Ключевые слова: будущее, прогнозирование будущего, футурология, конструирование будущего, адаптация будущего.
Проблема будущего возникает еще в раннем христианстве. Прогнозировать будущее пытались пророки, прорицатели, религиозные мыслители и философы еще с древних времен.
Так, Зигмунт Бауман приводит высказывание французского философа Левинаса о том, «что будущее — это та «абсолютная инакость», с которой невозможно установить связь» [1]. А польский философ Колаковский логически продолжает, что «если будущего не существует, то нет и быть не может «науки о будущем» [1].
В масштабах общества в целом создание моделей будущего никак не застраховано от ошибок. То, что сейчас футуролог считает второстепенным и отбрасывает, через несколько десятилетий как раз и будет определять процесс. К примеру, лет тридцать назад, создавая модели событий ХХI века, футурологи и не думали рассматривать в качестве одной из главных составляющих террористическую угрозу. Знание будущего, получаемое даже на основе опроса самых авторитетных экспертов современности, достигается все-таки через их субъективные мнения. Можно рассчитывать на то, что в процессе усреднения субъективный фактор нивелируется. Но, к сожалению, это происходит далеко не всегда.
Впрочем, непредсказуемость научных открытий и вся связанная с этим ситуация представляют лишь частный случай непредсказуемости бифуркаций, когда продолжение «прямолинейного» развития сменяется внезапным поворотом. Одна неразрывная цепь может иметь слабые звенья, в ней есть цепочки, в которых поток событий может повернуть, устремиться в другое русло. В истории известно «множество непредсказуемых событий, которые радикально изменяли образ жизни и понятия целых народов. Такие моменты также связаны с деятельностью отдельных личностей — основателей религий, завоевателей и партийных лидеров» [4].
Вообще, «все самое важное, с чем столкнулись люди <…> и что более всего повлияло на их жизнь, случалось неожиданно, грянуло как гром с ясного неба» [1]. Однако, вопрос о будущем общества и каждого его конкретного члена, всегда тревожил людей, они всегда напряженно задумывались над тем, что же ожидает их завтра, послезавтра, в более отдаленной перспективе. «Будущее интересно нам как раз потому, что мы осознаем его непознаваемость; более того, оно не завершено, не определено до конца…» [1].
Как уже было сказано выше, в древности потребность человека в предсказании будущего удовлетворяли прорицания оракулов, жрецов, провидцев, магов, и т. д. Позднее его прогнозировали философы и религиозные мыслители. Первые попытки научных прогнозов относятся к концу XIX века: «Германия в 2000 году» (1891) Георга Эрманна, «Будущая война и ее экономические последствия» (1897) И. С. Блиоха, «Набросок политической и экономической организации будущего общества» (1899) Гюстава де Молинари, «Предвосхищения» (1901) Герберта Уэллса. В 1920–30-е годы пользовалась влиянием книга Джона Холдейна «Дедал, или Наука и будущее» (1924).
В 1943 году социолог Осип Флехтхайм впервые употребил слово «футурология». Футурологический прогноз, по большей части, отражает обоснованные ожидания, а не положение дел в будущем. Так, способность строить планы на будущее, по мнению Пьера Бурдье, является непременным условием стремящегося к изменению мышления и всех попыток преобразовать существующую реальность [3, с. 179].
Таким образом, только в будущем «возможны события несказанно радостные, а грозящие нам неприятности могут обойти нас стороной. Будущее — это испытательный полигон для воли и поступков человека, безграничное пространство свободы, ее единственное прибежище» [1].
Будущее характеризуется тем (и это отличает его от прошлого), что оставляет человеку простор для выбора, без которого не может быть и самого будущего, «даже если выбор состоит лишь в том, чтобы воздержаться от выбора и выбрать плавание по течению». Каждый момент жизни представляет собой развилку путей и может привести к нескольким вариантам развития будущего [3, с. 115]. Это не «несколько будущих», а именно некоторое множество вариантов, но на одну тему. Человек волен выбрать лишь тот или другой вариант в рамках одной реальности. Такой выбор может быть сделан и случайно, когда человек сам не подозревает, что от его малозначительного, как кажется ему, поступка или слова может зависеть что-то в его судьбе.
