Было бы, вероятно, полным преувеличением заявить, будто вопросы социализации изучены слабо. Однако, стало очевидно, что в начале XXI века механизмы традиционной социализации стали давать сбой. Это обусловлено, на наш взгляд, определенной девальвацией духовного содержания самого процесса социализации личности, в рамках которого отношение человека к высшим ценностям своего бытия оказалось в значительной степени подмененным конъюнктурными ценностными ориентациями текущего характера.
В современном социуме человек всё яснее осознаёт, что полнота жизни во многом зависит от эффективности личности. В связи с этим не является случайным выдвижение социализации, как основы личностного саморазвития. Но эффективность трактуется, по большому счету, как экономическая категория, в координатах рационализма и даже гедонизма. Тем самым игнорируется высший смысл самой социальной адаптации – сохранение и развитие личности, воспроизводство человека как духовно-нравственного существа.
Динамизм социальных изменений в России начала ХХI века предъявляет к людям и сообществам повышенные требования, связанные с конкуренцией или «сшибкой» идентичностей прежнего времени и ещё не вполне устоявшихся идентичностей нового, что негативно сказывается на процессе социализации в целом. «Социализация – это трансмиссия культуры от поколения к поколению», в связи с интеграцией общества эта трансмиссия нарушается [1, с.37]. По существу, нарушается традиция как преемственность в развитии поколений. В сегодняшних условиях особое значение приобретает конкретно-исторический анализ социализации, ее форм, факторов и механизмов. Эмпирические исследования этого процесса зачастую «выхватывают» какой-то один временной промежуток кардинальных перемен. Кроме того, эмпирическому анализу чаще всего подвергается определённый спектр тактик (стратегий) адаптивного поведения, использующих или институциональные формы, готовые и вновь созданные, существующие в «экономическом пространстве российского общества» [2, с.123], или «домашние», преимущественно неформализованные [3, с.45]. Но сведение социализации личности к фазе адаптации в корне неверно. Как неверно и игнорирование духовной социализации и сведение всей проблемы социализации личности к социально-психологической или профессионально-функциональной адаптации.
Для осмысления реальной сложности процесса социализации личности необходима научная рефлексия всего спектра разнообразных адаптивных и креативных практик в их взаимной обусловленности. При этом нельзя не учитывать множество научных подходов используемых учеными при изучении этого вопроса (интегративный, поколенческий, стратификационный и др.) Стало очевидно, что исследование этих аспектов социализации в отечественной науке приобретает качественно новые характеристики.
Понятие социализации было впервые описано в конце 40-х начале 50-х гг. ХХ века в работах американских психологов и социологов (А. Парк, Д. Доллард, Дж. Кольман, В. Уолтер и др.). Понятие о социализации как процесса полной интеграции личности в социальную систему, в ходе которого происходит ее приспособление, сложилось в американской социологии (Т. Парсонс, Р. Мертон). В традициях этой школы понятие «социализация» раскрывалось через термин «адаптация», который означает приспособление живого организма к условиям среды [4, с.89]. Этот термин был экстраполирован в обществознание и стал означать процесс приспособления человека к условиям социальной среды. Так возникли понятия социальной и психической адаптации, результатом которой является приспособленность личности к различным социальным ситуациям, микро и макрогруппам [5, с.90].
В науке различают следующие уровни адаптации. Во-первых, целенаправленный конформизм, когда приспосабливающийся человек знает, как он должен действовать, как вести себя, но внешне соглашаясь с требованиями социальной среды, продолжает придерживаться своей системы ценностей (А. Маслоу) [6, с.75]. Во-вторых, взаимная терпимость, при которой взаимодействующие субъекты проявляют взаимную снисходительность к ценностям и формам поведения друг друга (Я. Щепаньский). В-третьих, аккомодация – наиболее распространенная форма социальной адаптации, возникающая на основе терпимости и проявляющаяся во взаимных уступках, что означает признание человеком ценностей социальной среды и признание средой индивидуальных особенностей человека (Я. Щепаньский) [7, с.98]. В-четвертых, ассимиляция; или полное приспособление, когда человек полностью отказывается от своих прежних ценностей и принимает систему ценностей новой среды (Ж. Пиаже) [8]. Существуют и иные классификации уровней социальной и психической адаптации: нормальная, защитная, девиантная (отклоняющаяся) и патологическая.
