Прагматические аспекты языкового воздействия через текст в различных дискурсах активно исследуются на современном этапе развития лингвистики (Е. Верещагин, В. Демьянков, О. Иссерс, Л. Компанцева, Е. Кубрякова, Ю. Левин, Е. Падучева, Ю. Пирогова, Н. Слухай, И. Стернин и др.). Особый интерес представляют механизмы вербально-суггестивного воздействия на реципиента в процессе религиозной коммуникации (В. Манакин, Н. Мечковская, В. Слезин, Н. Слухай, Д. Спивак, И. Черепанова и др.) и, в частности, эмотивная корреляция, реализованная текстовыми средствами.
Изучение эмотивной релевантности православной молитвы как фактора вербальной суггестии представляется важной исследовательской задачей. Это определяет актуальность данной статьи.
В статье рассматривается специфика вербализации эмоции интереса в религиозном вербальном дискурсе. Предметом анализа выступает трансформационный потенциал корреляции с эмоцией интереса.
Объектом анализа выступают вербализаторы эмотивной корреляции с интересом.
Новизна исследования состоит в изучении прагматического потенциала текстовой корреляции с эмоцией интереса в религиозном вербальном дискурсе.
Эмотивная корреляция играет важную роль в процессе вербально-суггестивного воздействия. Сращивание текстового материала с определенной эмоцией, которая практически всегда маркируется плюсом или минусом, по сути, программирует модальность восприятия. Положительное или отрицательное отношение к содержанию сообщения фактически предопределяет совокупность форм реагирования на это сообщение и, в частности, поведенческих.
Интерес обычно расценивается как позитивное переживание. Это эмоция, которая мотивирует гносеологическую активность, мощно воздействует на внимание, процесс восприятия, создаёт увлеченность объектом интереса. Именно эта эмоция выступает основой избирательности восприятия и направленности внимания.
Кроме того, она поддерживает тонус познавательной и исследовательской активности, упорядочивает её. В соответствии с теорией дифференциальных эмоций, интерес – это доминирующее мотивационное состояние в ежедневной деятельности каждого нормального человека [2, с. 44]. Поэтому присутствие в коммуникации с сакральным текстом эмотивной корреляции с интересом позволяет существенно усилить воздействующую интенцию текста и трансформировать определенные аспекты языковой картины мира реципиента.
В целом интерес – это наживка, которая срабатывает в любой коммуникативной ситуации. Для суггестора – это тест на выявление контактной аудитории. Именно поэтому члены многочисленных религиозных сообществ через пробуждение интереса регулярно пытаются привлечь людей в лоно своей конфессии или секту. В их арсенале – навязчивые интервью или опросы, открытки, проспекты, которые побуждают к диалогу об апокаллиптической проблематике или претендуют на владение истиной и знание единственно правильного ответа на сложные жизненные вопросы, предложения помощи, советы и т.д. Эти приемы стары как мир и, конечно, требуют от людей осторожности.
Эмотивная корреляция с интересом в вербальных манипуляциях используется для изменения сформированной всем предыдущим жизненным опытом модальности определенных сегментов картины мира на противоположную. Достаточно часто при манипулятивной коммуникации здоровый интерес сращивается со страхом перед жизнью в целом или какими-то ее проблемными аспектами или наоборот – мощно подкрепляется позитивом, который блокирует критичность восприятия.
Заманивая перспективой получить простые и понятные ответы на так называемые вечные вопросы (о смысле жизни, смерти, социальной несправедливости, болезнях, разрушительных зависимостях и т.д.), раздавая обещания удовлетворить разнообразные потребности (в самосохранении, любви, уважении и т.д.), манипуляторы опираются на уже сформировавшуюся у большинства реципиентов негативную ассоциативность ключевых для их картин мира вербальных стимулов. В качестве альтернативы предлагаются позитивно ассоциированные варианты.
Важно подчеркнуть, что интерес, равно как и другие эмоции, может образовывать иерархические структуры. В частности, исследователи указывают на триаду интерес – страх – ужас, в которой первый компонент позиционируется как умеренный стимул, а последний – как стимул наибольшей силы [2, 44].
Могут иметь место и другие варианты: интерес – удивление – страх и т.д. Приведенные в качестве примера триады коннотативно указывают на динамику изменения позитивной модальности на негативную. Альтернативу таким трансформациям может составить вариант: интерес – удивление – радость или какой-то другой. Указанные триады базируются на сходстве нейрофизиологических механизмов эмоций-участников, поэтому диффузный характер их протекания не создает проблемности.
В религиозной коммуникации имеют место как диффузные процессы интерес – удивление – радость, так и интерес – страх – ужас. Однако последний компонент цепочки обязательно ограничивается через своего антагониста, что в целом играет позитивную роль и обеспечивает психоэкологичность процесса.
