В статье исследуются различные аспекты интерпретации исторических событий в прозе И. Билыка; изучается проблема корреляции научного отражения действительности и художественного домысла; определяются авторские особенности создания портретов литературных персонажей.
Ключевые слова: исторический роман, авторская интерпретация, мифологическое мышление, историческая личность, вымысел, концепция характера.
В украинском литературоведении представлено немало работ по анализу исторической прозы (С. Андрусив, Р. Багрий, Н. Ільницкого, Ю. Гречанюка, А. Нямцу и др.). Однако произведения о дохристианском периоде славян продолжают оставаться предметом литературно-критического интереса современных исследователей литературы. В комплексе проблем, требующих рассмотрения, особое место занимает корреляция исторических концептов с их художественным осмыслением. Это и обуславливает актуальность рассматриваемой в данной статье темы.
И. Билык — известный украинский писатель, основную часть библиотеки которого составляет историческая проза. Это такие произведения, как: «Яр» (1958, издан в 2008); «Танго» (1968) — роман о жизни украинской эмиграции; «Меч Арея» (1972) — роман о вожде гуннов Аттиле; «День рождения Золотой рыбки» (1977) — роман о строительстве ГЭС, нарушающем экологию, в котором затронуты проблемы ответственности личности перед обществом и природой за будущее многих поколений; «Земля Королевы Мод» (1982) — роман о человеке, который проходит через очень сложные испытания, но при этом не теряет себя; «Похороны богов» (1986) — роман о событиях IX–X веков на землях Киевской Руси; «Золотой Ра» (1989) — свободный пересказ историй Геродота; трилогия «Скифы»: «Дикие белые кони» (1989); «Не раздражайте грифонов» (1993); «Царь и раб» (1992); «Царь, которого выкормила собака» и «Дары скифов» — исторические повести, вошедшие в книгу «Золотой Ра»), «Аксиомы недоказанных традиций» — послесловие к роману «Меч Арея». Тематика произведений показывает, что это преимущественно книги о давних племенах, обитавших на территории современной Украины, об украинской истории разных периодов.
Возможно, наиболее скандальную известность получил его роман «Меч Арея». За «неправильную трактовку истории» в 1970-х годах автора даже преследовали. Писателя обвинили в национализме. На печатание романа был наложен запрет. Поэтому его содержание стало доступным широкому кругу читателей спустя многие годы. Только в 1990-м на волне перестройки было осуществлено его переиздание издательством «Дніпро». Однако восстановление справедливости в отношении романа не способствовало определению четких границ функционирования исторической реальности и вымысла в романе И. Билыка.
Наиболее горячие дискуссии велись не вокруг художественных достоинств романа, а права на существование авторской концепции видения исторического прошлого славян. Литературно-критический анализ, как это нередко случалось и ранее в советском литературоведении, был подменен идеологическим. Претензии сводились к идеализации исторических событий, антиисторизму. Претензии были вполне справедливыми, потому что этот исторический этап отображен в хрониках. Роман встраивался в «стройные ряды» других публикаций постсоветского пространства, которые обвинялись в идеализации и грубом искажении исторической правды: «Иван Билык в романе «Меч Арея» в стремлении как можно больше прославить мифического киевского князя Богдана Гатыло договорился до того, что объявил, будто под этим именем выступал вождь гуннов Аттила» [А.Яковлев «Против антиисторизма» // «Литературная газета», 15 ноября 1972 г.].
После публикации романа в годы перестройки оценки соотечественников, казалось бы, привлекательной версии исторического прошлого, сохранили достаточно противоречивый характер. В целом их регистр до сих пор определяется двумя позициями. В официальных литературно-критических обзорах констатируется попытка писателя отойти от «классицизма» историков «советской» литературы. И. Билыка называют среди писателей (П. Загребельный, Р. Иванычук, В. Шевчук и др.), которым удалось сломать исторические стереотипы и которые отважились полемизировать с официальной историографией, отказывающей украинцам в правдивом знании своей исторической родословной [Довідник з українського шістдесятництва. Українське шістдесятництво/www.ukrlib.com.ua/encycl/60/].
