В статье автор исследует спорные вопросы дифференциации уголовной ответственности за присвоение или растрату: разграничение со смежными составами; неоднозначные вопросы квалификации по квалифицирующим признакам, в том числе с учетом разъяснений Пленума Верховного Суда РФ; отмечает несовершенство диспозиции ч.1 ст. 160 УК РФ; указывает на необходимость введения дополнительного квалифицирующего признака — совершение присвоение или растраты в отношении выплат социального характера; выявляет неоднозначный подход к решению в судебной практике вопроса о квалификации различных видов группового присвоения или растраты, предлагает варианты решения выявленных проблем.
Ключевые слова: присвоение, растрата, квалификация, хищение, дифференциация, уголовная ответственность
The author explores controversial issues of differentiation of criminal responsibility for misappropriation or embezzlement, separation from adjacent structures; controversial issues of qualification for characteristics, including taking account of the clarifications of the Plenum of the Supreme Court; notes the imperfection of the disposition of part 1 of article 160 of the criminal code of the Russian Federation; points to the need of introducing additional aggravating circumstance — committing misappropriation or embezzlement in respect of payments of social character; it reveals an ambiguous approach to the decision in the judicial practice the question of qualifications of different types of group misappropriation or embezzlement, offers solutions to identified problems.
Keywords: misappropriation, embezzlement, qualification, theft, differentiation, criminal liability
Под дифференциацией уголовной ответственности понимают ее градацию в нормах уголовного закона, установление различных уголовно-правовых последствий с учетом таких критериев, как характер и степень общественной опасности преступного посягательства и личность субъекта преступления [11, с. 78].
В правоприменительной практике зачастую возникают проблемы разграничения уголовной ответственности за присвоение (растрату) со смежными составами преступных деяний.
В качестве основного признака, по которому следует проводить отграничение присвоения и растраты от мошеннических действий выступает момент образования прямого умысла в целях осуществления хищения: в случае присвоения и растраты возникновение умысла формируется в момент, когда имущество находится в его владении правомерно — имеется на то законное основание (вверенное имущество); а при совершении мошеннических действий формирование умысла на совершение такой формы хищения происходит до момента, когда происходит фактическая передача имущества или заключения соглашения о передаче.
Отграничение присвоения или растраты и незаконных действий относительно описанного, арестованного или конфискованного имущества (ст. 312 УК РФ [1]) следует соотносить, используя положения о применении уголовного закона при наличии специального и общего нормативного правила.
Квалифицировать присвоение или растрату, когда субъект преступления использует свое служебное либо должностное положение, невозможно применяя нормы о совокупности преступных деяний (ст. 160 УК РФ и ст. 201 УК РФ или ст. 285 УК РФ), так как соответствующие нормы соотносятся как часть и целое.
В практической деятельности возникают сложности в разграничении присвоения (растраты) от кражи (ст. 158 УК РФ). Общим для этих составов преступных посягательств является то, что они совершаются тайным способом, незаметно для собственника изымаемого имущества
В п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 указывается, что тайным хищением (кражей) являются действия виновного, которым незаконно изымается имущество при отсутствии его титульного владельца или иных лиц либо даже в их присутствии, но незаметно для них [3].
Основное отличие присвоения или растраты от кражи следует проводить исходя из особенностей объективной стороны каждого состава преступного посягательства.
По своей объективной стороне присвоение и растраты представляют собой обращение виновным имущества, которое было вверено ему, при краже данный признак отсутствует — похищается имущество которое вообще никогда не было во владении лица на каком либо основании.
Анализируя судебную практику [4; 5; 6], можно прийти к выводу, что во многих приговорах судьи избегают точных формулировок при квалификации: присвоение или растрата зачастую не разделены, а зачастую попросту делается ссылка на номер и часть статьи УК РФ. В тех немногочисленных случаях разграничения присвоения или растраты можно в основном встретить квалификацию посягательства как присвоение.
На основании сказанного можно заключить, что растрата как форма хищения правоприменительной практикой поставлена под сомнение, несмотря на соответствующие разъяснения Пленума Верховного Суда России.