Первый вариант чаще предлагается ортодоксальными подходами в православии. Апелляция к чуду и радость присоединения к источнику вечной благодати часто фигурируют в ритуальных актах. При этом страх служит напоминанием о том, что пребывание в благодати возможно лишь при условии страха перед Богом.
Второй вариант имеет место в деятельности сектантов, когда интерес к новому знанию может отягощаться крайне нежелательными последствиями. Тогда ужас смягчается, например, надеждой на лучшую жизнь после смерти.
С другой стороны, накоплен положительный опыт возвращения жертв культов к нормальной жизни через активацию эмоции интереса. В таком варианте субъективно позитивная модальность солидарного с группой мироощущения изменяется на негативно коннотированную.
Цель такой трансформационной акции – разрыв с группой, в котором важную роль играет эмотивный фон комментирования. Сектанта буквально атакуют информацией во всех случаях двойных стандартов, которые практикуются в секте. Невольно большой объем негативно окрашенной информации давит на реципиента и часть ее все-таки воспринимается ним. Его также информируют о похожих манипулятивных практиках и стратегиях в других сектантских группах [1]. Это способствует возвращению способности сравнивать и анализировать информацию.
Цель таких информационных атак – сломать жесткий мировоззренческий каркас, в котором нет места для сомнений, здоровой критичности, эмоциональной спонтанности. Если удается выйти хотя бы на первый этап трансформационной цепочки интерес – удивление, такую реабилитационную деятельность можно признать успешной.
Триады, в которых фигурирует интерес, имеют место и в очень специфических феноменах религиозного вербального дискурса. Например, легко возникающий интерес к эффектам регулярной практики Иисусовой молитвы требует осторожности и духовного водительства, чтобы не навредить душевному здоровью практикующего [3]. В свою очередь удивление, которое нередко спаяно с интересом как «эмоция очищения каналов», по удачному высказыванию Томкинса [2, с.194-195], может использоваться при вербальном обеспечении процессов погружения в состояния измененного сознания (например, когда практикуются глоссолалии) [4: 94-97]. Итак, эмотивная корреляция с интересом в целом является важным фактором вербального религиозного дискурса, на котором строятся многие процессы.
Информационно-содержательная функция любого вербального сообщения может эффективно использоваться и при суггестии. Принципы отбора информации, ее интерпретация, комментирование, логические акценты и т.д. позволяют влиять на восприятие реципиента, манипулируя его интересами.
Относительно этого параметра сакральные тексты не являются исключением. Благодаря активному использованию в религиозном дискурсе приёмов латентного ввода новой информации, коммуникация с сакральными текстами позволяет достаточно быстро устранить когнитивный диссонанс (Фестингер) и встроить новое (конфессиональное) знание в имеющуюся у реципиента модель мира. В частности, в молитвенных текстах используются различные приёмы когнитивной редукции, направленной на трансформацию языковой картины мира реципиента. Это позволяет сложные ситуации представлять как простые за счет: построения двухполюсного текстового пространства как своеобразной модели социального устройства; аргументации через навязанные причинно-следственные отношения; постановки новых целей; апелляции к авторитету Библии; вербализации статусно-ролевой диспозиции хозяин – раб; метафорической коннотации, оценочных суждений и т.д. Эти приёмы позволяют быстро мотивировать реципиента на собственную активность в процессе поиска новой информации в плоскости ценностей конфессии.
Поскольку уровень новизны предлагаемой реципиенту информации довольно высокий, поддержание интереса к ней становится одним из приоритетов коммуникации.
Сакральный текст обладает своим потенциалом обеспечения указанной функции. Буквенные графемы, наполненные символическим содержанием, слова под титлами, непонятные наименования, специфическое словообразование, концептуальные понятия, фантастические образы, экспрессивные метафоры, инфернальные контексты, символика чисел, вера в чудесную силу сакральных текстов и символов – все это порождает множество вопросов и обеспечивает стойкий интерес к текстовому материалу, мифологизируя его и справедливо наделяя очень высоким авторитетом. Кроме того, жанровое разнообразие сакральных текстов предлагает целый арсенал средств поддержания собственной актуальности и интереса к себе.
Кроме эксплицитных текстовых активаторов интереса, например, в молитвах есть и имплицитные. Так, многие молитвы содержат дидактическую часть, которая апеллирует к Библии и обеспечивает их развивающую роль. При этом даже апелляция к одним и тем же фрагментам Библии различно реализуется в авторских молитвах, опирается на разные коммуникативные стратегии, по-разному подпитывает интерес к тем или иным постулатам учения. Подобная эмотивная корреляция с интересом обычно вербализуется латентно. Её маркерами могут выступать единицы различных уровней текстовой организации. Наибольшую загрузку несёт лексический уровень, на котором эмотивная корреляция кодируется ключевыми словами. Их семантика, естественно, регламентируется конфессией, но одновременно они удерживают связь и с личностными контекстами автора молитвы.
