Газета "Возрождение" о «военном заговоре» в СССР и роли в нем наркома К. Е. Ворошилова

Слухи о существовании в Советском Союзе масштабного заговора военных муссировались за рубежом с самого начала 1937 года. Возможно, эту информацию специально подбрасывал НКВД, чтобы показать угрозу, которая существовала сталинскому режиму и этим оправдать грядущие массовые репрессии против военных. Но скорее всего, русское зарубежье просто возлагало основные надежды в борьбе с большевизмом именно на советскую военную элиту как единственную силу, монолитную и властную группировку, способную противостоять всесильному вождю.

Поэтому в статьях «Возрождения» желаемое часто выдавалось за действительное. «Сталин вступил в конфликт с армией, - писала газета уже 13 февраля 1937 года. - Сведения о распрях между Сталиным и маршалами противоречивы и трудно разобраться, каких размеров достигли они в настоящее время. Но в том, что конфликт налицо, сомневаться, по-видимому, не приходится. Когда армия восстанет против Сталина, коммунистический строй рухнет. Нынешнее недовольство армии – одно из самых знаменательных явлений последнего времени»¹.

Едва ли в этот период были какие-либо посылы для подобных предположений. В том, что СССР, терзаемый сталинской тиранией и постоянными «чистками» переживал внутренний кризис, сомнений быть не могло, причем «никто не мог еще точно определить сущность драмы, переживаемой советской властью»². Однако всерьез полагать, что в стране развернется такая «внутренняя борьба», в которой первостепенную роль сыграет «русская армия», «имеющая целью освобождение нации от посягательств коммунистических доктринеров»³, едва ли было возможно. Правда, для русского зарубежья такой конфликт, равно как и освободительная миссия советской военной элиты, были очевидны.

По мнению газеты, население «безусловно стоит на стороне армии и флота.

Ходят слухи, что следует ожидать чуть ли не в ближайшем будущем провозглашения военной диктатуры. Некоторые наблюдатели передают, что в последнее время значительно возрос авторитет командного состава армии и флота. Население больших городов устраивает командирам овации при всяком их появлении, рассчитывая, что именно они избавят страну от коммунистического режима»⁴.

Уже весной появляются сведения о том, что советские военачальники якобы во главе с Ворошиловым письменно сформулировали свои требования и вручили их Сталину. Требования сводились к следующему:

1) Красной армии должна быть дана возможность влиять на внешнюю политику СССР, а для этого в Совет Обороны, в который до сих пор входили только официальные представители партии, должны быть введены три представителя высшего командования. 2) Руководство армией впредь должно находиться не в ведении народного комиссариата по военным делам, а специальной правительственной комиссии, выделенной из высшего командного состава. 3) Маршал Тухачевский, фактически находящийся под домашним арестом, должен быть освобожден. 4) Красную армию надо избавить от контроля со стороны ГПУ⁵.

При этом отмечалось, что некоторые высшие чины красной армии предлагали также потребовать немедленной отставки Н. И. Ежова, однако Ворошилов решил, что это будет уже слишком⁶

 Итак, эмиграция пребывала в уверенности, что между Красной Армией и Сталиным существует конфликт. Причем возглавляет оппозицию вождю никто иной, как… нарком Ворошилов. По мере раскручивания «дела Тухачевского» этот конфликт обрастал все новыми слухами.

8 мая «Возрождение» писало: «Взаимоотношения между Сталиным и красной армией сейчас едва ли не главная тема всех сообщений, идущих из советской России. Правдоподобны ли слухи о том, что между Сталиным и Ворошиловым идеологический конфликт? Думается, не подлежит сомнению, что в красной армии имеется немало людей, охваченных национальным чувством. По-видимому, также это национальное чувство еще не оформилось, и очень похоже, что те высшие начальники красной армии, на которых некоторые в эмиграции готовы уже возлагать все свои надежды, с коммунизмом, со Сталиным, еще глубоко и органически связаны»⁷.

То есть по мере того, как слухи, доходящие из России не подтверждаются, эмиграция понемногу начинала разочаровываться в высших армейских чинах, которые вместо «оппозиционеров» оказываются верными слугами режима.

