В творчестве В. Г. Распутина мы не находим прямого цитирования из Евангелия, но видим скрытые параллели, углубляющие характер его героев, освещающие их поступки и помыслы библейской моралью, особым образом мыслей и отношением к миру и человеку. Евангельские мотивы романа «Последний срок» давно стали предметом исследования современных литературных критиков, занимающихся творчеством В. Г. Распутина, наиболее известны работы, посвященные образу Анны.
Критики единодушно подчеркивают в характере Анны прежде всего евангельское долготерпение. По утверждению В. Влащенко «в старухе Анне выражены такие черты народного характера, как терпение» [3, c. 3]. Русский философ XX века И. Ильин уточняет: «национальный характер русского возник из терпения» и далее, «сердечная доброта, сострадание, дух самопожертвования», «сердечное созерцание» [5, c. 3], проявляющиеся в способности чувствовать, видеть, жить красотой природы, в «чувстве мировой гармонии», что является, по мнению В.Вышеславцева, «вершиной христианской любви» [5, c. 39].
Однако мы не встречаем упоминания о евангельском мотиве радости в создании образа Анны. Цель нашей статьи — рассмотрение «упущенного» критиками мотива, мотива «благодати», выраженного в радости. Мотив евангельской радости, как мы предполагаем, является основополагающим в образе Анны.
Необходимо заметить, что понятия «радость» и «благодать» имеют еще и общий духовный, евангельский смысл. Это радость «здравия души», радость внутреннего согласия с Богом. Радость — отличительная особенность святых людей, и Богородица, превосходившая святостью самых праведных праведников, обладала радостью в наивысшей мере. Само чудное зачатие Пресвятой Девы названо «благоговейной радостью» [2, с.82] «Неплодная, плодородящая сверх ожидания Деву, имеющая родить Бога плотию, светится радостию и ликует, громко взывая: радуйтесь все со мною…» Посвящение храму Девы Марии названо «общей радостью» [2, с.100] «Радость моя.».. обращается Богородица к Иисусу Христосу, сыну своему.
Образ старухи Анны в повести «Последний срок» сильно обогащен лексическим рядом «радость». «Справлять свою жизнь для нее было то радостью, то мучением — мучительной радостью» [2, с.179]. Чувство радости наполняет Анну Степановну от встречи со своими детьми. «Норадость от того, что она видит перед собой своих детей, не давала ей отдохнуть, билась в лицо, шевелила руки, грудь, забивало горло» [2, с.38]. «Мне Бог, вишь, какую радость дал: на вас перед смертью поглядеть» [2, с.45–46]. «Я ить от радости, что вижу вас, не знаю, че и сказать». [2, с.46]. Особое чувство радости у Анны связано с образом дочери Татьяны. (Она ощущает и скорую радость [2, с.147]от предстоящей встречи с дочерью, и радость о несостоявшемся переезде ее за границу: «обрадовалась, что дочь не уехала нажитье еще дальше, совершенно к чужим людям» [4, с.149]; и от спрятанного письма «в изголовье, чтобы продлить свою радость и увидеть Таньчору еще и во сне» [4, с.150], и от слов, которыми дочь называла мать («старухе и тогда по-прежнему было светло и радостно от их приветливой страсти и силы») [4, с.152]. Матери сильно хотелось увидеть перед смертью именно дочь Татьяну: «посмотреть бы на нее хоть через щелочку, хоть разок, чтобы понять, что с ней сталось, <…>…и тогда решила бы, молиться ей за дочь или радоваться». [4, с.142]. «Еще и потому ей надо было перед смертью хоть мельком взглянуть на Таньчору, чтобы снять со своей души грех за то, что она ее долго не видела. Хотелось очиститься перед Богом и спокойно, радостно и светло предстать перед Его судом: вот я, раба божья Анна, черного с собой не несу» [4, с.142] пишет автор. В описании Успения Пресвятой Богородицы говорится, что перед своей кончиной «увидев Сына Своего, Она с радостным восторгом произнесла слова боговдохновенной своей песни: «Величит душа Моя Господа и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем, яко призре на смирение рабы Своея!» [2, с.384]
Радость перед судом Бога преображает душу Анны — она испытывает радость от возможности слышать звон «…, запомнившийся ей еще в девичестве и звучащий мягкими благовестными ударами…<…>…идти за звоном было легко и радостно, теперь старуха плакала от радости, от того, что все так хорошо кончается» [4, с.145]. Этот тихий, радостный звон переходит в упованье, дарующее героине благословенье перед смертью: «и в это время справа, где простор, ударит звон. Сначала он ударит громко, празднично, как в далекую старину, когда народ оповещали о рождении долгожданного наследника, потом лишний гром в нем уберется, и над старухиной головой поплывет. Кружась, песенная перезвоница … счастливо и преданно она пойдет вправо — туда, где звенят колокола, туда, где уведет ее за собой затихающий звон. Мотив звона является неким знаком, подтверждающим «встречный выбор человека Богом» в духовно-религиозном содержании святости [5, с. 221].
