В статье автор рассмотрел изменение содержания сделкоспособности субъектов права в условиях цифровизации. Автор пришёл к выводу, что из-за цифровизации субъекты права получили как новые возможности, так и новые обязанности. Также в статье рассмотрена проблема разграничения устных и письменных сделок, совершённых в сети Интернет и с использованием цифровых технологий. Предложено разграничивать по признакам наличия электронного документа и использования участниками договора какого-либо способа для их идентификации (например, электронной подписи).
Ключевые слова : сделкоспособность, субъект права, форма сделки, цифровизация, электронная подпись.
Современное право меняется под влиянием цифровизации. В широком смысле под цифровизацией можно понимать такое развитие общества, где информация преобразуется в цифровую форму. С точки зрения права цифровизация проявляется в том, что общественные отношения возникают, меняются и прекращаются при участии цифровых технологий, среди которых сеть Интернет, смарт-контракты, искусственный интеллект и др.
Влияние цифровизации на право широко исследуется. Так, А. А. Карцхия характеризует современное состояние права как «цифровую трансформацию» [6, с. 25]. Е. Е. Тонков предлагает рассматривать цифровизацию в качестве дополнительного способа оптимизации правового регулирования, где важную роль играют цифровые технологии [7, с. 115].
Несмотря на широкое внимание исследователей, влияние цифровизации на гражданское право не изучено до конца. Потому что основное внимание уделяется новым объектам права, возникшим из-за цифровых технологий (блокчейн, цифровая валюта и др.).
В то же время цифровизация влияет и на остальные элементы гражданских правоотношений, в частности, на субъекты. Однако слабо изученным является вопрос о том, как цифровизация воздействует на содержание сделкоспособности физических и юридических лиц. Следует отметить, что под сделкоспособностью принято понимать способность субъекта права своими действиями совершать сделки. Основное выражение сделкоспособности — это совершение лицом правомерной сделки.
В первую очередь цифровизация оказала влияние на формы сделок. Как известно, формой сделки является внешнее выражение волеизъявления её участников. В соответствии с п. 1 ст. 158 Гражданского кодекса России (далее — ГК РФ), сделки могут быть устными или в письменными (последние могут быть простыми или нотариальными) [1].
В условиях цифровизации, когда сделки могут полностью протекать в цифровом пространстве, законодательство обоснованно признало за физическими и юридическими лицами право заключать договоры путём применения электронных или каких-либо иных технических средств.
Так, согласно абз. 2 п. 1 ст. 160 ГК РФ, применение электронных или иных технических средств теперь признаётся письменной формой сделки. При этом необходимо, чтобы одновременно соблюдались следующие условия: во-первых, сделку возможно воспроизвести на каком-либо материальном носителе, не меняя её содержания; во-вторых, есть возможность достоверно определить всех участников сделки.
Из сказанного следует вывод о том, что содержание сделкоспособности физических и юридических лиц расширилось с точки зрения их прав: они получили новые возможности совершать сделки.
Однако появление электронных сделок закономерно вызвало среди исследователей-цивилистов вопрос о том, можно или нет рассматривать форму электронных сделок в качестве самостоятельной.
Одна группа исследователей полагает, что у электронных сделок форма целиком совпадает с письменными сделками. В частности, И. С. Евдокимова отмечает, что «с правовой точки зрения признаки сделки, заключаемой в интернет-пространстве, не отличаются от признаков сделки, заключаемой в реальном мире» [4, с. 43].
Нужно отметить, что отечественный законодатель идёт по этому пути. В соответствии с п. 2 ст. 434 ГК РФ, договор в письменной форме может быть заключён путём составления электронного документа, равно как и путём обмена электронными документами.
Вторая группа исследователей полагает, что электронные сделки нужно рассматривать как самостоятельные. Для них характерна самостоятельная форма. Например, по мнению Л. Ефимовой, электронная форма документа представляет собой качественно новый способ волеизъявления. Потому что электронный документ и другие технологии (электронная подпись и др.), требуют специфического законодательного регулирования, а не приспособления к простой письменной форме сделки [5, с. 31].
Думается, что представители обеих групп исследователей частично правы. С одной стороны, нет смысла усложнять систему гражданско-правовых договоров за счёт новой формы сделок, потому что электронные сделки, о которых идёт речь в п. 2 ст. 434 ГК РФ, полностью охватываются определением письменной сделки.
С другой стороны, электронные сделки не могут регулироваться по тем же правилам, что и письменные сделки. Во-первых, совершение сделки в сети Интернет неизбежно требует иных способов подтверждения личности субъекта, участвующего в сделке (т. е. его идентификации). Во-вторых, нельзя исключать, что в сети Интернет может быть совершена сделка, по форме более близкая к устной (например, путём обмена голосовыми сообщениями в мессенджерах).