Таким образом, с помощью понятия «адаптация» социализация рассматривается как процесс вхождения человека в социальную среду и его приспособления к культурным, психологическим и социологическим факторам.
Имеется и другой теоретико-методологический подход к трактовке процесса социализации (А. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс, Э. Фромм и др.) В ней социализация представлена как процесс самоактуализации «Я-концепции», самореализации личностью своих потенций и творческих способностей, как процесс преодоления негативных влияний среды, мешающих ее саморазвитию и самоутверждению. Здесь субъект рассматривается как «самостановящаяся» и «саморазвивающаяся» система, как продукт самовоспитания.
Эти два подхода в определенной степени разделяются российскими исследователями, хотя приоритет чаще отдается первому. Так, И.С.Кон определяет социализацию как усвоение индивидом социального опыта, в ходе которого создается конкретная личность.
Опираясь на культурно - историческую концепцию и субъектно – деятельностный подход мы определяем социальную адаптацию как специфическую внутреннюю и внешнюю деятельность человека по созданию нового в индивидуальном сознании, переживаниях и отношениях, осуществляемую в соответствии с жизненными задачами и с помощью социально-культурных средств, диктуемых обществом, в котором он живёт. И это понятно: старшие поколения утратили привычную идентичность, новые пытаются её обрести в социальном пространстве. Исследования в этой области убеждают в том, что социальные идентичности (кто такие «Мы»?), как личностные самоидентификации (кто «Я»?) существенно зависят от социального ресурса индивидов, потенциала индивидуальных возможностей социализации.
Вместе с тем, создание нового в индивидуальном сознании на фазе адаптации по существу сводится к освоению духовного опыта прошлого. В этом смысле социальная адаптация как фаза социализации личности является предпосылкой ее духовной социализации, поскольку освоение предшествует усвоению и творческому развитию духовного опыта. Важно также и то обстоятельство, что сама адаптация осуществляется через духовный труд, посредством сознания и интеллекта, а не сугубо физиологически или психологически. В противном случае следовало бы вести речь не об адаптации как осознанном процессе вхождения индивида в некое социальное и духовное пространство, а об автоматизме, о рефлексах.
В социальной философии проблема адаптации рассматривается в русле темы «человека и общество». Философия издавна пыталась разгадать тайну общества. Социальных философов всегда интересовали специфические вопросы: что такое общество? Как оно рождается? Почему человечество создало этот феномен? Про таких философов можно сказать, что они занимаются социальной историей, т.е. философским исследованием социальной жизни, коллективной человеческой деятельности.
В философии существует традиция рассматривать личность как устойчивую систему социально-значимых черт, характеризующих индивида как члена того или иного общества или определенной общности, а также как индивидуального носителя этих черт. Но природа такой устойчивости личности коренится в ее духовном самоопределении, ее духовно-нравственной самоидентификации. Иначе говоря, устойчивость как предикат целостной личности формируется в рамках духовной социализации.
Изучение различных типов личности интенсивно велось еще в XIX веке такими мыслителями, как В.Г.Белинский, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский, Д.И. Писарев, П.Н. Ткачев, П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.С. Хомяков, К.С. Аксаков, И.С. Аксаков. Интересны историко-философские труды В.О. Гошевского, М.Я. Корнеева, Т.Д. Марцинковской, А.И. Новикова и других авторов.
Однако особенно продуктивно разрабатывается проблема социализации в русле философской антропологии, как она сложилась в 20-х годах XX столетия, состоит в том, что ее представители (М. Шелер, А. Гелен, Г. Плесснер и др.) поставили, в частности, и вопрос об особенностях человека как социального и природного существа.
Философские антропологи показали, что человек - уникально коммуникативное, т.е. общительное существо. «Человеческий мир в первую очередь характеризуется, собственно, тем, что здесь между существом и существом происходит что-то такое, равное чему нельзя отыскать в природе» [9, с. 123],- свидетельствует М. Бубер. Но вот вопрос: почему человек социален? Что заставляет его выстраивать многообразные социальные связи? Свободен ли человек от общества? Как осуществляется вхождение человека в мир культуры? Это – не просто философские проблемы социализации личности, а прямое обращение к сфере духовного бытия человека. В трудах таких исследователей, как Р.Г. Апресян, Л.П. Буева, И.С. Вдовина, П.С. Гуревич, А.А. Гусейнов, К.С. Долгов, В.А.Подорога и других авторов в той или иной мере уже предпринимались попытки комплексно рассмотреть проблему социализации личности. Причем, не только в рамках социоцентризма и антропоцентризма, но и в духовных координатах. Однако, следует признать, что такой метафизический аспект проблемы все еще слабо разработан в науке.