Радость Анна испытывает от встречи с солнцем: «Только теперь старуха увидала солнце и, узнав его, обрадовалась [4, c. 39]. Анну на протяжении всей повести сопровождает некое сияние — свет, исходящий от солнца. Вот и в избе ее «… было светло и ясно: четкое закатанное солнце било прямо в окно, под которым лежала старуха» [4, с. 48]; «… поверху бьют суматошные от радости, еще не нашедшие землю, солнечные лучи. От них старухе сразу сделалось теплее, и она прошептала: Господи…» [4, с. 59]. И еще: «ближе к обеду солнце с улицы попало в избу, и старуха, глядя на солнце пригрелось от всего веселого неустанного света…» [4, с.105].
Солнце вызывает у Анны радостное умиление: «на полу рядом со старухой играло солнце, не боясь худобы, принялось гладить и пригревать косточки, ей стало совсем хорошо и снова захотелось заплакать» [4,с.112].
В. Г. Распутин указывает на мистический смысл света, понять который дано только Анне: «…она снова смотрела на солнце на стене… и во всем ее положении была такая завороженность и нечеловеческая стынь, будто ей дано было увидеть и запомнить то, что больше никто не смог понять» [4, с. 74]. «Свет, идущий от матери, напоминающий в тесте нимб окрест головы святого, оказывается невыносимым для ее детей не умеющих почувствовать мудрость и красоту бытия» [4, с. 299]. Автор пишет, что «они загораживались от света ладошками и щурили глаза» [4 с. 143]. От него дети испытывали неудобства: «…все было залито солнцем, и его свет ослепил Люсю» [4, с. 99]; Михаилу с Ильей «приходилось терпеть» солнце, которое «зайдя сбоку, отыскало маленькое банное окошечко, и баня быстро нагрелась, в ней стало душно» [4 с. 126]. Отчужденность детей от матери оборачивается в конце повести знаком мрака: «В окне, как в зеркале, замазанном с той стороны черным, отсвечивала только залитая электричеством комната, за стеклом не проступало даже самое маленькое пятнышко» [4, с.174].
Св. Дионисий Ареопагит «сподобившийся видеть в Иерусалиме лицом к лицу Пресвятую Деву Марию, так описывает это свидание: «Когда я введен был перед лице Богообразной, светлейшей Девы, — меня облистал извне и внутри столь великий и безмерный свет Божественный…» [1, с. 414]
Мотив «благодати» (действенное снисхождение Бога к человеку) в повести выражен в способности Анны слышать колокольный звон, видеть и излучать сияние, что является составляющим радостного созерцания мира.