Другим важнейшим конфликтом русское зарубежье посчитало склоку между армией и ГПУ, которое пыталось поставить эту самую армию под свой контроль: «О взаимоотношениях между Красной армией и ГПУ за границей циркулируют всевозможные слухи. Трудно судить о том, что на самом деле происходит, но похоже, что и в России ходят сенсационнейшие слухи о выступлениях красной армии против ГПУ»⁸.

Зарубежье высказывало мнение, что непосредственным поводом для выступления армии может послужить восстановление института политических комиссаров. 10 апреля 1937 года постановлением ЦК и Совнаркома в армию были возвращены комиссары, т. е. единоначалие отменялось: РВС округов преобразовывались в военные советы, которые подчинялись лично Ворошилову. «Возрождение» было уверено, что вопрос о роли политических комиссаров при воинских частях и о политических правах красных офицеров вызвал много прений в руководстве РККА.

Проблема взаимоотношений с ГПУ якобы специально поднималась на совещании высших чинов армии под председательством Ворошилова и была принята резолюция, что «красная армия находится исключительно в непосредственном ведении государства, подчиняется только правительству и не может быть под контролем какого-либо отдельного государственного учреждения»⁹. Принято будто бы также решение о том, что офицер может быть предан суду только органами армии, а ни в коем случае не ГПУ.

И как вариант причины репрессий – «арестованные обвинены в том, что они противились введению комиссаров, заявляли, что комиссары будут шпионить за командным составом»¹⁰. То есть создается впечатление, что газета заранее оправдывает мероприятия Сталина, показывает, что они были не беспочвенными, что оппозиция действительно была. Тухачевский и Блюхер, например, по сведениям газеты, открыто высказались против восстановления института политических комиссаров¹¹.

Рассекреченные исторические источники подтверждают существование неприязни между Политическим Управлением и военным руководством Красной Армии. Последнее тяготила мелочная опека со стороны комиссаров.

Так, на заседании Военного Совета при наркоме обороны 1-4 июня 1937 года ведущие политработники неоднократно жаловались на попытки военных давить на них, всяческие притеснения с их стороны.

Например, член Военного совета Белорусского военного округа армейский комиссар 2-го ранга Август Иванович Мезис отмечал «Сколько было фактов в вопросах взаимоотношений политработников с командным составом! Нужно было посмотреть, почему это происходит, почему такая борьба происходила, т. е. не борьба, а нарочно во взаимоотношениях ущемлялись права политработников»¹². Вторил ему член Военного совета Московского военного округа корпусной комиссар Бенедикт Устинович Троянкер: «И эти люди – Тухачевский, Фельдман – они ненавидели политическую работу, ненавидели политический аппарат. Это чувствовалось во всех их шагах, это чувствовалось также в том, что происходило в последнее время, когда дело касалось присвоения звания»¹³. Наконец, член Военного совета 1-й Армии Особого Назначения корпусной комиссар Исаак Моисеевич Гринберг отмечал, что некоторые командиры вели «себя самым наглым образом», на политработников нажимали «совершенно безобразно»¹⁴.

«Возрождение» продолжало развивать тему, которая обрастала новыми подробностями. Неожиданно в номере от 8 мая стали циркулировать слухи «о каких-то событиях, происшедших в советском флоте»¹⁵. Советский флот будто бы решительно восстал против политических комиссаров, которые в свое время были назначены ГПУ на все военные суда и в морские базы. Движение это, как сообщала газета, возникло одновременно в Балтийском, Черноморском флотах и в Дальневосточном.

         События по версии «Возрождения» развивались так: «По предварительному соглашению, экипажи кораблей во всех трех флотах были выстроены на палубе и здесь им старшие офицеры объявили, что изгоняются все политические комиссары, которые, если добровольно не покинут кораблей, будут удалены силой»¹⁶.

Причем Главный морской штаб и Генеральный штаб Красной Армии будто бы признали, что выступление морских офицеров вполне обосновано. А советское правительство, не имея возможности принять репрессивные меры одновременно против флота и армии, должно было примириться со свершившимся фактом.

Конечно, слухи о восстаниях на флоте были сильно преувеличенными. Однако причины для недовольства у морских офицеров (также, как и у «пехотинцев»), очевидно, были.

