Несмотря на то, что практически со времени возникновения ислам разделился на два крыла — умеренное и радикальное, радикальный ислам конца XX — начала XXI века — это принципиально новое явление. По сути дела, речь идет о политизации религиозного учения и его искаженном толковании экстремистски настроенными группами.
На протяжении своей почти полуторатысячелетней истории исламский радикализм носил «внутрицивилизационный характер», и радикалы были проблемой в основном для умеренных мусульман. Но с середины XX века под воздействием ряда причин и обстоятельств исламский радикализм выходит на мировую арену, становится одним из факторов мировой политики и, как следствие, реальной угрозой как для умеренных режимов мусульманских стран, так и для ряда стран Запада и в немалой степени для России.
Современный исламский радикализм набирает силу благодаря культивированию образа главного врага в лице иностранных государств, которые, продвигая свои внешнеполитические интересы в регионе распространения ислама, подрывают там, с точки зрения радикалов, традиционные ценности. Под зелеными знаменами ислама и лозунгами борьбы с «иноземными захватчиками» объединяются исламисты из разных стран, образуя разветвленные террористические сети. Отношения по оси исламский Восток — Запад они стремятся представить как идейно-политическое противостояние, как некий «конфликт цивилизаций». Восток, в их понимании, должен воплощать принципы «праведного ислама», а Запад воплощает чуждые идеи и принципы иудейского и христианского начала [1, с.46].
Тем не менее, своего рода идеализированные представления последователей и идеологов исламских радикализированных группировок, а также агитаторов так называемого противостояния между Исламским миром и Западной цивилизацией не отражают всего многообразия сложившейся ситуации с радикализацией религиозной мысли на Ближнем Востоке и в регионах с подавляющим большинством мусульманского населения и многовариантности ее развития. В частности, реальный порог популярности радикализма в среде простых мусульман, по оценкам исламских ученых, составляет порядка 0,5 % от числа всех верующих [2, с. 92]. Исходя из количественных показателей по составу мировой мусульманской общины, равной примерно 1,75 млрд. [3] мусульман, абсолютная цифра радикалов будет обозначена в пределах отметки в 8 млн., что сравнимо с населением такой европейской страны, как Болгария. Однако подобные подсчеты остаются всего лишь предположительными, и точных данных по этой тематике нет.
На сегодняшний день можно однозначно утверждать, что, хотя в рамках исследования исламисты и объединены под эгидой одного явления — исламского радикализма, на практике в полной мере они не являются сплоченным сообществом. Это, в свою очередь, говорит о том, что феномен радикального ислама — это классификатор некоего надвидового процесса, который имеет свои отличительные подвидовые направления и характеристики [4, с.548].
Кроме того, отдельно просматривается разновариантная амплитуда его деструктивного воздействия на систему международных отношений и ее составляющие. С одной стороны, прослеживается влияние фактора исламского радикализма как бы изнутри на политические режимы арабских стран и их способность к адаптации к существующим политическим реалиям, а также модели корректировки политической линии в соответствии с новым характером угроз. С другой стороны, мы видим немало внешних проявлений последствий религиозного экстремизма в виде реакции на них в странах Запада — исламофобии, ужесточения иммиграционной политики и процедур адаптации иммигрантов. Проявляется это и в дискурсе о возможном противостоянии цивилизаций и т. д.
Актуальность данного вопроса обусловлена еще и тем, что после террористических актов 11 сентября 2001 г. на Западе по-новому заговорили о глобальной угрозе исламского экстремизма, а Вашингтон взял на себя роль лидера в борьбе с международным терроризмом. В этой связи необходимо проследить эволюцию американского подхода к проблеме радикализации ислама до терактов и после. Важно также понять, как экспертные оценки имплементируются во внешнеполитическую стратегию политического истеблишмента США.
Особое значение эта тема приобретает в свете того, что Россия тоже соприкоснулась с проблемой исламского экстремизма. Одним из последствий военного противостояния с исламскими радикалами в Чечне в последнее десятилетие прошлого века стала острая потребность в осмыслении природы и особенностей современного исламского радикализма, а также способов борьбы с ним. Эта потребность ощущается при концептуальном оформлении внутренней и внешней политики. Открытое взаимодействие с радикалами, как, например, с палестинским «Хамас», всегда значимо и символично, а, следовательно, несет в себе как возможные плюсы, так и минусы.
Одним из пунктов сотрудничества между США и Российской Федерацией является борьба с международным терроризмом. Вместе с тем, как показывает анализ российской и американской политики в этой области, восприятие и трактовка террористической угрозы в России и Соединенных Штатах различны, что влечет за собой зачастую диаметрально противоположное воплощение антитеррористической политической риторики в реальные политические действия.
Поскольку выражение «исламский радикализм» становится все более популярным в американском дискурсе, необходимо уточнить, что же именно оно означает. Ведь без единого для всех определения может оказаться так, что все мы говорим о разном — или, что еще хуже и более вероятно — ни о чем.
Большинство словарей определяют слово «радикальный» как «решительный, коренной; придерживающийся крайних взглядов» [5, с.66]. В социально-политическом контексте «радикальный» означает «экстремальный», «фундаментальный»; существительное «радикал» — «человек, придерживающийся строгих убеждений или следующий крайним принципам, экстремист».
