В романтической повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» (1835), как и во многих других произведениях автора, присутствует экзегетический («внетекстовый», невыраженный, неперсонифицированный) нарратор. Аспекты функций нарратора, как известно, изучаются в отрасли литературоведения — нарратологии. Термин «нарратология» был разработан в 1960-е гг. болгарским ученым — Ц. Тодоровым, Р. Бартом. Затем большой вклад в дальнейшее изучение «повествования» внесли В. Шмид, Ю. М. Лотман, Б. О. Корман, Е. В. Падучева, В. И. Тюпа и другие ученые. «Нарратология — дисциплина, изучающая повествовательные тексты (нарративы), исследующая природу, формы и функционирование нарратива, обширные черты, присущие всем возможным типам нарративов, равно как и критерии, позволяющие отличать последние между собой, а также систему правил, в соответствии с которыми нарративы создаются и развиваются» [5]. Нарратология берет свое начало в великом труде Аристотеля «Поэтика», считается, что современная нарратология также многим обязана трудам русских формалистов, например, В. Я. Проппу, в труде «Морфология волшебной сказки» (1928) создавшему модель народных сказок, основанную на семи «сферах действия» и тридцати одной «функции» повествования. Большой вклад также внес труд М. М. Бахтина «Диалогическое воображение» (1975), в котором представлена теория разноречия, диалогизма и хронотопа. Также основы нарратологии были заложены в таких книгах, как «Структурная антропология» Кл. Леви-Стросса (1958); «Структурная семантика» А. Я. Греймаса (1966) и «Грамматике Декамерона» Цв. Тодорова (1969). Корман.
Одним из основных аспектов нарратологии, является собственно нарратор. Впервые этот термин был введен в 1996 году И. П. Ильиным, так как в русской терминологии происходили колебания между двумя понятиями: «рассказчик» и «повествователь». «Нарратор — литературный повествователь, от лица которого ведется рассказ» [4, с. 322].
В повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» нарратор — это «абстрактный автор». Данную концепцию «образ автора» впервые начал разрабатывать В. В. Виноградов в книге «О художественной прозе» (1930). В 1927 году Виноградов уже предложил термин «образ писателя», 2 марта, в письме жене, он сообщал: «Я же поглощен мыслями об образе писателя. Он сквозит в художественном произведении всегда. В ткани слов, в приемах изображения ощущается его лик. Это — не лицо «реального», житейского Толстого, Достоевского, Гоголя. Это — своеобразный «актерский» лик писателя. В каждой яркой индивидуальности образ писателя принимает индивидуальные очертания, и всё же его структура определяется не психологическим укладом данного писателя, а его эстетико-метафизическими воззрениями. Они могут быть не осознаны (при отсутствии у писателя большой интеллектуальной и художественной культуры), но должны непременно быть (т. е. существовать). Весь вопрос в том, как этот образ писателя реконструировать на основании его произведений. Всякие биографические сведения я решительно отметаю». [7, с. 239].
Впоследствии концепцию В. В. Виноградова об «образе автора» начали разрабатывать другие ученые, такие как: Б. О. Корман, Я. Мукаржовский, Я. Славиньский, Э. Бальцежан и многие другие.
«Абстрактного автора можно определить с двух сторон, в двух аспектах — во-первых, в аспекте произведения, во-вторых, в аспекте внетекстового, конкретного автора. В первом аспекте абстрактный автор является олицетворением конструктивного принципа произведения. Во втором аспекте он предстает как след конкретного автора в произведении, как его внутритекстовой представитель», — отмечает В. Шмид [8, с. 32].
Образ нарратора в повести «Тарас Бульба» состоит из множества граней, но при этом он един в своей идее. В данном произведении отчетливо виден путь Гоголя к обобщению «я» рассказчика.
В нарраторе рассматриваемой повести мы видим историка XIX века, который пропитан идеями «социологической школы» современной ему исторической науки и делится со своими современниками сведениями о тех временах, которые давно прошли, но имеют для народа современного огромное значение. Можно заметить, что этот образ нарратора особенно функционирует в начале повести, он конкретен, и в нем прослеживаются черты самого Гоголя — известного специалиста в области истории Украины и средних веков в целом. Через эти черты обнаруживается расширение образа автора от историка до «голоса интеллигента» XIX века, который далек от героев повести, и это заметно в том, как он описывает их: «Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников» [3, с. 228]. Тарас Бульба описан книжным языком, что показывает то, что нарратор теперь не только историк, а и мыслящий интеллигент, гражданин.
Образ нарратора-историка будет появляться в повести и далее, мы будем видеть его в комментариях к повествованию, и эти комментарии даны намеренно в научном стиле: «Тогдашний род учения страшно расходился с образом жизни: эти схоластические, грамматические, риторические и логические тонкости решительно не прикасались к времени, никогда не применялись и не повторялись в жизни» [3, с. 234]. Данная мысль прослеживается и в другом отрывке: «В то время, когда происходило описываемое событие, на пограничных местах не было еще никаких таможенных чиновников и объездчиков, этой страшной грозы предприимчивых людей, и потому всякий мог везти, что ему вздумалось» [3, с. 319]. При прочтении приведенных фрагментов мы замечаем, что нарратор при описании физически отдален от событий, которые описывает («тогдашний род учения», «в то время»).
