Институт процессуального принуждения занимает центральное место в системе гарантий эффективности уголовного судопроизводства. Применение мер принуждения позволяет обеспечить надлежащее поведение участников процесса, предотвратить противодействие расследованию и судебному разбирательству, создать условия для возмещения вреда, причиненного преступлением. При этом данные меры неизбежно ограничивают конституционные права и свободы личности, что требует установления четких правовых рамок их применения.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью обеспечения баланса между публичными интересами государства в борьбе с преступностью и частными интересами граждан в защите их прав и свобод. По мнению В. М. Харзиновой, «меры принуждения в уголовном процессе применяются компетентными органами государства и должностными лицами при условии соблюдения ими соответствующих гарантий законности, обоснованности и мотивированности их применения» [6, с. 3]. Данное положение требует детального анализа как теоретических основ, так и практики применения мер принуждения.

Принуждение как институт появился в уголовном процессе России с момента введения наказаний, что связано с возникновением государства Древней Руси. Институт принуждения получил отражение в Русской Правде XI века в виде поручительства в явке к суду, принудительного доставления в суд, телесного наказания [6, с. 1]. Судебник 1497 года и Соборное уложение 1649 года также предусматривали институты принуждения в уголовном процессе.

Как вид мер принуждения, меры пресечения впервые в России появились после принятия Свода законов Российской Империи в 1832 году. Позже принуждение как термин в уголовном процессе России было закреплено в 1845 году в Уложении «о наказаниях уголовных и исправительных». Развернутое определение принуждению впервые было дано в нормах права Саксонского кодекса 1855 года, который предписывал: «Употребить силу или угрозу, с целью заставить что-либо сделать, претерпеть или перестать делать».

Уголовное уложение 1903 года формулировало понятие принуждения как «наказуемой угрозой выполнить или допустить что-либо, нарушающее право или обязанность принуждаемого, или отказаться от осуществления права или от исполнения обязанности». УПК 1922 и 1923 годов не выделял отдельной главой меры процессуального принуждения, однако в этих кодексах задержание было выделено от других мер процессуального принуждения.

УПК РФ, принятый в 2001 году, предусматривает отдельный раздел «Меры процессуального принуждения», включающий задержание подозреваемого (глава 12), меры пресечения (глава 13) и иные меры процессуального принуждения (глава 14) [2]. Данная структура отражает современное понимание системы мер принуждения в российском уголовном процессе.

Процессуальное принуждение представляет собой конкретное понятие, определенную совокупность мер, перечень которых приведен в действующем законодательстве. Как справедливо отмечают А. В. Гриненко и Д. А. Иванов, «принуждение вне конкретных мер не существует, как не существует и иных мер принуждения, помимо прямо закрепленных в законе» [5, с. 1].

Представляется правильным определение, предложенное В. М. Харзиновой: меры процессуального принуждения — это меры государственного принуждения, применяемые после возбуждения уголовного дела компетентными органами государства и должностными лицами, осуществляющими предварительное расследование и судебное разбирательство к конкретному кругу участников уголовного процесса в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством при наличии оснований и определенных условий для их применения с соблюдением принципов уголовного судопроизводства [6, с. 4].

Применение мер процессуального принуждения будет считаться законным (правомерным) при соблюдении следующих условий. Во-первых, они применяются после возбуждения уголовного дела. Как исключение, некоторые авторы называют случаи, когда такие меры (например, задержание) применяются на первоначальной стадии процесса, при проверке сообщения о преступлении [3, с. 1].

Во-вторых, меры применяются надлежащим субъектом применения. Применить меру процессуального принуждения имеют право только органы, осуществляющие уголовное преследование и суд в тех случаях, когда уголовное дело ими принято к своему производству. Запрещено предоставлять возможность применения мер процессуального принуждения другим должностным лицам, хотя контроль за фактическим осуществлением этих мер возможен и другими органами.