Поэтому и многие конкретные проблемы социализации именно в философском ракурсе исследованы еще недостаточно. Не в полной мере освещены вопросы социальной природы человека, проблемы коммуникативности, мировоззренческие предпосылки социализации. Процесс социализации в основном рассматривается как процесс сознательного освоения и усвоения господствующих норм культуры. Здесь обращает на себя внимание ряд проблемных моментов. Во-первых, помимо освоения и усвоения социализация предполагает и креативное развитие, практическое применение, социальное творчество, праксис. А этот момент как правило отсутствует в большинстве работ, посвященных исследованию социализации. Большинство авторов, исследуя проблему социализации личности, традиционно продолжает «замыкаться» на фазе адаптации.
Между тем некоторые аспекты социализации личности так или иначе связаны с бессознательной жизнью человека. На это обстоятельство обращает внимание классический психоанализ, неофрейдизм и др. Но остается без ответа вопрос о том, каким образом бессознательное влияет на сознание, на процесс осмысленного развития индивида. Переход бессознательного в сознание и наоборот – terra incognita и tabula rasa для современной науки. Отсюда – попытки отождествления сознания и знания. «Сознавать нечто значит знать это нечто… Сознание – специфическая информированность человеческой души о предметах как идеально положенных в нее, представленных и признанных. Это одна из сфер человеческой души, созидающая и воспроизводящая знание; способ существования знания. Оно всегда есть взаимоотношение и место связи с ним. Сознательное есть то, что осуществляется в соответствии с заранее поставленной целью» [10, с. 181, 182].
Исходя из логики данного понимания сознания, цель его функционирования задается изначально извне. Вопрос – кем? Кроме того, если сознание – одна из сфер человеческой души, созидающая и воспроизводящая знание, то, что такое само знание? Обработанная сознанием информация? Тогда обработка информации может быть истолкована как функция адаптации, присущая сознанию. Вопрос лишь в том, будет ли таким образом «обработанная» информация подлинным знанием, а сама адаптация, даже взятая в контексте неведомо кем поставленной изначально задачи, эффективной.
Социально-философский анализ общественно-политических приспособительных практик ушедшего века показывает, что для современных социально-политических систем (режимов) характерны не только соответствующие последним адаптивные типы личности, но и острое противоборство старых и новых приспособительных стратегий.
За несколько десятилетий сложился огромный пласт литературы, в котором освещается феномен социализации личности, его механизмы и факторы. Однако социализация личности понимается весьма ограничено, поскольку речь в основном идет о процессе сознательного воспитания ребенка и гражданина. Между тем процесс социализации личности гораздо более сложен. Начнем с того, что освоение (а порой и усвоение) господствующих стандартов происходит уже на уровне бессознательного. Когда рождается ребенок, над ним вовсе не склоняется просветитель, который разъясняет младенцу, какие нормы существуют в обществе, где суждено жить пришельцу. Ребенок бессознательно усваивает эти стандарты, через такие психологические механизмы, как интроекция, проекция и идентификация. Однако этим процесс социализации не завершается. Она только начинается [11, с.40]. Ведь «бессознательность – это смутная информированность человеческой души о предметах, не воплощающаяся в идеальны образах. Это совокупность неосознаваемых душевных процессов и их продуктов, безотчетных и не поддающихся контролю со стороны сознания» [12, с.188]. Отсутствие возможности со стороны сознания контролировать сферу бессознательного затрудняет функцию адаптации. Можно утверждать, что «в философской традиции бессознательное рассматривается как некий фон, предсуществование, в котором заложено все», как «фон, из которого все проистекает» [13, с.189], это ровным счетом ничего не проясняет. Только сознание определяет адаптацию как фазу социализации. Адаптация креветки к составу морской воды или гоминида к условиям всеобщего похолодания никак не могут рассматриваться как проявления социализации. В этих случаях адаптация представляет собой процессы биологической трансформации (мимикрии), которые свойственны и человеку. Когда индивид подстраивается под условия погоды (берет зонтик в дождливый день), он тоже адаптируется, но никак не социализируется. Потому что социализация представляет собой процесс освоения и усвоения не просто неких «стандартов» (норм, институций и др.), а содержания духовного опыта, посредством которого люди совершенствуют систему социальных взаимоотношений, формируют и развивают как свою личность, так и само общество.