«Экзегетический нарратор» (его иногда называют «непричастным») в «Тарасе Бульбе» введен для того, чтобы развивалась интрига, а это развитие необходимо для создания исторического колорита, изображения вражды казачества с Речью Посполитой (события первой половины XVII века). С этой целью нарратор порой прерывает повествование комментариями о нравах и обычаях отдаленного времени, уделяет много внимания для показа бытовых деталей (быт и нравы Запорожской Сечи), описывает годы учения бурсаков Андрия и Остапа.
В повести репрезентирована императивная картина мира. Все, что происходит в их жизни зависит от того, что выберут герои, их решения при этом могут быть правильными или ложными. У персонажей есть выбор поступить верно, достойно или неверно, совершить роковую ошибку. Также к «значимому» жесту относится и противодействие , например, волевое решение Тараса Бульбы не потворствовать желанию матери Андрия и Остапа задержать их дома. В рамках созданной картины мира мы можем оценивать события по-разному, в зависимости от того к каким последствиям они привели (смерть Андрия — наказание, которое невозможно избежать; смерть Остапа — высшее проявление доблести).
В произведении Н. В. Гоголя актуализирован «этос долженствования», которому присуща назидательная интрига, наставление. Интерес для нарратива представлен в конце событийной цепи, позитивной или негативной. Нарративная задача назидательного повествования состоит в побуждении адресата извлекать из воспринятой истории выводы, ценностные ориентиры, моральные уроки, предоставленные творцом произведения (идеологический ракурс).
«Рецептивная установка подобного рода может быть определена как этос долженствования по отношению к нормативным установлениям миропорядка, каноническому образцу, регламентированности человеческих отношений», — полагает исследователь [6, с. 15–16]. Аристотель видел риторический этос именно так: «У нас есть заранее установленные топы, на основании которых нужно строить энтимемы о хорошем или дурном, прекрасном или постыдном, справедливом или несправедливом, а равным образом и о характерах, страстях и нравственных качествах» [1, с. 111].
Для того, чтобы правильно понять повествуемую историю, адресату нарратива нужно осмыслить событийную цепочку в соотнесении с определенными ценностями, где честь — превыше всего.
В повести «Тарас Бульба» представлена агональная (по Й. Хейзингу — битва, состязание) стратегия преодоления угрозы (явная борьба). Герои повести не избегают схватки, они стремятся к ней: «Вот пропадает даром казацкая сила: нет войны!» [3, с. 251]. С «чужим» ведут борьбу не потому, что он агрессивен, а потому что он не «свой». Тарас Бульба, по сообщению нарратора, «считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства», против бусурман и турков. Защита чести — непременный атрибут характера достойного современника.
В гоголевской системе персонажей присутствуют агенс (тот, кто несет угрозу) и контрагенс (тот, кто способен преодолеть угрозу), которые в какой-то момент перестают отличаться друг от друга. Это можно увидеть на примере Андрия: когда он предает союзников для спасения возлюбленной, то меняет свою позицию, для него честью становится не Родина, а возлюбленная: «Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты! Вот моя отчизна! И понесу я отчизну сию в сердце моем, понесу ее, пока станет моего веку, и посмотрю, пусть кто-нибудь из козаков вырвет ее оттуда!» [3, с. 279].
В заключение следует уточнить, что представленная в повести «Тарас Бульба» императивная стратегия повествования осуществляется и за счет позиции описывающего события «непричастного нарратора», и высказываний героев, с их просторечиями, пребывающими в сказовой форме повествования (ориентированной на устную речь).
Литература:
- Аристотель. Поэтика. Риторика / Аристотель. — Санкт-Петербург: Азбука., 2017. — 316 с.
- Гуковский Г. А. Реализм Гоголя / Г. А. Гуковский. — Москва: Государственное издательство художественной литературы., 1959. — 132 с.
- Гоголь Н. В. Вечера на хуторе близ Диканьки. Миргород / Н. В. Гоголь. — Москва: Художественная литература., 1982. — 431 с.
- Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов. –Москва.: Мир и Образование, 2016. — 735 с.
- Современный философский словарь // Наука. Искусство. Величие: [сайт]. — URL: http://philosophy.niv.ru/doc/dictionary/modern/articles/228/narratologiya.htm (Дата обращения: 02.02.2023).
- Тюпа В. И. Этос нарративной интриги / В. И. Тюпа // Вестник РГГУ. Серия: история. Филология. Культурология. Востоковедение. — 2015. — № 2. — С. 9 –19.
- Чудаков А. П. Слово-вещь-мир. От Пушкина до Толстого / А. П. Чудаков. — Москва.: Современный писатель., 1992. — 319 с.
- Шмид В. Нарратология / В. Шмид. — Москва.: Языки славянской культуры., 2003. — 180 с.