В-третьих, меры применяются на основании соответствующего процессуального решения, которое оформляется в виде процессуального документа. Например, для применения меры пресечения в виде подписки о невыезде следует вынести постановление о применении меры пресечения и обязательство.

В-четвертых, меры применяются при соблюдении определенных условий их применения. Например, для заключения под стражу первым условием является применение данной меры пресечения в отношении обвиняемого или подозреваемого в совершении преступления, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше трех лет, и вторым условием является то, что нет возможности применения иной, более мягкой меры пресечения.

В-пятых, меры применяются к определенному кругу участников уголовного судопроизводства. Задержанию могут быть подвергнуты только подозреваемые; заключение под стражу как мера пресечения, ограничивающая больше других мер пресечения свободу, применяется к обвиняемым, а в исключительных случаях к подозреваемым; приводу могут быть подвергнуты обвиняемый, подозреваемый, потерпевший, свидетель, гражданский истец, гражданский ответчик, эксперт, специалист, переводчик, понятой.

Для применения той либо иной конкретной меры процессуального принуждения требуется наличие соответствующих оснований. Фактическим (материальным) основанием являются доказательства, которые вызывают необходимость применения той либо иной меры, а юридическим (формальным) основанием — составление соответствующего процессуального документа. В качестве оснований в любом случае не должны использоваться какие-либо домыслы, предположения, не подтвержденные доказательствами версии.

При применении мер процессуального принуждения должно использоваться правило их экономии. Принуждение не является самоцелью. Если та либо иная задача может быть решена без применения принуждения или с применением принуждения сравнительно небольшой степени, то следователь, суд должны идти по пути наименьшего принудительного воздействия. Данный принцип находит свое отражение в части 1 статьи 97 УПК РФ, согласно которой мера пресечения может быть применена при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый, подозреваемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, может продолжить заниматься преступной деятельностью, может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу [2].

Уголовно-процессуальный закон выделяет в отдельные главы три вида мер процессуального принуждения: задержание подозреваемого (глава 12 УПК РФ), меры пресечения (глава 13 УПК РФ) и иные меры принуждения (глава 14 УПК РФ) [2]. В процессуальной литературе меры процессуального принуждения классифицируются в зависимости от целей и задач по-разному.

В. М. Харзинова предлагает классификацию мер процессуального принуждения на четыре группы [6, с. 4–5]. Первую группу составляют меры пресечения: подписка о невыезде и надлежащем поведении; личное поручительство; наблюдение командования воинской части; присмотр за несовершеннолетним подозреваемым и обвиняемым; залог; домашний арест; заключение под стражу. Вторую группу образуют меры процессуального принуждения, направленные на обеспечение процесса доказывания, — задержание подозреваемого.

Третью группу формируют меры процессуального принуждения, обеспечивающие процесс расследования и судебного разбирательства: обязательство о явке; привод; временное отстранение от должности; денежное взыскание. Четвертую группу составляют меры, направленные на обеспечение возмещения вреда, причиненного преступлением: наложение ареста на имущество; наложение ареста на ценные бумаги.

Данная классификация представляется обоснованной, поскольку она основана на целевом назначении каждой группы мер. Вместе с тем, в юридической литературе встречаются и иные подходы к систематизации мер процессуального принуждения. Некоторые авторы предлагают классификацию на основе субъектного критерия, выделяя меры, применяемые к обвиняемым (подозреваемым), и меры, применяемые к иным участникам процесса.

Меры пресечения как самостоятельный вид мер процессуального принуждения заслуживают особого внимания. По своей сути мера пресечения — это закрепленный в законе способ воздействия на лицо, в отношении которого осуществляется уголовное преследование, с целью обеспечить его явку по вызовам. Статья 97 УПК РФ содержит основания для избрания мер пресечения. К ним относятся доказательства, которые позволяют обосновать вывод о том, что в случае отказа от избрания следователем той либо иной меры пресечения лицо совершит одно из социально негативных действий.