В этой связи на страницах юридической печати [9, с. 54]высказывалось предложение об исключении растраты из состава ст. 160 УК РФ. На наш взгляд подобный подход является ошибочным, поскольку его реализация на практике приведет к необоснованной декриминализации общественно опасного деяния.
Более приемлемым вариантом является поглощение растраты присвоением при упоминании о растрате в диспозиции ч.1 ст. 160 УК РФ: «Присвоение, в том числе растрата….) — далее по тексту.
Дифференциация уголовной ответственности за присвоение и растрату следует проводить также по квалифицирующим признакам
Квалифицирующими признаками рассматриваемого преступления являются:
− совершение преступного посягательства в составе группы лиц, которая заранее договорилась о совершении присвоения или растраты или причинила значительный ущерб имущественным интересам потерпевшего (ч. 2 ст. 160 УК РФ) и при этом согласно разъяснениям, данным в п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 [2]в преступлении должны принимать непосредственное участие два или более виновных, которые отвечают признакам специального субъекта (лица, которым было вверено имущество)присвоения или растраты;
− совершение присвоения или растраты при использовании своего положения по службе ли с причинением крупного размера ущерба потерпевшему (где согласно разъяснениям п. 29 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 к субъектам, которые используют свое служебное положение, относятся виновные, обладающие признаками должностного лица согласно примечанию к ст. 285 УК РФ, а также государственные или муниципальные служащие, которые не относятся к должностным лицам, иные лица, подпадающие под признаки, установленные п. 1 примечания к статье 201 УК РФ (к примеру, виновный использует для совершения присвоения или растраты полномочия организационно-распорядительного или административно-хозяйственного характера);
− совершение преступного деяния в составе организованной группы или с причинением ущерба в особо крупном размере (ч. 3 ст. 160 УК РФ), при этом в отличие от совершения этого преступного деяния группой лиц с предварительным сговором, согласно разъяснениям того же п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 в составе организованной группы могут принимать участие в совершении присвоения или растраты не специальные субъекты присвоения или растраты. В этом случае квалификация лиц, которые не относятся к специальным субъектам присвоения или растраты все равно должна осуществляться по ч.3 ст. 160 УК РФ.
Следует отметить, что набор квалифицирующих признаков, в целом, совпадает с квалифицирующими признаки составов иных преступных посягательств на собственность. Вместе с тем стоит отметить, что для присвоения или растраты неприменимы такие признаки, совершение преступного деяния, сопряженное с незаконным проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище, которые характерны для таких преступлений, как кража, грабеж и разбой, а совершение преступного деяния с оружием или предметами, которые могут быть использованы виновным в качестве такового (что имеет место при разбойном нападении) [8, с. 175].
Таким образом, если совершается присвоение или растрата в составе группы лиц, имевших предварительный сговор на совершение такого хищения, но при этом похищаемое имущество вверено лишь одному из них (специальный субъект), действия других соисполнителей подлежат квалификации по ч. 1 ст. 160 УК РФ, а не по ч. 2 данной статьи со ссылкой на ст. 33 УК РФ. В этой связи, самый самое строгое наказание для соисполнителей, не отвечающим признакам специального субъекта в такой ситуации составит 2 года лишение свободы, в то время как по ч.2 ст. 160 УК РФ оно равнялось бы пяти годам лишения свободы, что, по нашему мнению было бы более справедливым с точки зрения дифференциации уголовной ответственности. Ведь именно такой подход закреплен п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 в отношении соисполнителей, не являющихся специальными субъектами присвоения или растраты, совершивших преступное посягательство в составе организованной группы.
Полагаем, что в большей степени был бы реализован принцип дифференциации уголовной ответственности равенства перед законом и судом (в отношении субъектов-соисполнителей группового преступления), если бы содеянное соисполнителями группового присвоения или растраты квалифицировалось бы по ч. 2 ст. 160 УК РФ со ссылкой на ст. 33 Кодекса.