На противоположном конце оценочной шкалы расположились эпатажные отзывы гораздо более нетерпимих критиков. Так, Олесь Бузина в свойственной ему остроумной и безжалостной манере пишет об известном по историческим хроникам предводителе кочевого племени V века, которого И. Билык изобразил древнерусским князем, переименовав его в Богдана Гатыла, следующее: «с тех пор раз за разом приходится слышать: «Аттила… это который Гатыло?». Но, может, «Меч Арея» — не просто роман, а что-то вроде откровения свыше? Гунны — древние русичи — предки нынешних украинцев? А Аттила и действительно того — наш родич? Увы, и рад бы приписать кусок мировой истории пращурам, но тяжесть фактов не дает воспарить легкомысленной фантазии. Когда наши предки еще не умели писать, высматривая по лесным чащобам дупла с аппетитным диким медом, деяния гуннов подробнейшим образом задокументировали римские историки. И принять этих грязных немытых кочевников за симпатичных молодцов в вышиванках можно только, страдая исторической близорукостью» [http://www.buzina.org/secret-story/2010–11–26–09–02–33.Миф о трипольском горшке | «Тайная история Украины-Руси»Олесь Бузина]. Очевидно, что при такой интерпретации романа критик фактически отказывает автору в художественном историзме, способствующем духовному и моральному самовоспитанию читателей.
Следует признать, что проблема соотношения исторической правды и художественного вымысла, которая в критических отзывах достаточно часто разрешалась не в пользу писателя, заслонила другие аспекты романа и, в частности, вопрос о его художественно-эстетической ценности. Даже если герои И. Билыка действительно не имеют реальных прототипов, им нельзя отказать в праве поведать об авторской мечте о «славном прошлом», пусть даже вопреки исторической правде. В такой версии событий считывается откровенное желание писателя углубить родословную украинцев, сделать ее более древней и таким способом нарастить силу потомков.
При прорисовке характеров своих персонажей, различных по жизненному статусу и положению в обществе, писатель показывает людей, которые зачастую одиноки на своем пути и существуют в сложной коллизии с самой жизнью. Создавая исторические портреты, автор романа стремится понять импульсы людских страстей, основные двигатели поведения, интересуется внешними проявлениями человеческой природы, но через внешние черты личности и ее поведение проступает и внутренний склад души его героев, хотя в значительной степени психологическая прорисовка не глубока.
Литературный портрет у И. Билыка не создается статичным описанием объекта. На помощь всегда приходит коммуникативная ситуация, в которой через серию выразительных внешних проявлений: жест, слово, поступок — воссоздается характеристика героя, вырастающая в тенденциозно-исторический портрет неординарной личности. Ее масштабность обуславливается потребностями социального уклада ІV-V в. н. э., системой верований, поступками человека, который миссионерски осознает связь между прошлым и будущим. Главный герой романа “Меч Арея” Богдан Гатыло, по версии автора, — это типичный образ праукраинского князя, хазяина и защитника своей земли.
При этом психологическая мотивация характера несколько упрощается. Такая тенденциозность питает корреляцию с жанром назидательной и воспитывающей молодое поколение прозы. Возможно, это по-своему повлияло на воинствующий антагонизм оценок романа.
Если в романе «Меч Арея» в фокус авторского внимания попал вождь гуннов Аттила, то в романе «Дикие белые кони» это образы скифских правителей Иданфиса и Скопасиса, персидского шахиншаха Дарьянвауша. Сюжет произведения формируют события основных известных из исторических хроник встреч и битв персидского царя Дария и его воинов со скифскими объединенными силами во главе с царем Скопасисом и верховным предводителем Иданфисом.
Портреты литературных персонажей в этом произведении в значительной степени развивают писательскую манеру презентации исторической личности. Отказавшись от идеи «масштабирования» центрального персонажа с учетом исторической перспективы и болевых точек современности, И. Билык мастерски показал судьбы многих людей, их менталитет, жизненные приоритеты, ценности, мифологическое мышление, свойственное и древним русичам, и персам, и грекам. Интеллектуальность и панорамность авторского видения исторических событий поддерживается многоголосьем оценок не только непосредственных участников событий, но и их рассказами о жизни родственников, знакомых, которые воевали и защищали свою землю от врагов в разное время и в связи с различными обстоятельствами. Патриотические чувства героев, в интерпретации писателя, буквально питаются таинственными генетическими кодами, которые передаются из поколения в поколение.
Историзм авторского изложения поддерживается мощным пластом этноспецифического материала, представленного афоризмами, пословицами, поговорками, поверьями, мифами, легендами, сказками, рассказами о традициях разных народов. Видение человеческого характера основывается на знании культуры этноса, информации памятников рукописной книжности, летописей, религиозных исканиях. Внешнее и внутреннее (то, что обусловлено воспитанием, средой, общественными отношениями) в его героях чаще всего выступают в нерасчленимом единстве.
Приключения княжича Велеслава, простого паренька Тимны, любовные перипетии Елены и Боримысла, сложно предсказуемые отношения между князьями, в которых личное и эгоистичное борется с необходимостью думать о благе своих подданных, прекрасные картины природы, многоцветие языческих верований и обрядов, обожествление всех проявлений жизни, да и самой смерти — все создает неповторимость авторской версии далекого исторического прошлого. Но едва ли не более ценной предстает концепция уникальности человека, существующего в неразрывной связи с природой и в тесном контакте с множественными духовными силами.