При наличии оснований фактором, который помогает определить, какую конкретную меру пресечения целесообразно выбрать из их общего перечня, являются обстоятельства, которые дополнительно учитываются в соответствии со статьей 99 УПК РФ. К ним относятся: тяжесть преступления, сведения о личности подозреваемого или обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий и другие обстоятельства [2]. Однако такие дополнительные условия не должны полностью подменять собой собственно основания для избрания той либо иной меры пресечения, а лишь выделять меру пресечения, которая в данном конкретном случае наиболее целесообразна.

Анализ судебной практики позволяет выявить правоприменительные подходы к реализации норм о мерах процессуального принуждения. Показательным является постановление Первого кассационного суда общей юрисдикции от 7 октября 2025 года по делу С. В., обвиняемой по части 1 статьи 264.1 УК РФ [3]. В данном деле рассматривались вопросы наложения ареста на имущество как меры процессуального принуждения и конфискации транспортного средства.

Суд установил, что при принятии решения о наложении ареста на имущество необходимо руководствоваться требованиями статьи 165 УПК РФ и действовать в пределах полномочий, предоставленных частью 2 статьи 29 УПК РФ. Важным является вывод суда о том, что рассмотрение ходатайства дознавателя в отсутствие собственника имущества и его защитника не ставит под сомнение выводы суда о необходимости наложения ареста на спорный автомобиль, так как извещение заинтересованных лиц о времени и месте рассмотрения ходатайства судом о наложении ареста на имущество законом не предусмотрено.

Суд подчеркнул, что обстоятельство, при котором стоимость транспортного средства превышает максимальный размер штрафа, предусмотренного в качестве наказания санкцией части 1 статьи 264.1 УК РФ, не свидетельствует о незаконности принятого судом решения, поскольку арест на имущество является мерой процессуального принуждения, которая может применяться в публично-правовых целях как для обеспечения имущественных взысканий в виде процессуальных издержек или штрафа в качестве меры уголовного наказания, так и для обеспечения возможной конфискации имущества [3].

Данная правовая позиция заслуживает поддержки, поскольку она основана на системном толковании норм уголовно-процессуального законодательства. Наложение ареста на имущество выполняет обеспечительную функцию и не должно ставиться в зависимость от соразмерности стоимости имущества и возможного размера штрафа. Публичный интерес в обеспечении исполнения приговора превалирует над частным интересом в сохранении имущества в свободном обороте до разрешения дела по существу.

Второе дело, заслуживающее внимания, — определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 22 апреля 2025 года по делу М. о взыскании компенсации морального вреда, причиненного незаконным привлечением к уголовной ответственности с применением меры процессуального принуждения в виде обязательства о явке [4]. По данному делу М. был осужден, в отношении него было возбуждено уголовное дело, избрана мера процессуального принуждения в виде обязательства о явке. Впоследствии уголовное дело было прекращено по основанию, предусмотренному пунктом 2 части 1 статьи 24 УПК РФ, за отсутствием в его действиях состава преступления [4].

Суд первой инстанции удовлетворил исковые требования частично, взыскав компенсацию морального вреда в размере 50 000 рублей. Суд апелляционной инстанции снизил размер компенсации до 5 000 рублей, указав, что размер компенсации, определенный судом первой инстанции, явно завышен, не соответствует требованиям разумности и справедливости и не обеспечивает баланс частных и публичных интересов [4].

Кассационный суд оставил апелляционное определение без изменения, указав, что при определении размера подлежащей взысканию денежной компенсации морального вреда судом апелляционной инстанции приняты во внимание все обстоятельства причинения вреда, в том числе время, в течение которого лицо подвергалось уголовному преследованию, мера уголовно-процессуального принуждения, примененная в отношении истца, в виде обязательства о явке [4].