Значит, в нашем случае, «исламский радикал» это тот, «кто придерживается строгих [исламских] убеждений или следует крайним принципам». Это определение, вполне соответствующее, вероятно, тому, что большинство людей подразумевают под «исламским радикализмом», чревато, однако, проблемами и предвзятыми суждениями. Например, кто будет решать, какие мусульманские принципы и убеждения являются «крайними» и «радикальными», а какие нет? И все же некоторые на Западе говорят о «радикализации мусульман» так, как будто существует какая-то общепринятая норма — некая черта, преступив которую, по общему мнению и мусульман, и не мусульман, человек начинает вести себя «радикально».
Но так ли это на самом деле? Существует ли такой универсальный стандарт, которого придерживаются все люди — мусульмане и не мусульмане, на Западе и в других частях света? На самом деле, несмотря на много общего, есть и крайние — то есть, «радикальные» — отличия, присущие каждой культуре или цивилизации. Те, кто считает, что понятие «радикализация» подразумевает нечто общепринятое, упускают из виду тот факт, что многое из считающегося хорошим или плохим, правильным или неправильным — а также умеренным или экстремальным — это отражение определяемого культурой взгляда на мир, производная их собственной эпистемологии.
Любой антрополог подтвердит, что существуют целые культуры и общества, в которых принято «радикальное», в нашем понимании, поведение, которое им кажется вполне нормальным. И даже, если понимать под «радикализмом» экстремальные взгляды или действия, для многих культур именно Запад — с его половым нейтралитетом и светским гуманизмом — окажется радикальным.
Так что приходится признать: радикализм — для мусульманина нормализация гомосексуализма на Западе, для жителя Запада убийство вероотступников у мусульман — понятие относительное. Как только мы примем эту точку зрения, нам сразу станет ясно: «исламский радикализм» — это то, что иначе можно назвать «четкими мусульманскими принципами».
Возьмем, к примеру, Саудовскую Аравию. Вся ее культура и образ жизни — от укутанных с ног до головы женщин до таких жестоких мер наказания, как забивание камнями — будут «экстремальными» по западным стандартам. И в то же время для среднего саудита все это, развившееся на фоне тысячелетних норм шариата, является не только нормальным, но даже умеренным. И таким же образом саудиты смотрят на западный образ жизни, и видят его порочным и распущенным, иначе говоря — радикальным.
Кто-то может возразить, что «ваххабитская» Саудовская Аравия это скорее исключение, а не пример типичной мусульманской культуры и образа жизни. Но тут есть некоторые очень важные «но».
Во-первых, сами эти ставшие в последнее время очень популярными слова — «ваххабизм» и «салафизм» — могут ввести в заблуждение, поскольку под ними подразумевают некое новое направление в исламе. Но ведь идеи ваххабизма, заключающиеся в том, мусульмане должны вернуться к основополагающим принципам ислама, существовали за много столетий до жившего в 18-м веке Ибн Ваххаба. Приведем один пример: признанный классиком влиятельный исламский правовед Ибн Ханбаль, который жил в 8-м веке — за тысячу лет до Ваххаба — придерживался тех же «радикальных» взглядов [6, с.91].
Более того, ваххабитскими/салафитскими взглядами пронизана мусульманская мысль по всему миру, хотя бы потому, что производимая в Саудовской Аравии литература и компьютерные программы — неотъемлемая часть саудовского финансирования — наполняют мусульманский рынок и информационные средства, в том числе в Европе и Америке.
И все же западные политики как о чем-то самом собой разумеющемся постоянно говорят о «дерадикализации» мусульман. Это все равно как если бы китайские политики, так же как о чем-то самом собой разумеющемся, говорили о «дерадикализации» — девестернизации — народов Запада, чтобы те перестали, наконец, думать и действовать в явно западной манере.
Так что вместо того, чтобы, не вникая в суть, безоговорочно отметать существующее много веков мировоззрение ислама — что, по сути, и представляют собой все разговоры о «дерадикализации» мусульман — западным лидерам не мешало бы потратить немного времени на изучение реалий этой религии.
Литература:
1. Кагерманов А. С. С., Бидова Б. Б. Идеологические направления российского экстремизма конца XIX — начала ХХ вв //Научно-информационный журнал Армия и общество. 2014. № 2 (39). — С. 45–48.
2. Дорохов Ю. А. Причины популяризации, развития и распространения исламского радикализма в республике Дагестан //Вестник Астраханского государственного технического университета. 2010. № 2. — С. 91–99.
3. Всемирный исламский сайт. Сколько мусульман в мире? [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.muslim-info.com/forum/viewtopic.php?p=2869. Дата обращения 10.06.2014г.
4. Бидова Б. Б. Профилактика национализма и ксенофобии в субъектах Северо-Кавказского федерального округа //Молодой ученый. 2014. № 6 (65). — С. 547–549.
5. Иванов Н. А. Ислам. Краткий справочник. — М.: Наука, 1983. — 159с.
6. Шахшаевка А. Г. Исламский фактор в политике иностранных государств и России (Северный Кавказ): Дисс…. канд. истор.наук. — М.: ИВ РАН, 2005. — 229с.