В числе недовольных можно назвать, например, пионера подводных плаваний советского флота в тогда еще совершенно незнакомом, неизученном Баренцевом море командира подводной лодки Д-2 на Северном флоте капитана 2-го ранга Леонида Михайловича Рейснера (1902-1941).

Как отмечали сослуживцы, «Рейснер считал, что на флоте командир имеет слишком мало прав, внешне почти не отличается от краснофлотцев, а это ведет к панибратству, говорил, что мы в области морской культуры должны кое-что взять у старого флота. Проскальзывала в словах Рейснера и недооценка партийно-политической работы (выделено мной – авт.). Нельзя было не уважать его за талант и способности как подводника, но трудно было мириться с его настроениями, тем более что он имел влияние на известную часть командиров, особенно молодых подводников, преклонявшихся перед его мастерством»¹⁷. В 1937 году такие высказывания были уже опасны, и капитан Рейснер получил «свои» 15 лет исправительно-трудовых лагерей (до конца срока ему дожить не довелось).

Итак, по мнению «Возрождения» и некоторых других эмигрантских периодических изданий, недовольных военных мог возглавлять не только Тухачевский, но и сам нарком Ворошилов. Были расчеты, что именно Ворошилов произведет национальную революцию¹⁸.

Его «Возрождение» долгое время позиционировало как сильную личность, по своему характеру, амбициям и авторитету никак не уступающую самому Сталину. Основные мысли, сформулированные парижской газетой на протяжении зимы – весны 1937 года, кратко можно обобщить так:

1) Ворошилов мог повести за собой военных;

2) Ворошилов мог находиться в открытой оппозиции вождю;

 3) Ворошилов на протяжении долгого времени, пока не спасовал перед Сталиным, заступался за красных командиров перед органами НКВД, в т. ч. и за Тухачевского.  

 Так, уже в номере от 6 февраля циркулировали слухи о напряженной внутренней обстановке в СССР и остром конфликте между Сталиным и Ворошиловым. «Возрождение» отмечало, что Сталин отдал приказ об аресте в Москве десяти высших чинов красной армии, среди которых сам маршал Тухачевский. Ворошилов якобы вступился за офицеров и даже пригрозил «что свернет Сталину шею, если тот посмеет пойти против него…»¹⁹.

 Обстановка в СССР, по данным газеты, продолжала накаляться, и в номере от 13 февраля появилась информация о том, что Ворошилов, в ответ на распоряжение Ежова об аресте красных командиров, приказал арестовать несколько агентов НКВД. Нарком обвинил ГПУ в том, что оно «ищет крамолу не там, где следует» и указал, что сторонники троцкизма имеются и среди чекистов»²⁰.

По этой причине между Ворошиловым и Сталиным произошел «бурный разговор». Сталин, будто бы, заявил Ворошилову, что, если он по-прежнему будет возражать против действий Ежова, а тем паче, примет меры против ареста краскомов, то в числе арестованных окажется даже… нарком обороны.

В ответ Ворошилов якобы заявил, что «красная армия и флот готовы к этому»²¹.

«Возрождение», продолжавшее идеализировать образ «железного наркома» Ворошилова, писала о том, что победителем в этом конфликте оказался именно Климент Ефремович. Он потребовал немедленного освобождения арестованных, и Сталин капитулировал перед ним. Действительно, почему бы вождю не капитулировать, если Ворошилов грозился двинуться «с войском на Кремль»²².

Газета все еще полагала, что Ворошилов действовал с Тухачевским заодно. Сталин будто бы имел намерение на место наркома назначить Блюхера, который обещал Сталину расправиться как с Ворошиловым, так и с Тухачевским²³.

  Удивительно, но согласно слухам, распространившимся в Париже в апреле, Сталин уже будто был арестован, а «вся власть перешла в руки Ворошилова»²⁴. В русском зарубежье возникла надежда, что в Москве после установления военной диктатуры наступит конец коммунистического строя.

По другим не менее невероятным сведениям (газета называет их причиной некий варшавский источник), «переворота в Москве не произошло, но… Сталин полностью подчинился армии и ГПУ будет отныне под контролем верховного командования. Части ГПУ превращаются в своего рода жандармерию при армии»²⁵.