Данное дело демонстрирует подход судов к оценке последствий применения мер процессуального принуждения. Обязательство о явке является одной из наиболее мягких мер принуждения, не связанной с лишением свободы. Суд учел, что в отношении М. не применялась мера пресечения, а лишь обязательство о явке, что повлекло меньший объем ограничений его прав и свобод. Вместе с тем, сам факт незаконного уголовного преследования признан судом основанием для компенсации морального вреда.

Представляется, что при определении размера компенсации морального вреда суды должны исходить не только из вида примененной меры принуждения, но и из длительности уголовного преследования, последствий для личной и профессиональной жизни лица, индивидуальных особенностей потерпевшего. В рассмотренном деле уголовное преследование длилось с 31 мая 2023 года по 29 февраля 2024 года, то есть около девяти месяцев [4]. Данный период является достаточно продолжительным для того, чтобы незаконное уголовное преследование причинило лицу моральные страдания.

А. В. Гриненко и Д. А. Иванов справедливо отмечают, что в законе не в полной мере выражен постулат о том, что дополнительные условия, предусмотренные статьей 99 УПК РФ, не должны полностью подменять собой собственно основания для избрания той либо иной меры пресечения [5, с. 3]. Изучение правоприменительной практики подтверждает наличие многочисленных случаев, когда лицо заключается под стражу без достаточных оснований, а лишь ввиду того, что оно обвиняется в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления.

В качестве пути решения данной проблемы предлагается законодательное закрепление требования об обязательном отражении конкретных доказательств, подтверждающих необходимость применения меры принуждения, непосредственно в документе о применении такой меры. В частности, в постановлении об избрании меры пресечения должны быть указаны не только факты, свидетельствующие о возможности совершения обвиняемым действий, препятствующих производству по уголовному делу, но и конкретные доказательства (показания свидетелей, документы, результаты оперативно-розыскной деятельности), которые подтверждают эти факты. Такой подход обеспечит надлежащую мотивированность процессуальных решений и создаст дополнительные гарантии против необоснованного применения мер принуждения.

Как показывает анализ судебной практики, в материалах дела зачастую отсутствует протокол наложения ареста на имущество, а также сведения об ознакомлении собственника имущества с постановлением о наложении ареста на имущество, разъяснении ему права на его обжалование [3]. При этом суды исходят из того, что извещение заинтересованных лиц о времени и месте рассмотрения ходатайства о наложении ареста на имущество законом не предусмотрено.

Данный подход представляется спорным с точки зрения обеспечения прав собственника имущества. Наложение ареста на имущество существенно ограничивает право собственности, гарантированное статьей 35 Конституции РФ. В связи с этим предлагается законодательно закрепить обязанность суда извещать собственника имущества или его законного представителя о времени и месте рассмотрения ходатайства о наложении ареста на имущество. При невозможности обеспечения явки указанных лиц в суд решение может быть принято в их отсутствие, но с последующим направлением им копии постановления и разъяснением права на его обжалование. Кроме того, необходимо законодательно урегулировать процедуру составления протокола наложения ареста на имущество с обязательным участием собственника или его представителя, понятых, с подробным описанием арестованного имущества и разъяснением прав собственника.

Анализ судебной практики показывает, что суды по-разному подходят к определению размера компенсации морального вреда при незаконном применении мер процессуального принуждения. В рассмотренном деле размер компенсации был снижен с 50 000 рублей до 5 000 рублей, что составляет десятикратное уменьшение [4]. При этом суд апелляционной инстанции не привел каких-либо конкретных расчетов, обосновывающих именно такой размер компенсации.

Для решения данной проблемы предлагается разработать методические рекомендации для судов по определению размера компенсации морального вреда при незаконном применении мер процессуального принуждения. В таких рекомендациях следует предусмотреть дифференциацию размера компенсации в зависимости от вида примененной меры принуждения (обязательство о явке, подписка о невыезде, домашний арест, заключение под стражу), длительности уголовного преследования, последствий для личной и профессиональной жизни лица. Целесообразно установить минимальные размеры компенсации для каждого вида меры принуждения, которые могут быть увеличены судом с учетом конкретных обстоятельств дела. Такой подход обеспечит единообразие судебной практики и предсказуемость размера компенсации для реабилитированных лиц.