В свою очередь, в романе «Похороны богов» писатель, создавая характеры героев, проводит их через страх разрыва этой связи. Эпоха перехода от язычества к христианству показана в романе как важный этап становления культуры, радикальной смены жизненных приоритетов, силы духа потому, что старые ценности уже себя исчерпали. Это противостояние вырастает из глубинной потребности героев избавиться от огромного количества страхов, которые руководят их жизнью. Они сопровождают практически все проявления их жизненной активности и так же привычны, как рассвет и закат солнца.
Внимание писателя обращено к историческому периоду, когда воины и кочевники, живущие в постоянном соседстве со смертью и страхе за свою жизнь, вдруг оказались перед необходимостью выбрать между христианской проповедью любви к ближнему и ненавистью к тому же ближнему. Но в тексте романа эта философская коллизия не развивается. Она формируется активным накоплением негативных переживаний героев, из жизни которых, как вода в песок, уходит радость.
Надежда на новую жизнь окрашивает только заключительные сцены романа. Становится очевидным, что выбор веры определяет для каждого человека и меру ответственности за будущее свое и рода. Приняв служение новому Богу, Доброчин дает клятву сделать все возможное, чтобы переход от язычества к единобожию произошел как можно легче и без кровопролития. Имя этого персонажа в контексте заключительных сцен романа приобретает глубокую символичность. Доброчин — творящий добро. Само же понятие добра писатель увязывает с требованиями всеобщей пользы. Она обуславливается необходимостью прекратить кровопролитную борьбу за княжеский престол и смертельную вражду между ближайшими родственниками. Такое понимание добра вырастает из закрытого для героев романа далекого будущего и в целом мотивируется исторической дистанцированностью автора от изображаемых событий, идеологической фабулой.
В романе писатель сознательно уходит от изображения дикости реальных событий и исторической правды. По оценкам исследователей, существует достаточно убедительная версия, воссозданная по хроникам, о религиозной подоплеке противоборства Ярополка и Владимира: «Будущий креститель Руси, равноапостольный Владимир, воспитанный с малых лет ярким представителем древнеславянского княжья, братом своей матери, Добрыней, был язычником, а Ярополк христианином, поэтому и действовали братья по-разному. Ярополк старался избегать насилия и кровопролития, верил клятвам брата, притворным речам своих приближенных, за что и поплатился жизнью. Владимир ради личной власти заложил традицию приводить на Русскую землю иноплеменников, безжалостно истреблявших русичей, клятвопреступничал, подкупал наемных убийц, а в итоге коварно заманил в ловушку брата и убил его руками тех же варягов. А что он сотворил с Рогнедой, отдавшей предпочтение его брату-христианину? Владимир обесчестил девушку в присутствии родителей и братьев, а затем на ее глазах убил их. Притворно он, захватив Полоцкое княжество, женился на Рогнеде и причислил ее к своему многочисленному гарему. Однако, справедливости ради, мы не должны забывать, что развязка эта наступила где-то в 978–980 годах, когда Ярополку не исполнилось и 20 лет, а Владимиру было и того меньше. В этой связи возникает вопрос: можно ли во всех этих грехах винить княжичей? Вряд ли они без помощи своих ближайших советников, своих идейных вдохновителей могли спланировать и осуществить подобные злодеяния. Не на Свенельде ли и Добрыне с их подручными лежит большая, если не львиная, доля вины за происшедшее? Увы, доказательный ответ на эти вопросы мы вряд ли уже получим» [Федосеев].
Добрыня — это исторический прототип Доброчина в романе И. Билыка. Как видим, автор очень далеко отошел от исторической правды в отношении этого персонажа. При этом, в романе есть некий компромисс между вымыслом и реальностью. Клятва Доброчина косвенно указывает на пока еще слабо осознаваемую ценностную трансформацию. Ведь на осознаваемом уровне Доброчин хочет, чтобы древляне и поляне никогда не забыли и своих древних языческих богов. Старые святыни еще живы для него, однако новые уже дают о себе знать.
Коротенькая главка, которая завершает роман «Похороны богов», пишется как бы от имени летописца Велеса — автора знаменитой Велесовой книги. Для Велеса — свидетеля старой епохи, будущего нет. Похоронив Даждьбога в Хрещатом яру, Велес решает предать водам священного Днепра и свою жизнь, поставив в ней точку. Такая концовка романа приобретает метафорическое значение. Речь идет не о конце человеческой жизни — закончилась эра и начался отсчет нового времени.