Конечно, подобного рода толки скорее относились к области фантастики. Зато такими вот «слухами» о «военном заговоре» русское зарубежье пугало советское руководство на протяжении полугода. И даже если «Возрождение» в данном случае лишь развивало мысль, подброшенную НКВД, мнительному «вождю народов» этого было достаточно для начала расправы.

Конечно, образ «железного наркома», обрисованный в эмигрантской прессе, не соответствовал действительности. Ворошилов на посту народного комиссара с самого начала был фигурой безвольной, креатурой Сталина. Об этом свидетельствуют хотя бы его многочисленные  выступления с панегириками в адрес вождя и «научные труды» вроде брошюры «Сталин и Красная Армия». Процитируем маленький отрывок из этой работы:

«В период 1918-1920 гг. товарищ Сталин являлся, пожалуй, единственным человеком, которого Центральный Комитет бросал с одного боевого фронта на другой, выбирая наиболее опасные, наиболее страшные для революции места. Там, где было относительно спокойно и благополучно, где мы имели успехи, - там не было видно Сталина. Но там, где в силу целого ряда причин трещали красные армии, где контрреволюционные силы, развивая свои успехи, грозили самому существованию советской власти, где смятение и паника могли в любую минуту превратиться в беспомощность, катастрофу, - там появлялся товарищ Сталин. Он не спал ночей, он организовывал, он брал в свои твердые руки руководство, он ломал, был беспощаден и – создавал перелом, оздоровлял обстановку»²⁶.

В этом небольшом фрагменте – трепет и преклонение Климента Ефремовича перед своим непосредственным «хозяином». Не стал бы нарком вступаться и за Тухачевского, с которым у Ворошилова были натянутые отношения. И уж тем более Ворошилов не мог считаться настоящим лидером советской военной элиты, так как многие командиры относились к его военным талантам скептически.

 Вот беспощадный вывод о роли Ворошилова в развитии РККА, который легендарный комкор И. С. Кутяков доверил своему дневнику: «15 мар­та 1937 г. Куй­бы­шев. По­ка «же­лез­ный» бу­дет сто­ять во гла­ве, до тех пор бу­дет бес­тол­ков­щи­на, под­ха­лим­ст­во и все ту­пое бу­дет в по­че­те, все ум­ное бу­дет уни­жать­ся»²⁷. И это мне­ние то­гда раз­де­ля­ли мно­гие вое­на­чаль­ни­ки.

Другой комкор Б. М. Фельдман (бывший начальник Управления по начальствующему составу РККА) на следствии признавал: «…Когда я был в Ленинграде в должности начальника штаба ЛВО (Ленинградский военный округ – авт.), Тухачевский неоднократно в беседах со мной высказывал недовольство руководством армии – Ворошиловым. Высказывал ряд моментов о личных обидах, о недооценке его как крупного военного специалиста, о том, что в прошлые годы гражданской войны он, как командовавший фронтами, имел огромные заслуги и его Троцкий высоко ценил, а в теперешней обстановке его отодвигают на задний план»²⁸. 

Даже маршал С. М. Буденный считал, что у него больше оснований стать наркомом обороны, чем у его друга по Первой Конной армии.

Сек­ре­тарь С. М. Бу­ден­но­го Тро­фим Ти­мо­фее­вич Тють­кин в фев­ра­ле 1926 го­да пи­сал: «В от­но­ше­нии взгля­дов на на­ших во­ж­дей со сто­ро­ны Бу­ден­но­го, счи­таю нуж­ным от­ме­тить его от­но­ше­ние к тов. Во­ро­ши­ло­ву. За все мое пре­бы­ва­ние я ви­дел к Во­ро­ши­ло­ву та­кую не­на­висть, ко­то­рая не под­да­ет­ся опи­са­нию, все­го нель­зя при­пом­нить. Он ты­ся­чи раз го­во­рил, что «ес­ли бы не этот бур­бон – он со сво­ей ар­ми­ей сде­лал бы еще не то». На тов. Во­ро­ши­ло­ва он взва­ли­ва­ет раз­ные гряз­ные сплет­ни вро­де то­го, что тот име­ет, рас­хи­ща­ет ка­зен­ные день­ги… и про­чее. А ко­гда тов. Во­ро­ши­лов был на­зна­чен нар­ком­вое­ном, так он чуть не умер от зло­сти. Он бу­к­валь­но ры­чал, что пар­тия са­ма по­гу­би­ла ар­мию, вве­рив ее та­ко­му идио­ту, что этой ошиб­ки ей стра­на не про­стит, и что стра­на уз­на­ет, кто за­слу­жи­вал этой долж­но­сти. Он бу­к­валь­но за­яв­лял, что «эту сво­лочь убить и то ма­ло». Он го­во­рил, что «я счи­тал Ста­ли­на ум­ней, а он ока­зал­ся круг­лым бол­ва­ном, с ко­то­рым те­перь у ме­ня все кон­че­но». Он это на­пи­сал в сво­ем днев­ни­ке, ко­то­рый мне ино­гда при­хо­ди­лось чи­тать, да он к то­му же за­яв­лял, что эта вся ру­гань бы­ла им ска­за­на на за­се­да­нии по­лит­бю­ро ЦК, где он крыл всех»²⁹.

