные вопросы квалификации // Современное право. 2018. № 6. С. 109–113.