Анализ метафор в «Полном курсе лекций по русской истории» [1] (далее «Полный курс…») С. Ф. Платонова доказывает наличие яркой отличительной черты научного стиля автора: стремление через призму метафоры толковать исторические события и факты прошлого.
Однако исследование текста «Полного курса…» С. Ф. Платонова показало, что его автор, часто прибегая к метафоре как базовому языковому способу воплощения авторского замысла, сочетает данный лингвокогнитивный прием с использованием метонимии. Метонимия, взаимодействуя с метафорой, является способом выражения понимания ситуации, оценки автором различных аспектов жизни, различных фактов истории России. Возможность текстового сочетания метафоры и метонимии определяется определенной общностью их языковой и когнитивной природы.
Метонимия, как и метафора, в современном гуманитарном знании исследуется в рамках различных научных направлений: в литературоведении и стилистике — как один из видов тропов, в лексической семантике — как тип регулярной многозначности, в психолингвистике и когнитивной лингвистике — как вид ментальных операций, репрезентированных в языковой форме.
В собственно лингвистическом аспекте с точки зрения теории регулярной многозначности метонимия интерпретируется как употребление слова или словосочетания в переносном значении, т. е. как «перенос знака с одного значения на другое» [2]. В метафоре перенос «осуществляется на основе сходства значений» («ступени жизни», «семена гражданственности», «туман народного сказания», «сирота-народ», «подданные — орудие» (Платонов и др.), в метонимии перенос происходит «на основе смежности в пространстве, времени, причинно-следственной либо логической последовательности, когда названия отдельных элементов вещи или ситуации переносятся на соседние элементы, на вещь или ситуацию в целом, либо названия переносятся на отдельные элементы» [2] («неприятель захватывает в свои руки земли», «владеть княжеским столом», «царь стал твердою ногой на морском берегу» (Платонов и др.). Метонимия — «результат обозначения одной вещи через другую, ассоциирующейся с ней по смежности» [3, с. 173].
Соотнесенность и в то же время автономность метафорического и метонимического механизмов смыслообразования доказывается психолингвистическими и нейрофизиологическими исследованиями. По мнению Р. Якобсона, метафора и метонимия являются основными и в то же время конкурирующими механизмами иносказательного мышления, основой смыслообразования в любой семиотической системе. «Конкуренцию» между метафорическим и метонимическим механизмами можно найти в любой из видов деятельности: речевой, внутриличностной, социальной и др. Так, при расстройстве человеческой речи Р. Якобсон прослеживает неспособность человеческого мозга либо создавать метафору (человек не может замещать слова одни на другие), либо создавать метонимию (человек не может выстраивать последовательные цепочки слов) [4] рассматривает и явление метонимии как способ организации мышления, а также как концептуализацию действительности человеческим сознанием. Метонимические значения наравне с метафорическими стали рассматриваться как определенные структуры знаний, концепты. С когнитивной точки зрения, метонимия — та же когнитивная модель, концептуальная структура, между элементами которой существует отношение замещения [5, с.78]. «Известная неопределенность мира, — по мнению Е. С. Кубряковой, — в котором нет жестких границ между целым и его частью, между объектом и его признаком, становится объективным основанием для действия метонимии» [6, с.89]. На основе сложной концептуальной структуры создается такое имя, которое способно представлять «единую интегральную сущность — новый ментальный концепт, и уже в этом виде участвовать затем в последующих познавательных процессах» [6, с.390].
Метонимия основана на ассоциациях, которые связывают два объекта (их значения). «В акте семиозиса первоначально отбирается некая структура знания, которая затем может вызывать в сознании не только соответствующие предметы и явления, но и всю ассоциируемую с ними информацию» [6, с.395]. Различные логические отношения (пространственные, событийные, понятийные, логические) между категориями действительности, сформированные в человеческом сознании, являются основой метонимии и закрепляются за определенными значениями слов.