В этой связи, полагаем, что в том же п. 28 Пленум Верховного Суда РФ мог бы дать разъяснение, в соответствии с которым, если присвоение или растрата совершены в составе группы лиц, имевших предварительный сговор на совершение этого хищения, в составе которой лишь один виновный соответствует признакам специального субъекта, то содеянное специальным субъектом подлежит квалификации по ч. 2 ст. 160 УК РФ, а содеянное иными участниками преступной группы с предварительным сговором, которые не являются специальными субъектами присвоения или растраты подлежит квалификации по ст. 33 и ч. 2 ст. 160 УК РФ — в зависимости от их роли (соисполнитель, организатор, подстрекатель, пособник).
Помимо сказанного, полагаем, что в целях дифференциации уголовной ответственности за присвоение или растрату, полагаем, что ч. 3 ст. 160 УК РФ следует дополнить таким квалифицирующим пунктом, как совершение преступления в отношении выплат социального назначения [7, с. 273].
Следует также отметить, что при буквальном толковании ст. 160 УК РФ можно прийти к выводу, что законодателем четко определено, что предмет рассматриваемого преступного деяния, должен быть вверен субъекту преступления. В такой буквальной формулировке ст. 160 УК РФ не будет распространять свое действие на присвоение или растрату имущества касательно лиц, которым оно не было не вверено, а лишь находилось в их ведении (у руководителя юридического лица, главного бухгалтера и др.).
Следует согласиться с правовой позицией по этому вопросу А. А. Бакрадзе, который отмечает в своем исследовании, что в ведение руководителей юридических лиц и иных лиц, на которых возложен комплекс управленческих функций, передается имущество, доверенное собственником, например при праве хозяйственного ведения [6, с. 28].
Чтобы избежать ошибки в правоприменительной практике, думается избежание распространительного толкования и искажения этимологического значения термина «вверенное имущество» было бы целесообразней диспозицию ч. 1 ст. 160 УК РФ после слов «вверенного виновному» дополнить словами: «или находящегося в его ведении».
Именно такая формулировка содержится в разъяснении, которое дано Пленумом Верховного Суда РФ в п. 23 Постановления от 30 ноября 2017 г. № 4.
Литература:
1. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 31.07.2020) // Собрание законодательства РФ. 17.06.1996. № 25. ст. 2954.
2. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2017. № 12.
- Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27.12.2002 № 29 (ред. от 16.05.2017) «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» // Бюллетень Верховного суда РФ. 2003. № 1.
- Приговор Ленинского районного суда г. Кирова по уголовному делу № 1–318 от 12.07. 2017 г.. — URL: http://leninsky.kir.sudrf.ru (дата обращения 20.09.2020). — Режим доступа: свободный. — Текст: электронный. Приговор Останкинского районного суда г. Москвы от 3 ноября 2018 г. по уголовному делу № 5у/17–1487. — URL: http://ostankinsky.msk.sudrf.ru/ (дата обращения 20.09.2020). — Режим доступа: свободный. — Текст: электронный.
- Приговор Басманного районного суда г. Москвы от 23 мая 2017 г. по уголовному делу № 3у-/14–4632. — URL: http://ostankinsky.msk.sudrf.ru/ (дата обращения 20.09.2020). — Режим доступа: свободный. — Текст: электронный.
- Бакрадзе А. А. Вверенное имущество как предмет присвоения или растраты // Российский следователь. 2009. № 8. С. 28.
- Вершинина Ю. А. Особенности квалификации присвоения и растраты на примере судебной практики // Молодой ученый. 2020. № 21 (311). С. 272–276.
- Ермакова, О. В. Преступления против собственности: научно-практический комментарий. — Барнаул: ФГКОУ ВПО «Барнаульский юридический институт Министерства внутренних дел Российской Федерации», 2015. 158 с.
- Лопашенко, Н. А. Посягательства на собственность [Текст]: монография / Н. А. Лопашенко. — М.: «Норма: ИНФРА-М», 2012. — 345 с.
10. Скрипников Д. Ю. Присвоение и растрата как способы изъятия и обращения чужого имущества, вверенного виновному: автореф. канд. юрид. наук. М., 2009.
- Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник / под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай. — М.: Норма-Инфра-М, 2017. — 740 с.