Стоит отметить, что образы возможного будущего могут изменять и само будущее. Предсказания будущего могут применяться в качестве идеологического инструмента для того, чтобы задавать обществу определенное направление развития. Здесь можно говорить о проблеме «захвата» будущего властью, правителями, которая далеко не нова.
Уже на заре цивилизации будущее раздражало правителей, от него постоянно веяло угрозой. Следовательно, лишая человека будущего, у него отнимали и свободу [1].
Когда возникает универсальное государство, «его народ обычно бывает ослеплен миражом бессмертия и убежден, что их государство есть последняя форма человеческого общества» [10]. Обществу внушается мысль о том, что образ будущего определен окончательно, что оно полностью под контролем, что есть только один вариант развития событий, и других альтернатив нет. А контролируя будущее, можно наилучшим образом сохранять контроль над настоящим.
В произведениях-антиутопиях писателей XX века воплощаются подобные модели государства («1984» Джорджа Оруэлла, «Мы» Е. И. Замятина, «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли и др.), которые обеспечивают «себе вечную стабильность с помощью самой простой и удобной меры — устранением альтернатив» [1].
Ярким примером подобного контроля над будущим в реальной истории являются тоталитарные режимы XX века. Одной из главных черт тоталитарной организации общества является «присвоение государством права на конструирование идеального будущего для всего общества» [5, с. 257].
Такую информацию о роли будущего оставил ХХ век. Однако уже в конце столетия появились признаки того, что отношение к понятию будущего начинает меняться. Энтони Берждесс считает, что «какое это наслаждение не иметь будущего. Это как получить стопроцентно надежное контрацептивное средство. При такой трактовке будущее представляется ловушкой, которая отрицает смысл каждого очередного поступка, оно уже не является пристанищем свободы, а, наоборот, не дает насладиться мгновением этой свободы» [1].
В связи с этим представляет интерес мнение французского политолога Жака Аттали о том, что в современном понимании будущего и нашей роли в нем начинает доминировать образ лабиринта, который был некогда сообщен кочевниками оседлым поселенцам. Во всех современных европейских языках слово «лабиринт» несет явно отрицательную коннотацию искусственной сложности, запутанности, бесполезной секретности, неясности [2]. Бауман говорит о том, что «будущее — ненадежное (потому что туманное и непостижимое) — может и предать». Будущее становить раздражающим фактором, оно просто отравляет жизнь. И если совершенно отказаться от будущего не представляется возможным, то надо, хотя бы, поменьше о нем думать и жить одним мгновением.
Власть отказывается от тотального контроля «над будущим, происходит его «приватизация» гражданами. Каждый человек становится сам в ответе за свое будущее» [8, с. 173]. Мир становится аморфным, в современной культуре становятся ненужными «вечные ценности», все непостоянно, временно. Именно такой мир описывает Зигмунт Бауман в своей книге «Текучая современность». Он говорит о разжижении мира, акцентируя внимание на том, «что жидкости легко придать любую форму, но сложно эту форму сохранить. Так же и современный мир — он постоянно меняется, а потому он плохо понимаем и плохо управляем» [2, с. 146].
Эта текучесть современного мира и «приватизация» будущего, о которой говорилось выше, характеризуют огромную свободу человека в современном мире. Наступает эпоха «слабых связей» между субъектами, они очень кратковременные, не стойкие. Подобные соприкосновения между людьми «очень напоминают броуновское движение. И, следовательно, социальная система буквально переполняется энтропией, двигаясь либо к своей «тепловой смерти», либо к качественному преобразованию» [2, с. 161].
Публичная сфера человека значительно сокращается, личная автономия и безразличие к общественным делам становятся вещами взаимозависимыми и взаимообусловленными. Кроме того, «любое перемещение разрушает сеть старых связей и создает новые... Человек переезжает в такой спешке, что нигде не может пустить корни» [9, с. 68]. Отношения между местом и человеком становятся «более многочисленными, хрупкими и кратковременными. Мы стали свидетелями исторического процесса разрушения значения места в человеческой жизни. Мы воспитываем новую расу кочевников, и мало кто может предположить размеры, значимость и масштабы их миграции» [9, с. 57].