Кроме того, представляется необходимым законодательно закрепить презумпцию причинения морального вреда при незаконном применении мер процессуального принуждения. В настоящее время реабилитированное лицо должно доказывать факт причинения ему морального вреда, что создает дополнительные трудности для реализации права на компенсацию. Между тем, сам факт незаконного уголовного преследования с применением мер принуждения очевидно причиняет лицу нравственные страдания, связанные с переживаниями о своей судьбе, репутации, будущем. Закрепление презумпции причинения морального вреда позволит реабилитированным лицам сосредоточиться на доказывании размера причиненного вреда, а не самого факта его причинения.

Таким образом, институт мер процессуального принуждения прошел длительный исторический путь развития — от первых упоминаний в Русской Правде XI века до современной системы, закрепленной в УПК РФ. Меры процессуального принуждения представляют собой меры государственного принуждения, применяемые после возбуждения уголовного дела компетентными органами при наличии оснований и условий, предусмотренных законом, с соблюдением принципов уголовного судопроизводства.

Классификация мер процессуального принуждения на четыре группы — меры пресечения, меры, направленные на обеспечение процесса доказывания, меры, обеспечивающие процесс расследования и судебного разбирательства, и меры, направленные на обеспечение возмещения вреда, — отражает многофункциональность данного института и его направленность на решение различных задач уголовного судопроизводства.

Анализ судебной практики позволил выявить три основные проблемы применения мер процессуального принуждения: недостаточную конкретизацию доказательственной основы их применения, несовершенство механизма наложения ареста на имущество и отсутствие единообразия в определении размера компенсации морального вреда при незаконном применении мер принуждения.

Для решения выявленных проблем предложены следующие пути совершенствования законодательства: законодательное закрепление требования об обязательном отражении конкретных доказательств в документе о применении меры принуждения; введение обязанности суда извещать собственника имущества о рассмотрении ходатайства о наложении ареста и законодательная регламентация процедуры составления протокола наложения ареста на имущество; разработка методических рекомендаций по определению размера компенсации морального вреда и законодательное закрепление презумпции причинения морального вреда при незаконном применении мер принуждения.

Реализация предложенных мер позволит обеспечить баланс публичных интересов государства в эффективном осуществлении уголовного судопроизводства и частных интересов граждан в защите их конституционных прав и свобод, создаст дополнительные гарантии против незаконного и необоснованного применения мер процессуального принуждения, обеспечит единообразие судебной практики и предсказуемость последствий для участников уголовного процесса.

Литература:

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с изм., одобр. в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://pravo.gov.ru (дата обращения: 21.11.2025).
2. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4921.
3. Постановление Первого кассационного суда общей юрисдикции от 7 октября 2025 г. по делу С. В. [Электронный ресурс] // URL: https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=KSOJ001&n=228223&cacheid=4531671FF27B4993D377A5EAB8C14B12&mode=splus&rnd=ZwgAww#J6GXB3VQxEGHw8j41 (дата обращения 21.11.2025).
4. Определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 22 апреля 2025 г. по делу № 88–10682/2025 [Электронный ресурс] // URL: https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=KSOJ001&n=211458&cacheid=6C15F264E490330ABC7D6BB0BF806E91&mode=splus&rnd=ZwgAww#zjTXB3VC3J6tXifn (дата обращения 21.11.2025).
5. Гриненко А. В., Иванов Д. А. Проблемы применения мер процессуального принуждения в сфере уголовного судопроизводства Российской Федерации // Вестник Московского университета МВД России. 2019. № 4. С. 1–8.
6. Харзинова В. М. Понятие и виды мер процессуального принуждения // Пробелы в российском законодательстве. 2018. № 5. С. 1–5.