В тексте «Полного курса…» в примерах, описывающих субъектов исторического процесса, значительное место занимают метонимические переносы, образованные по модели: «правитель страны — жители страны». Метонимические номинации различных групп населения именем царя, императора России, сочетаясь с предикатами различной семантики, характеризуют разные аспекты жизни российского государства:
а) военные действия: «Положение дел заставило Екатерину… воевать в Польше и принять войну с Турцией» [1, с.490]; «Неудача, несмотря на попытки ее скрыть, огласилась. Потери Петра были не меньше потерь Голицына в 1687 и 1689 гг». [1, с.331]; «Союзники Петра думали эксплуатировать силы России в свою пользу, получить русские войска в свое распоряжение и направить их для завоевания южных шведских областей на восточном берегу Балтийского моря; они не желали усиления России и боялись, что Петр будет действовать на севере в своих исключительно видах» [1, с.342]; «В 1570 г. по какому-то подозрению Грозный устроил целый поход на Новгород, по дороге разорил Тверской уезд, а в самом Новгороде из 6000 дворов (круглым счетом) запустошил около 5000 и навсегда ослабил Новгород» [1, с.121]; «… Грозный выбрал удачную минуту для вмешательства в борьбу. Ливония, на которую он направил свой удар …» [1, с.122]; «Грозный был побежден не потому только, что Баторий имел воинский талант и хорошее войско, но и потому еще, что к данному времени у Грозного иссякли средства ведения войны» [1, с.329]:
б) дипломатические отношения: «Инициатором коалиции был Август, искавший союза не с одним Петром, но и с Данией» [1, с.341]; «… в 1583 г. Грозный помирился и со Швецией на том, что уступил ей Эстляндию и сверх того свои земли от Наровы до ладожского озера» [1, с.123]; «Император Павел заключает союз с Пруссией против Австрии и союз с Пруссией же, Швецией и Данией против Англии» [1, с.499]; «Но император Александр, не ограничиваясь заключением мира, вступил с Наполеоном в союз, условия которого были тайно выработаны в Тильзите» [1, с.509]. Как видно из примеров, зачастую в анализируемом тексте происходит наложение метонимических переносов: урегулирование отношений между руководствами двух стран представлено в тексте как урегулирование отношений между царствующими особами.
в) внутригосударственные социально значимые действия: «В Архангельске с ним теперь значительная свита; Петр строит большой корабль, Гордон носит название контр-адмирала будущего флота; словом, затевается серьезный флот на Белом море» [1,с.329]; «В 1702 г. Петр из Архангельска без дорог, через леса и болота прошел до Ладожского озера и протащил с собой две яхты (следы рубленых им просек видны до сих пор)» [1, с.345].
Метонимическое представление субъектов исторического процесса в тексте «Полного курса…» представлено метонимической моделью «руководитель страны — жители страны» (часть ← целое).
Можно предположить, что метафора и метонимия работают не только в отдельности по отношению к предметам или действиям, но и во взаимодействии друг с другом: «в основе любого «перевода непереводимого», в основе любых тропов как риторических фигур лежит взаимодействие метафорического и метонимического восприятия мира» [2]. Такое же взаимодействие метафорического и метонимического мы можем наблюдать в «Полном курсе…» С. Ф. Платонова. Приведем типичный пример взаимодействия метафорических и метонимических образов в анализируемом тексте: «Оборонительный союз с Пруссией против шведов был близоруким шагом, потому что связал России руки, когда Пруссия начала с Австрией войну за Силезию» [1, с.420]. Моделируя метафорический антропоморфный образ России, ее состояния (Россия — человек со связанными руками, несвобода — связанные руки, заключение союза — шаг), Платонов опирается и на когнитивный потенциал метонимического переноса, синекдохи, характеризуя таким образом действия российской власти.
В свое время Дж. Лакофф и М. Джонсон высказали мнение о том, что тело является неким инструментом метафоры и метонимии [5]. Понятийная система языка и культуры строится на основе восприятия телом самого себя, а также на основе взаимодействия своего тела с другими телами. На основе образного переосмысления телесности, по Лакоффу и Джонсону, структурируются фундаментальные когнитивные модели переноса «внутренне-внешнее», «вместилище-вмещаемое», «верхнее-нижнее», «правое-левое», «переднее-заднее», «часть-целое», «центр-периферия» и др. Такие представления «проникают» в культуру, социальные отношения, отражаясь в языковых формах. В те же области человеческой жизни, где не существует «доконцептуальной структуры», на их основе метафорически и метонимически воссоздаются ее аналоги [5, с.387–415]. Именно на этот концептуальный потенциал метафоро-метонимического моделирования социальных процессов отношений на базе опыта телесности опирается С. Ф. Платонов.
Литература:
1. Платонов С. Ф. Полный курс лекций по русской истории / С. Ф. Платонов. — Ростов н/Д: Феникс, 2005. — (Наша история).
2. Сериков А. Е. Метафора и метонимия в практическом действии. Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология». — 2007. — № 1 С.132–142.
3. Трунов Д. Метонимическое мышление // Антропологические основания теоретического мышления: Материалы научной конференции (16–17 ноября 2004). Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 2005. С. 173–176.
4. Якобсон Р. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений // Теория метафоры. М., 1990. С. 110–132.
5. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. — С. 387–415.
6. Кубрякова Е. С. Роль словообразования и производного слова в обработке знания. // Язык и знание. — М..: «Языки славянской культуры», 2004 (б). — С. 390–458.
7. Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Русский язык, 1981–1984.