Суды могут отказать в признании факта наличии договорных отношений, если они не были оформлены субъектами права надлежащим образом. Например, Т. подал иск о возврате цифровой валюты на общую сумму почти 50 млн. руб. из незаконного владения у Д. Истец указал, что он по устному соглашению передал цифровую валюту ответчику, чтобы он инвестировал её. Суд отказал в иске, потому что не был установлен факт наличия договорных отношений доверительного управления между Т. и Д. [3].
Можно предположить, что суд удовлетворил бы иск, если бы Т. и Д. заключили сделку в электронной форме в соответствии с правилами, указанными в абз. 2 п. 1 ст. 160 и п. 2 ст. 434 ГК РФ.
При этом нельзя игнорировать тот факт, что участники сделок в случае спора могут сослаться как на электронный документ, содержащий электронную подпись, так и на «простое» сообщение из мессенджера. По смыслу они могут совпадать. Однако с точки зрения формы они не совпадают. Поэтому закономерно возникает вопрос о том, как разграничить устные и письменные сделки, совершённые с применением цифровых технологий.
Представляется, что использование цифровой технологии само по себе не означает, что сделка является письменной. Можно предположить, что обмен сообщениями в мессенджере ближе к устной сделке, чем к письменной. Поэтому в качестве критерия разграничения устных сделок, совершённых в сети Интернет, и письменных, совершённых в электронной форме, предлагается на основании абз. 2 п. 1 ст. 160 и п. 2 ст. 434 ГК РФ использовать следующий критерий — составление электронного документа, а также использование сторонами сделки какого-либо способа для идентификации участников гражданского правоотношения. Например, электронной подписи.
Следует обратить внимание на то, что применение электронной подписи уже является обязательным для некоторых разновидностей сделок с участием физических лиц. Например, согласно Федеральному закону от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд», электронные документы при исполнении контрактов должны быть подписаны усиленной электронной подписью (ч. 1 ст. 5) [2].
Из сказанного следует вывод о том, что содержание сделкоспособности субъектов права расширилось и с точки зрения их обязанностей: они получили новые обязанности. В первую очередь, применение в ряде случае электронной подписи для заключения сделки.
Но стоит отметить, что вышесказанное больше относится к юридическим лицам, нежели к физическим. Что касается последних, то гражданское законодательство не рассматривает использование электронных или иных технических устройств при совершении сделки в качестве обязанности. Физические лица самостоятельно выбривают, какие именно технологии будут использоваться ими при заключении договора в сети Интернет. Следовательно, цифровизация сильнее повлияла на сделкоспособность юридических лиц, а не физических. Для них форма электронной сделки не является строгой, и обмена сообщениями в сети Интернет достаточно, чтобы признать наличие договорного правоотношения.
Таким образом, цифровизация оказала влияние на содержание сделкоспособности физических и юридических лиц следующим образом: во-первых, оно расширилось с точки зрения их прав, ведь они получили новые возможности совершать сделки (в сети Интернет, путём обмена электронными сообщениями и т. д.). Во-вторых, оно расширилось с точки зрения их обязанностей: в ряде случаев стало обязательным использование электронной подписи.
Предлагается под электронными сделками понимать такие сделки, где участники изъявляют свою волю так, чтобы было возможным достоверно определить их (т. е. идентифицировать), а саму сделку можно было воспроизвести на материальном носителе, не меняя её содержания. При этом использование цифровых технологий само по себе не означает, что сделка является письменной. В качестве критерия разграничения устных сделок, совершённых в сети Интернет, и письменных, совершённых в электронной форме, предлагается использовать критерий наличия электронного документа, а также использования участниками договора какого-либо способа для их идентификации (например, электронной подписи).
Литература:
- Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ: в ред. 16 мая 2023 г. // Собрание законодательства РФ. — 1994. — № 32. — Ст. 3301.
- Федеральный закон «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ: в ред. от 9 мая 2023 г. // Собрание законодательства РФ. — 2013. — № 14. — Ст. 1652.
- Решение Савеловского районного суда Москвы от 9 ноября 2021 г. по делу № 2–2888/2021 [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 03.06.2023).
- Евдокимова И. С. Особенности правового регулирования электронной формы сделки, заключаемой в интернет-пространстве // Актуальные проблемы применения норм гражданского права: сб. ст. — 2017. — С. 43–46.
- Ефимова Л. Правовые особенности сделок в электронной форме в банковской практике // Хозяйство и право. — 2017. — № 28. — С. 91–99.
- Карцхия А. А. Цифровая трансформация права // Мониторинг правоприменения. — 2019. — № 1 (30). — С. 24–30.
- Тонков Е. Е. Вызов времени или конъюнктурный фейк? (несвоевременные мысли о цифровизации права) // Вестник Воронежского государственного университета. — 2019. — № 2 (39). — С. 112–121.