Предстоящая встреча со своей смертью является радостью для Анны. Она уверена, что ее смерть предстанет перед ней в образе старухи, похожей на нее саму. Старуха эта протянет навстречу Анне свою руку, «… в которую она должна будет вручить свою ладонь. Немея от страха и радости, которых никогда не испытывала, старуха (Анна) мелкими шажками начнет подвигаться к протянутой руке» [4, с.176]Смерть станет радостной встречей для Анны, как некогда таковой она стала для Богородицы при Ее Успении. Чувство радости Богородицы противопоставлено скорби, печали окружающих одр родственников, ближних, апостолов, выраженных в плаче, вопле, рыданиях. Перед Ее кончиной «…все пришедшие к Ней горько плакали и своими воплями и рыданиями наполнили весь дом, умоляя Владычицу, как общую всех матерь, не оставлять их сирыми. Пресвятая Дева увещала их не плакать, а скорее радоваться о Ее исходе…» [2, с.378] «Не плачьте, друзья и ученики Христовы! Своею горестью не возмущайте Моей радости; но лучше радуйтесь вместе со Мною, что Я отхожу к Сыну и Богу Моему» [2, с.383]. А после Ее кончины «…Апостолы освящались от прикосновения к нему (телу Богоматери) и, ощущая в сердцах своих действие неизреченной благодати, исполнялись духовной радости» [2, с.391] и величественное шествие с радостными песнопениями отправились к месту погребения. Богородица не только пребывала в радостном созерцании окружающего мира, но и делилась своей радостью со всеми, одаривала всех этим светлым чувством. Семантика радости — дарение же в повести связана с образом внучки Нины. «И себе радость, и ей» — утверждает Анна, когда рассказывает, что прячет под кроватью для нее конфеты и по одному их потом для нее достает» [4, с. 62]. Автор называет Нину еще одной радостью, «…которая выпала ей в жизни…» Анна делится со своей внучкой гостинцами, кроватью, своим пространством. «Здесь ты, как у Христа за пазухой, сберегешься и горюшка знать не будешь» — говорит ей старуха [4, с. 62].
Семантику «радость» — помощь живому существу мы находим в сцене уговаривания встать упавшего старого, слабого коня Игренька. Анна лаской, добрыми словами пыталась поднять его, даже «… подхватила его снизу». В итоге Игренька встал в полный рост. «Он покачивался на своих четырех ногах, а мать поддерживала его, обняв рукой и радостно приговаривала: Ну и от, ну и от. Я ить тебе говорила». [4, с. 96].
Еще одной радостью для Анны является общение со своей соседкой Миронихой. «В прошлом году радио сломалось, и у старухи осталась одна радость — поговорить с Миронихой» [4, с. 117]. Радость выступает как душевное согласие, сопричастность судеб двух старых людей. «Вытирая слезы, старуха подумала, что, быть может, от того она и не умерла ночью, что не простилась с Миронихой, со своей единственной во всю жизнь подружкой, что не было у нее того, что есть теперь, — чувства полной, ясной и светлой законченности и убранности этой давней и верной дружбы [4, с. 197]. Здесь радость понимается как дружба.
Умение радоваться солнцу, любому живому существу, верная дружба — соединены в образе старухи Анны в единое целое. «Она в последние годы все чаще и чаще думала о солнце, земле, траве, о птичках, деревьях, дожде и снеге — обо всем, что живет рядом с человеком, давая ему от себя радость» [4, с. 123]. Подобно проповеди Исаака Сирина: «В благодати умирись с собой. И умирятся с тобой небо и земля» [1, с. 62].
Таким образом, ощущение радости родственно чувствам Анны и оно отмечено встречным чувством, даруемым ей природой. Мотив радости подчеркивает суть ее внутренней гармонии с миром, истоки «здравия души». Теперь мы не только на основе высокой частоты употребления лексического ряда «радость» смеем утверждать, что этот евангельский мотив является сущностным, основополагающим в образе Анны, является ее иконографической доминантой.
Литература:
1. Полный Православный богословский энциклопедический словарь. Изд. П. П. Сойкина. Т. 2. С. 1947.
2. Богородица. 2000 лет в русском и мировом изобразительном искусстве.- М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007
3. Влащенко В. Вслед за Львом Толстым. Проза Валентина Распутина// Литература. № 22. 1998. С.3–7.
4. Распутин В. Г. Прощание с Матерой. Повести, рассказ. М., 2011.
5. Юдин А. В. Русская народная духовная культура: Уч. пос. М.: Высшая школа, 1999