В итоге центральным вопросом успешной адаптации будущего к нам и нас к будущему становится вопрос «качества» людей. Ведь «для того, чтобы выжить, чтобы предотвратить то, что мы назвали шоком будущего, индивид должен стать бесконечно более адаптируемым и знающим, чем когда либо раньше» [9, с. 112].
Однако, концепцию «шока будущего» можно использовать и как оправдание моратория на перемены. Но ведь тормозить перемены куда более безнравственно, чем готовиться к неизбежному. «Если у современного человека есть желание справиться с эквивалентом тысячелетий изменения в сжатом промежутке одной-единственной человеческой жизни, то он должен иметь у себя в голове достаточно правильные (пусть и грубые) образы будущего» [9, с. 146].
В современной науке широко распространены антропоцентрические взгляды, ставящие человека в центр мироздания. Так, один из представителей экзистенциализма, Жан-Поль Сартр, утверждал, что будущее приходит в мир только с человеческим существованием, как «проект» будущего, где прошлое через заполнение «ничто» настоящего может стать чем-то. Но будущее на самом деле никогда не сможет реализоваться, так как в самый момент осуществления цели оно переходит в прошлое. Сартр отмечает, что «действительное будущее — есть возможность такого настоящего, которое я продолжаю в себе и которое есть продление действительного в себе. Мое будущее вовлекает как будущее сосуществование очертания будущего мира <…> будущее в себе, которое обнаруживается моим будущим, существует в направлении прямо соединенном с реальностью, в которой я существую» [6]. Важно отметить, что человек — это «проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста. Ничто не существует до этого проекта, нет ничего на умопостигаемом небе, и человек станет таким, каков его проект бытия. Не таким, каким он пожелает» [7, с. 112].
Стоит отметить, «чтобы создать желаемую эмоциональную жизнь и здоровую психосферу для зарождающейся цивилизации будущего, мы должны признать три основных требования любой личности: потребности в общности, структуре и смысле. Нам понадобится интегрировать личностный смысл в более широкую, всеобъемлющую идею» [9, с. 146]. Теперь уже людям недостаточно понимать свой маленький вклад в жизнь общества. Они также должны ощущать, каким образом они вписываются в более широкую систему понятий.
В итоге современное общество постепенно приходит к единой философии, согласно которой человечество постепенно созреет и сделает вывод о том, что лишь через общую ответственность за благополучную жизнь всех жителей планеты, можно гарантировать такую жизнь и себе.
Литература:
- Бауман З. Пять прогнозов и множество оговорок [Электронный ресурс] // Иностранная литература, 2006. № 8. URL: http://magazines.russ.ru/inostran/2006/8/ba14.html (дата обращения: 05.02.2015).
- Бауман З. Текучая современность / перевод изд.: Liquid Modernity / Zigmunt Bauman. — СПб.: Питер, 2008. — 238 с.
- Бауман З.. Свобода: [пер. с англ.] / З. Бауман; [предисл. Ю. А. Левады; ред. И. Пильщиков]. — М.: Новое издательство: Фонд «Либеральная миссия», 2006. — 129, [1] с.
- Называев А. Б. Законы истории [Электронный ресурс] // Современные проблемы. № 1. — М., 1990. С. 4. URL: http://modernproblems.org.ru/sience/115-nazivaev.html?showall=1 (дата обращения: 25.01.2015).
- Поппер К.. Эволюционная эпистемология и логика социальных наук. — Минск: Эдиториал УРСС, 2000. — 461 с.
- Cартр Ж. П. Бытие и ничто [Электронный ресурс] / Опыт феноменологической онтологии. 2002. URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000767/index.shtml (дата обращения: 10.01.2015).
- Cартр Ж. П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. — М., 1989.
- Сенцов А. Э. Особенности представления концепта будущего в программных документах партии «Единая Россия» // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. — 2012. — № 12 (26): в 3-х ч. Ч. III. — С. 172–174.
- Тоффлер О. Шок будущего [пер. с англ.]. — М.: АСТ, 2003. — 557, [3] с.
- Хантингтон, Сэмюэл П. Столкновение цивилизаций [пер. с англ.]. — М.: АСТ, 2005. — 603 с.