Так, в молитвах, объединенных общей темой – святого причастия, но созданных разными авторами, необходимость соблюдать ритуал мотивируется по-разному. В молитве св. Василия Великого развивается идея приближения к Божественности через единение со Святым Духом в акте причастия. Ключевыми выступают слова, которые семантически коррелируют со значением соединиться.
Совсем другие акценты проставил Иоанн Дамаскин. Он использует развивающую антитезу, опираясь на идею греховности самой природы человека, которую можно приуменьшить через ритуал. Пространство молитвы поделено на два полюса, которые символически отражают социальную модель, требующую делать постоянные выборы. Сфера влияния человека вербализуется словами, которые коррелируют с концептом грех.
Сфера божественности маркируется ассоциатами понятия чистота. При этом ключевые слова имплицитно указывают на идею борьбы.
В молитве Иоанна Златоуста акцентируется идея слабости человека, когда он выбирает между дарами Господа и «лукавого». Библейская метафора спасения имеет очень высокий уровень абстракции, характеризуется глубоким символизмом. Она сориентирована на групповой характер осмысления и оценки. Ключевыми являются слова: исцеление, очищение.
Неоднородность плана содержания языковых знаков, денотативно размытая семантика соединяются с четкой конфессиональной регламентацией, которая состоит в жестком разделении на “своих” и “чужих”, по сути навязывании коннотационной оппозиционности. Она, в свою очередь, требует пояснения и углубления, которые обычно имеют место в процессах устного комментирования.
В сакральной коммуникации с религиозным текстом старые знания реципиента отодвигаются на периферию сознания и постепенно вытесняются из актуальной памяти. Благодаря этому его модель мира удается трансформировать, а впоследствии и закрепить в новом состоянии. Как показывают примеры, акцентированные ключевые слова в молитвах семантически мотивируются ценностями конфессии и авторским личностным контекстом. Информационно они не отягощены, потому что являются клишированными формами. В этом смысле можно говорить об их семантической неопределённости. С другой стороны, ключевые слова непосредственно связаны с важными проблемами морально-этического характера, способы разрешения которых всегда интересовали людей и удерживали их когнитивный интерес. То есть, они эмотивно и ассоциативно активны, что важно при вербальной суггестии.
Ключевые слова, которые участвуют в процессах вербализации эмотивной корреляции с интересом, удерживают связь с базовым текстом – Библией, который выполняет роль своеобразной информационной платформы. При этом функция обратной связи реализуется с любой мотивационной позиции, от абсолютного согласия до полного несогласия относительно идеологического контекста. Такой тип двусторонней связи обеспечивает прецедентную валидность базового текста и обслуживает режим его постоянного репродуцирования в релевантных к нему текстах даже в информационно антагонистической среде. Кроме того, ключевые слова в той или иной мере удерживают связь с оценкой, поэтому латентно воздействуют на процесс восприятия и обеспечивают доминирование эмоционального над рациональным. Все это создает предпосылки для взаимодействия с бытовой, ежедневной активностью реципиентов и мотивирует их к определённым видам эмоционального и поведенческого реагирования, которые по сути мягко осуществляют функцию конфессиональной экспансии.
Вывод. Эмотивная корреляция с интересом в религиозном вербальном дискурсе сориентирована на массового адресата. Она непосредственно определяет конфессиональную коммуникацию, задействована в процесах формирования как ежедневных бытовых решений, так и судьбоносных жизненных выборов. Латентно мотивируя реципиентов, воздействуя на симпатии и антипатии участников религиозной коммуникации, она влияет на функционирование языкового сознания и делает в значительной степени прогнозируемыми поведенческие реакции реципиентов.
Литература:
Волков Е.Н. Основные модели контроля сознания (реформирования мышления) / Евгений Новомирович Волков // Журнал практического психолога. – 1996. – № 5. – С.86 – 95.
Изард К.Э. Психология эмоций / Кэррол Э.Изард; [пер. с англ. А.Татлыбаева]. Изд. 2 доп. – СПб.: Издательство “Питер”, 1999. – 440 с.
Калліст (Уер), митрополит. Православна Церква /Митрополит Діоклійський Калліст (Уер); [пер. з англ. Н.Рогачевської]. – К.: Дух і літера, 2009. – 384 с.
Чернышев В.М. Сектоведение. Часть вторая / Владимир Михайлович Чернышев.– К.: Общество любителей православной литературы. Издательство имени святителя Льва, папы Римского, 2008. – 584 с.