В российском законодательстве право на доступ к информации о деятельности корпорации, включая ознакомление с документами и изготовление их копий с целью контроля за решениями исполнительных органов, традиционно закреплено за участниками (акционерами) хозяйственного общества. Данное право предусмотрено Гражданским кодексом РФ и профильными законами, регулирующими деятельность коммерческих корпораций.

Однако, современная судебная практика демонстрирует тенденцию к расширению круга субъектов, наделённых этим правом. В частности, к ним начинают относить контролирующих лиц и бенефициарных владельцев. Знаковым шагом в этом направлении стала позиция Верховного Суда РФ, изложенная в Обобщении судебной практики от 15 ноября 2023 г. Суд указал, что правом на информацию обладают не только прямые участники, но и лица, которые через сложные корпоративные структуры (например, будучи участником компании-участника) имеют возможность влиять на деятельность общества и фактически его контролировать [2].

Обоснование такого подхода Верховный Суд связывает с двумя ключевыми аспектами:

— ответственность и интерес: поскольку контролирующие лица и бенефициары могут быть привлечены к субсидиарной ответственности за убытки юридического лица, их корпоративный интерес признаётся составной частью интереса самой корпорации. Обеспечение баланса интересов требует наделения этих лиц эффективными инструментами защиты, независимо от формального членства.

— фактический интерес и его нарушение: при установлении соответствующего статуса решающим должно быть не прямое участие в капитале, а наличие фактического интереса в контроле или бенефициарного интереса и доказанный факт его нарушения. При этом судам необходимо тщательно оценивать добросовестность поведения всех сторон: как самих контролирующих лиц и бенефициаров, так и менеджеров и иных участников.

Значительное процессуальное последствие: Верховный Суд, по сути, признал за такими бенефициарами право на предъявление множественного косвенного иска (производного иска), что ранее не допускалось ни законодательством, ни практикой. Это представляет собой серьезный прецедент, расширяющий корпоративные права за пределы формального круга участников и задающий новый вектор развития корпоративного права в России.

Кроме того, Верховный Суд фактически признал право таких бенефициаров на предъявление множественного косвенного иска, что до настоящего времени не допускалось ни материальными нормами, ни правоприменительной практикой. И это первый, очень серьезный шаг на пути расширения перечня лиц, хотя формально не являющихся участниками, но, тем не менее, обладающих подобными корпоративными правами, который сделан на уровне Верховного Суда РФ.

В связи с чем, интерес для исследования представляет понятие контролирующих лиц как субъектов, имеющих право на запрос информации о деятельности корпорации.

Необходимо подчеркнуть, что определение понятия «контролирующее лицо» представляет существенную сложность, что, прежде всего, обусловлено отсутствием четкой законодательной формулировки.

Так, круг субъектов корпоративного контроля должен включать лиц, способных влиять на решения высшего органа управления, даже при отсутствии между ними и обществом формальных корпоративных правоотношений. Ключевым условием является установление специального статуса, подтверждаемого как правовыми основаниями (корпоративный договор, членство в органах управления), так и обстоятельствами фактического порядка. Это согласуется с доктринальным пониманием сущности фактического контроля как «неформализованного господства» одного лица над другим [1, с. 121]. Подтверждением служит судебная практика, где фактический контроль становился основанием не только для обязанностей, но и для прав [3].

В настоящее время термины «реальный бенефициар», «контролирующее лицо» и «корпоративный контроль» используются в разнородных контекстах. Анализ законодательства выявляет их ситуативное применение в различных отраслях:

— гражданском праве (п. 3 ст. 53.1 ГК РФ) понятие вводится для идентификации субъекта, обязанного действовать добросовестно в интересах юридического лица и несущего ответственность за причиненные убытки.

— в законодательстве о защите конкуренции акцент делается на способности прямо или косвенно определять решения другого юридического лица.

— в законодательстве о банкротстве контролирующим признается лицо, имевшее право давать обязательные указания должнику или иным образом определять его действия.

Можно сделать вывод, что в российском праве отсутствует унифицированное понимание «контроля» и «контролирующего лица»; их содержание варьируется в зависимости от целей конкретного правового института. Соответственно, различаются и критерии установления такого контроля.

Сравнительный анализ позволяет выделить два условных сквозных критерия, повторяющихся в разных отраслях:

Во-первых, имущественный критерий: владение определенной долей участия (акциями, долями).

Во-вторых, управленческий (организационный) критерий: возможность формировать волеобразующие органы юридического лица.

Однако оба критерия порождают ряд теоретических и практических вопросов, требующих разрешения.

В связи с чем, перспектива развития корпоративного законодательства видится в законодательной фиксации единого понятия и критериев признания лица контролирующим. Целесообразным представляется расширение случаев признания фактического контроля по аналогии с законодательством о несостоятельности, закрепив в качестве ключевого признака способность определять действия и решения корпорации, независимо от формального наличия корпоративных прав.

На основе сформулированного вывода можно предложить следующее легальное (предлагаемое для закрепления в законе) понятие:

Контролирующее лицо хозяйственного общества — это физическое или юридическое лицо, которое в силу прямого или косвенного участия, специального договора, фактического влияния или иных правовых либо фактических обстоятельств обладает способностью определять ключевые действия и принимать (блокировать) решения данного общества, в том числе касающиеся его хозяйственной деятельности, управления, реорганизации и ликвидации, независимо от наличия у него формального корпоративного права (членства, доли участия).

Основные критерии признания лица контролирующим:

— управленческий (волевой) критерий: наличие возможности оказывать определяющее влияние на формирование волеобразующих и исполнительных органов общества, а также давать указания, обязательные для исполнения.

— имущественный критерий: прямое или косвенное владение долей участия, достаточной для оказания определяющего влияния (с установлением порогового значения, например, «более 50 %» или «иным образом обеспечивающего безусловное право принятия решений»).

— критерий фактического (неформального) контроля: Установленная судом или иным уполномоченным органом фактическая способность определять решения и действия общества на основе анализа всей совокупности обстоятельств (сложившейся практики управления, личных связей, семейных отношений, технологической или ресурсной зависимости и т. д.). Данный критерий применяется субсидиарно, при невозможности однозначной квалификации по формальным признакам.

Литература:

1. Ломакин, Д. Контроль как форма зависимости юридических лиц // Хозяйство и право. 2018. № 2. С. 3–20.
2. Обобщение судебной практики (утверждено Президиумом Верховного Суда РФ 15 ноября 2023 г.) // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2024. № 2.
3. Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 17 октября 2016 г. № 09АП-44354/2016, 09АП-47076/2016 по делу № А40–104595/14 // Картотека арбитражных дел. URL: https://kad.arbitr.ru/ (дата обращения: 01.08.2023).
4. Шиткина, И. С. Ответственность фактически контролирующих лиц в корпоративном праве // Закон. 2018. № 7. С. 121.