Если бы не было процесса социализации, обществу не удалось бы не только сохранить себя, но и транслировать себя в будущее. От того, как будет формироваться личность и каким будет общество, готовое принять в свое лоно нового человека, зависит судьба общества. Вот почему процессы социализации осмысливались в философии еще с далекой древности. В частности, китайские мудрецы считали, что задача человека состоит в том, чтобы усвоить традиции, найти собственную социальную нишу и укреплять социальную организацию [14,с.185].
Однако далеко не все, что выработано культурой и обществом, заслуживает трансляции. Поэтому в философии издавна вынашивался некий идеал поведения, достойный благородного и образованного человека, а в античной философии социализация изучалась через понятие «пайдейи» [15, с.45].
В христианской философии на первое место выдвинулась проблема человека, рассмотрение человека как существа духовного, а не только телесного и «волящего». Такая духовная доминанта в постановке проблемы человека значительно расширила представление о феномене «приобщения» человека к обществу через причащение святых даров. Однако, в последствии, благодаря идеям М.Вебера, В.Зомбарта, О.Конта, Э.Мунье и др., сугубо персоналистская традиция европейской культуры содействовала постановке вопроса о приоритете человека над (перед) обществом[16, с.8].
Позже социальные мыслители стали исследовать ряд проблем, которые соотносились с человеком и обществом. Философы пытались понять, как сложилось общество, как оно развивается, каковы движущие силы и механизмы истории. В этом ряду появились концепции «естественного человека», «общественного договора», «человеческой субъективности» [17, с.269].
Естественно, что социализация личности не может происходить автоматически, без огромных усилий со стороны как самой личности, так и общества. Вот почему начиная с XVII в. огромную роль в процессе социализации философы придают знаниям и разуму. Ф.Бекон рассуждал о колледжах. Просветители XVIII в. были увлечены идей энциклопедического просвещения. В XIX в. в Германии много писали о классическом образовании как факторе социализации [18, с.125]. Вместе с тем К.Маркс выдвигает идею историчности человека, он рассматривает механизм отчуждения [233, 234]. Становится очевидным, что дело не в тотальном просвещении. В ХХ в. эту мысль наиболее четко выразил Т.Рузвельт: «Воспитать человека интеллектуально, не воспитав его нравственно – значит вырастить угрозу для общества» [19, с. 682]. Личность формируется под воздействием разных факторов, при этом общество само по себе не имеет права считать себя здоровым, если даже личность успешно адаптировалась в нем. Прежде всего, потому, что фаза адаптации не исчерпывает процесс социализации личности.
Социальные критики выдвигают множество критических замечаний по поводу самой социальной организации. З. Фрейд своей теорией бессознательного приковывает внимание к патопсихологическим социальным процессам [20, с.95]. Он развил глубокую теорию о характере как системе стремлений, которые лежат в основе поведения. Бессознательное (неосознаваемые влечения) он рассматривал как некую внеисторическую силу, которая существует и проявляется всегда, во все времена. Хотя сами эти влечения и принимают индивидуальную окраску, они не объяснимы даже с позиций индивидуального опыта. Проявления бессознательного на личностном уровне развиваются под влиянием переживаний (эмоционально-чувственное бытие). Главный тезис З. Фрейда состоял в том, что сексуальность (либидо) и есть, собственно, содержание бессознательного [21, с.203]. Но иначе рассматривал проблему бессознательного Л. Зонди. Он сделал вывод о родовой предопределенности бессознательного [22]. Тем самым, встал вопрос о различной природе адаптационного процесса, в котором бессознательное грает свою и далеко еще не выявленную полностью роль. И это только – что касается первой фазы социализации личности.