В за­яв­ле­нии на имя Во­ен­но­го про­ку­ро­ра Мо­с­ков­ско­го во­ен­но­го ок­ру­га Тють­кин отмечал также: «В быт­ность мою сек­ре­та­рем т. Бу­ден­но­го я не­од­но­крат­но был сви­де­те­лем гру­бых и ци­нич­ных за­ме­ча­ний со сто­ро­ны т. Бу­ден­но­го по ад­ре­су т. Во­ро­ши­ло­ва. Но в мо­мент его на­зна­че­ния Нар­ком­вое­ном не­на­висть про­яв­ля­лась сле­дую­щим об­ра­зом. 9 но­яб­ря 1925 г., вый­дя в сто­ло­вую на квар­ти­ре т. Бу­ден­но­го, в сто­ло­вой за­стал же­ну его На­де­ж­ду Ива­нов­ну, ко­то­рая мне со­об­щи­ла но­вость о на­зна­че­нии т. Во­ро­ши­ло­ва. Я ска­зал, что это де­ло пар­тии. Че­рез не­сколь­ко ми­нут из спаль­ной вы­шел и т. Бу­ден­ный, ко­то­рый в страш­ном воз­бу­ж­де­нии на­чал, как бы про се­бя, хо­дил по ком­на­те, гром­ко не­го­дую­ще вос­кли­цал: «На­зна­чи­ли… мер­зав­ца, бол­ту­на… бур­бо­на в во­ен­ном от­но­ше­нии на ги­бель ар­мии и стра­ны. И, как бы об­ра­ща­ясь ко мне, гром­ко зая­вил: «Та­ко­го мер­зав­ца… и убить ма­ло. Эх! Нет толь­ко хо­ро­ших ре­бят». По­сле это­го он еще дол­го ру­гал т. Во­ро­ши­ло­ва, по­ка не уе­хал на служ­бу. Че­рез два или три дня поч­ти в том же ду­хе за ужи­ном про­ис­хо­дил в мо­ем при­сут­ст­вии раз­го­вор ме­ж­ду Бу­ден­ным и ком­вой­ка­ми УВО т. Его­ро­вым. Бу­ден­ный воз­му­щал­ся по–преж­не­му на­зна­че­ни­ем Во­ро­ши­ло­ва, го­во­рил, что пар­тия сде­ла­ла не­про­сти­тель­ную ошиб­ку, про­сто глу­пость»³⁰.

23 июля «Возрождение» опубликовало выдержки из так называемого «письма Тухачевского», которое он якобы адресовал Ворошилову незадолго до гибели. Об этом загадочном послании сегодня мало что известно, а когда-то слухи о его существовании сделали за границей много шума. 

Согласно этому письму, в заговоре, который якобы действительно существовал, участвовал и сам Климент Ефремович. И в последний момент, несмотря на «двадцатилетнюю дружбу»³¹ с Тухачевским, нарком спасовал.

Свое участие в мятеже Тухачевский объяснял опасением, «что партия перевоспитает весь народ в изменников и подлецов»³². При этом маршал добавил от себя, что «к числу таких изменников и подлецов принадлежит и Ворошилов, предавший всех участников антисталинского заговора»³³.