Еще раз подчеркнем, что, создавая образы реальных исторических личностей — князей Владимира, Ярополка, княгини Ольги в романе “Похороны богов”, И. Билык уходит от исторической правды. Автор показывает их безвольными и неспособными управлять своим народом. Не жалует писатель и варягов — Свенельда, Людвика и др., используя сатирические средства в их изображении и контекстно акцентируя их историческую несостоятельность в качестве творцов государственности Киевской Руси. Однако в прорисовке образов простых людей — воеводы Доброчина, Малуши, Вадима (Илька) Муромца, Ратка и др., симпатии писателя откровенно считываются. Этим персонажам романа свойственны ум, мужество и патриотизм. Вполне очевидно, что при таком подходе портреты литературных персонажей идеологизируются, а их психологическая убедительность снижается. Подоплекой такой подачи образов известных деятелей прошлого служит доминирующий в советской историографии тезис о том, что истинный прогресс в обществе создается только усилиями простых тружеников. Однако в контексте воспитательных целей, которые всегда присутствуют в романах И. Билыка, такую идеологическую установку, по нашому мнению, не следует толковать однозначно.
Как представляется, неизменная авторская симпатия к простым людям, персонажам его произведений, позволяет использовать романы И. Билыка как инструмент формирования трудолюбия, честности, скромности, чувства долга, ответственности, умения достойно выполнять тяжелую черновую работу, не гнаться за мимолетной выгодой и т. п. Все эти качества коррелируют с народной мудростью, вневременными ценностями. Такие морально-этические приоритеты составляют ядро украинского национального характера и, безусловно, должны популяризироваться в литературном творчестве. Поэтому уклонение от исторической правды, идеологизация персонажей, упрощенное изображение событий в какой-то мере оправдываются прагматической спецификой.
В споре между правдой и вымыслом в исторических романах И. Билыка побеждает вымысел. С одной стороны, творческий метод писателя формируется художественным историзмом. Его питают гипотезы, субъективизм авторского видения, воображение, временной метафоризм и т. д. Что в целом свойственно исторической беллетристике. С другой стороны, идеологическая фабула официальной историографии советского периода так или иначе (вплоть до полного переосмысления, как в «Мече Арея») представлена в его исторических романах. По оценкам современных украинских исследователей, в исторических романах «писателю удалось создать представление о монументальности славянской истории, воплотить историзм как естественное внутреннее качество персонажей… История народа перед реципиентом предстает в именах наших пращуров неразрывной через века» [2, с. 52].
В исторической перспективе такая родовая преемственность становится свидетельством древности, силы и опыта народа. Она формирует у молодых людей чувство гордости за своих предков, способствует преодолению комплекса этнической неполноценности. Историческое прошлое предстает в богатстве и разнообразии достойных примеров для наследования. При таком подходе к изображению исторических событий любая семантическая трансформация, умолчание, неполная правда, а то и откровенный вымысел, к которым прибегает писатель, выполняют терапевтическую функцию. Известно, что иногда, после тяжелых ударов судьбы, человеку, чтобы родиться заново, нужно придумать себе новую биографию, новую личную историю. Это помогает не зависеть от болезненного прошлого. Только в данном случае речь идет о терапии народного самосознания. Чтобы совершить рывок вперед, всегда нужно опереться на что-то прочное, сильное. Эту силу языком художественного вымысла и создает И. Билык.
Исторические события в романах И. Билыка — это, скорее, декорации для спектакля, фон, а свет софитов направлен на актеров. И. Билык создает свою художественную реальность и героев в опоре на вольное прочтение исторических фактов, культурную реконструкцию, стилизацию под язык, обычаи и традиции, верования, поведенческие проекции. В таком прочтении нивелируется проблемность правды жизни, но при этом достигается некоторая степень масштабирования. Как под увеличительным стеклом далекое прошлое удается приблизить и адаптировать для изучения молодыми людьми. Таким образом в романах И. Билыка проявляет себя дидактическая идейно-патриотическая составляющая созданной им художественной реальности.
Литература:
1. Довідник з українського шістдесятництва. Українське шістдесятництво/Интернет-ресурс. Доступ на сайте:www.ukrlib.com.ua/encycl/60/.
2. Домалега І. Художня правда роману І.Білика «Дикі білі коні»/ Інна Домалега. — Українська мова і література в школі. — 2011. — № 3. — С.51–54.
3. Олесь Бузина. Миф о трипольском горшке | «Тайная история Украины-Руси» / Интернет-ресурс. Доступ на сайте: http://www.buzina.org/secret-story/2010–11–26–09–02–33.
4. ФедосеевЮрий. Долетописная Русь. Русь доордынская. Русь и Золотая Орда/ Интернет-ресурс. Доступ на сайте: http://oldrushistory.ru/library/Ariyskoe-proshloe-zemli-Russkoy--Tainstvennye-korni-rusichey/
5. Яковлев А. «Против антиисторизма» //«Литературная газета», 15 ноября 1972 г.
