Трансформация российской правовой системы в последние десятилетия характеризуется постепенным признанием за решениями высших судебных инстанций статуса фактического источника права. Несмотря на принадлежность России к романо–германской правовой семье, правовые позиции Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) де–факто выполняют функцию прецедента. В условиях усложнения гражданского оборота и наличия в законодательстве большого количества оценочных категорий, вопрос о пределах судейского усмотрения приобретает особую остроту.

Какова природа судейского усмотрения в гражданском процессе? Судейское усмотрение — это предоставленная законом возможность выбора одного из нескольких законных вариантов решения дела, исходя из внутреннего убеждения судьи и конкретных обстоятельств дела. Вместе с тем, «безграничное» усмотрение несет в себе риски снижения предсказуемости судебного акта, нарушения принципа равенства (при схожих обстоятельствах принимаются диаметрально противоположные решения). В судебной практике часто можно столкнуться с различной трактовкой оценочных понятий, например таких как, «разумность», «добросовестность», «соразмерность», что вполне может породить коррупционные риски.

Судебный прецедент в Российской Федерации не является источником права, а значит, судебные решения, выносимые по конкретным делам, не обладают нормативным характером и не являются общеобязательными предписаниями, создающими новые правовые нормы для неопределенного круга лиц и случаев. Основной функцией судов в Российской Федерации является правоприменение, то есть точное и единообразное применение уже существующих норм права, содержащихся в Конституции РФ, федеральных конституционных законах, федеральных законах, подзаконных актах и международных договорах.

Однако, несмотря на формальное непризнание судебного прецедента в качестве источника права, в российской правовой системе сформировался и успешно функционирует механизм, обеспечивающий единство судебной практики и стабильность правоприменения, который имеет существенное, хотя и не прямое, нормативное значение. Речь идет, прежде всего, о руководящих разъяснениях Пленума ВС РФ, а также об обзорах судебной практики, утверждаемых Президиумом ВС РФ. В этой связи В. Д. Зорькин утверждал «Правотворческая деятельность судов в правовой системе России формально (официально) не признается, в доктрине интерпретируется противоречиво, но реально существует и через высшие судебные инстанции влияет на развитие права» [1, с. 4].

Таким образом, хотя судебное решение по конкретному делу не становится источником права, системное обобщение и интерпретация правовых норм высшими судебными инстанциями играют роль квази–прецедентных ориентиров, обеспечивающих предсказуемость правосудия и защиту прав граждан, не вступая при этом в противоречие с принципом разделения властей и прерогативой законодателя по формированию нормативно–правовой базы. Как справедливо утверждают Лазарев В. В., Гаджиев Х. И. «…прецеденту присуща посредническая роль между практикой и законом, когда реализация права выражается в сопутствующей ей правотворческой функции суда» [2, с. 9].

Судебный прецедент, не является юридической категорией, его глубинное инструментальное значение находит свое выражение в сфере правоприменения, что и обусловливает его особую роль в современной правовой системе. Так, к примеру, широкая юридическая общественность, а также внимательные граждане с нетерпеньем ожидали принятия ВС РФ решения по «делу Долиной», вызвавшему общественный резонанс, что свидетельствует о возрастающем значении судебного прецедента для всех участников правоотношений [3].

Анализируя и применяя разъяснения ВС РФ, правоприменитель наполняет абстрактные положения законодательства конкретным содержанием, тем самым существенно сужая потенциальное пространство для произвольного или субъективного толкования, что гарантирует большую предсказуемость правоприменительной практики. Следует согласиться с Г. Кельзеном в том, что «Судебное решение является продолжением, но не началом создания процесса права» [4, с. 316].

Судебный прецедент служит эффективным процессуальным фильтром, поскольку нарушение принципа единообразия судебной практики, согласно положениям статьи 391.9 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, представляет собой самостоятельное и достаточное основание для отмены оспариваемого судебного акта в рамках кассационного или надзорного производства, что подчеркивает необходимость соблюдения стабильности и последовательности в отправлении правосудия.

При этом, судебный прецедент формирует фундамент доказательственной логики, устанавливая стандарты доказывания, что важно для определения круга фактов, имеющих существенное значение для правильного разрешения конкретной категории дел, поскольку именно эти стандарты обеспечивают последовательность и объективность в процессе установления обстоятельств, подлежащих доказыванию.

Однако, существует мнение, что жесткое следование прецеденту превращает судью в «автомат по применению позиций», лишая его возможности учитывать уникальность каждого спора и посягая на принцип независимости судей. В статье 120 Конституции РФ сказано «судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону».

Отечественная правоприменительная практика склонна к обеспечению правовой стабильности и предсказуемости, даже если концепция правовой определенности не находит прямого закрепления в нормативных актах. В целом ряде постановлений Пленума ВС РФ провозглашается принципиальная важность строгого соблюдения единообразия в правоприменительной деятельности нижестоящих судебных инстанций. Поэтому Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации (ст. 391.9) содержит положение, устанавливающее нарушение единообразия в применении и (или) толковании судами норм права в качестве самостоятельного и безусловного основания для отмены или изменения судебных постановлений в порядке кассационного или надзорного производства.

Учитывая возросшую роль судебного прецедента в отечественном правопорядке, следует отметить, что баланс между независимостью и единообразием смещается в сторону транспарентности — судья независим в принятии решения по конкретному делу, но его выбор должен быть предсказуем и соотнесен с вектором, заданным ВС РФ. Судья вправе отойти от прецедента, если фактические обстоятельства рассматриваемого дела существенно отличаются от тех, на которых основана позиция вышестоящего суда. Можно утверждать, что судебный прецедент косвенно обязывает судью следовать конституционному принципу равенства всех перед законом и судом. Независимость судьи позволяет судам первой и апелляционной инстанций формулировать новые подходы, которые впоследствии могут быть «засилены» ВС РФ, что предотвращает стагнацию системы.

Таким образом, судебный прецедент в настоящее время не подменяет собой закон, но служит необходимым дополнением к нему, выступая «навигатором» в поле судейского усмотрения. Ограничение дискреции судьи через следование правовым позициям высших судов не нарушает независимость судей, а, напротив, защищает их от упреков в пристрастности и субъективизме. Истинный баланс заключается в восприятии прецедента не как догмы, а как методологической основы, позволяющей достичь справедливости через правовую определенность.

Литература:

1. Зорькин В. Д. Прецедентный характер решений Конституционного Суда РФ // Журнал российского права. — 2004. — № 12. — С. 3–4.
2. Лазарев В. В., Гаджиев Х. И. Основные источники (формы) судебного права // Журнал российского права. — 2022. — Т. 26. — № 9. — С. 5 –22.
3. Определение Верховного Суда РФ от 16.12.2025 г. № 5–КГ25–174–К2. — Электронный ресурс. — режим доступа: URL: https://vsrf.ru/lk/practice/stor_pdf/2508866 (дата обращения: 19.12.2025).
4. Кельзен Г. Чистое учение о праве. — СПб., 2015. — 540 с.