«Я считал, что ты – мой друг, мой брат – до смерти! – так якобы обращался к наркому Михаил Николаевич. - Но ты предал меня и всех нас. На этот раз ты выкрутился. Как долго будет продолжаться твоя свобода?! Из всей «элиты» остались в живых только ты и Сталин. Либо ты его, либо он – тебя!»³⁴. Здесь сквозит явная переоценка роли Ворошилова, который едва ли когда-нибудь вообще мог задуматься о том, чтобы «убрать» Сталина, которому он был обязан своим высоким положением, просто опасался его. 

В этом письме также Тухачевский якобы высказывал предположение, что его смерть воодушевит молодежь на геройское дело, что он не будет осужден историей, ибо он желал счастья своей Родине. Заметна явная романтизация образа Тухачевского. «Ты знаешь, что я хотел освободить страну от гориллы, которая решила создать политическую армию. Но это будет не армия – а сброд», - объяснял Михаил Николаевич своему «другу» Ворошилову мотивы, побудившие его к выступлению³⁵.

Тема разочарования в красном наркоме постепенно проникает в зарубежные периодические издания. «Ворошилов до сих пор поддерживавший Тухачевского, на этот раз спасовал, - писало «Возрождение» 15 мая 1937 года. - Подтверждается, что Ворошилов идет рука об руку со Сталиным»³⁶.

И через неделю последовал, наконец, окончательный приговор надеждам эмиграции на этого человека: «Огромное большинство иностранных осведомителей ныне склоняется к тому, что Ворошилов будет служить Сталину до конца, что он лишь второстепенная фигура»³⁷. Это был беспощадный и точный вывод, который наиболее соответствовал анализируемой обстановке.

ПРИМЕЧАНИЯ:

¹ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 13 февраля 1937 г. № 4065. Орган русской национальной мысли. Париж, Франция. С. 1.

² «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 13 марта 1937 г. № 4069. С. 1.

³ Там же.

⁴ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 8 мая 1937 г. № 4077. С. 1.

⁵ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 3 апреля 1937 г. № 4072. С. 1.

⁶ Там же.

⁷ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 1 мая 1937 г. № 4076. С. 1.

⁸ Там же.

⁹ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 1 мая 1937 г. № 4076. С. 1.

¹⁰ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 22 мая 1937 г. № 4079. С. 1.

¹¹ Там же.

¹² Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1-4 июня 1937 г.: Документы и материалы. М.: РОССПЭН, 2008. С. 125.

¹³ Там же, с. 221.

¹⁴ Там же, с. 98.

¹⁵ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 8 мая 1937 г. № 4077. С. 1.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Клип П. М. Командующий, о котором мечтали. // Флагманы: Сборник воспоминаний и очерков. (Временем разрешено). М.: Воениздат, 1991. С. 213.

¹⁸ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 8 мая 1937 г. № 4077. С. 2.

¹⁹ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 6 февраля 1937 г. № 4064. С. 1.

²⁰ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 13 февраля 1937 г. № 4065. С. 1.

²¹ Там же.

²² Там же.

²³ Там же.

²⁴ «Конец диктатуре Сталина (?)» // «Возрождение». Суббота, 10 апреля 1937 г. № 4073. С. 1.

²⁵ Там же.

²⁶ Ворошилов К. Е. Сталин и Красная Армия. 2-е изд. М.: Воениздат, 1937. С. 4.

²⁷ Во­ен­но-ис­то­ри­че­ский ар­хив. 1997. Вып. 1. С. 227 – 228.

²⁸ Лу­бян­ка. Ста­лин и ГУГБ НКВД. 1937 – 1938. До­ку­мен­ты. М.: Фонд МФД, 2004. С. 170.

²⁹ Пе­чен­кин А. А. Ста­лин и Во­ен­ный со­вет. М.: ВЗФЭИ, 2007. С. 20.

³⁰ Там же, с. 20 - 21.

³¹ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Пятница, 23 июля 1937 г. № 4088. С. 2.

³² Там же.

³³ Там же.

³⁴ Там же.

³⁵ Там же.

³⁶ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 15 мая 1937 года. № 4078. С. 1.

³⁷ «Дела, толки, слухи…» // «Возрождение». Суббота, 22 мая 1937 г. № 4079. С. 2.