Так стало очевидным, что процесс социализации не является во всех случаях универсальным, содержательно одинаковым. Появилась возможность видеть некие стандарты социализирующего процесса. З. Фрейд согласился с тем, что всегда было известно великим писателям и драматургам. При изучении характера, как сказал О. де Бальзак, имеешь дело с «побуждающими человека силами». Способ, каким человек действует, чувствует и думает, вовсе не является результатом исключительно рационально взвешенного отклика на реальную ситуацию [23, с.24].
Итак, с нашей точки зрения, духовная социализация личности в обществе – это принятие ею, освоение и усвоение культурных норм и ценностей. Данные комплекс действий осуществляется изначально в процессе сознательного прогнозирования адаптационной среды и изменения (от этих результатов) своей адаптивной деятельности, умения находить новые адаптационные стратегии, ведущие к гармонизации внешнего и внутреннего приспособления к соответствующей ролевой идентичности личности в обществе. Высшей фазой духовной социализации личности является социальное творчество – процесс креативного развития и использования культурных норм и ценностей, накопленных о сохраненных духовным опытом прошлых поколений.
В этой связи справедливо следующее суждение И.А. Ильина: «Судьба каждого отдельного человека, целых поколений и национальных культур зависит от того. Живут ли люди духовным опытом, умеют ли они его ценить, развивать и творчески пользоваться источниками его… Весь современный духовный кризис, переживаемый человечеством, объясняется тем, что человечество в течение вот уже нескольких поколений пренебрегало источниками этого опыта и отвыкло, отучилось пользоваться ими… Пренебрегающий духовным опытом теряет доступ ко всему этому… Он как бы сам залепляет себе духовные очи и предается слепоте и пошлости» [24, с.135-153]. Рассматривая духовную социализацию как путь духовного обновления человека, И.А.Ильин не случайно начинал этот анализ с веры. Вера как проявление человеческой души также может быть осознанной и неосознанной. «Верят все люди, сознательно или бессознательно, злобно или добродушно, сильно или слабо. Веруют же – далеко не все» [25, с.93]. При этом «человек верит в то, что он воспринимает и ощущает как самое главное в своей жизни» [26, с.87]. Но что есть самое главное в жизни человека? Субъективно это могут быть богатство, власть, деньги, удовольствия и т.д. «Если бы удалось однажды пронзить все человеческие сердца без исключения таинственным лучом света так, чтобы у всех выступила и въяве обнаружилась главная ценность жизни, составляющая предмет веры, то очень возможно, что все мы просто ужаснулись бы… Потому что, вероятно, оказалось бы, что большинство людей верит в нечто такое что не только не обещает им ни блага, ни спасения. Но что прямо ведет их к гибели…Если человек верит в деньги и власть, то душа его постепенно высохнет в голодной жадности, в холодной жажде власти» [27, с.91-92, 93].
В этих рассуждениях русского философа четко прослеживается мысль: верить необходимо не в то, что люди субъективно принимают за главное в жизни, а в то, что объективно составляет ее высший и подлинный смысл. В противном случае душа деформируется, и ни о какой духовной или социальной адаптации личности в обществе уже не может быть и речи. Как сказано у Екклесиаста: «Какой смысл в том, что ты обретешь весь мир, но потеряешь свою бессмертную душу?»
Специфика социальной адаптации в современных условиях и характер духовной социализации личности в современном обществе показывают, что на первый план все чаще выходит именно личностный аспект. Но этот личностный аспект свидетельствует о том, что личность часто оказывается не в состоянии по достоинству оценить и тем более творчески развить духовное наследство, которое ей достается.
В условиях системного кризиса российского общества молодое поколение оказалось в ситуации, когда оно логикой истории призвано продолжать своё «развитие» на базе унаследованных материальных и духовных ценностей. Это поколение, также вынуждено находясь в стадии социальной адаптации, должно участвовать в выработке новых (современных) духовных ценностей. Полностью самостоятельно оно эту функцию в условиях культурного ревайвализма и инокультурных интервенций осуществить не может. Изменился мир: он стал глобальным, информационным, более открытым. Другая причина - рецидивы, возникающие у нового поколения со «старым поколением» из-за «их попыток реставрировать прошлое» [28, с.25]. Это драма «традиции – инновации», драма поколения россиян ХХI века.
На фоне значительного числа общетеоретических исследований, связанных с изучением социализации, крайне мало работ, где данное явление подвергалось бы целостному информационно-системному и коммуникативно - интерпретативному анализу с социально философских позиций, в виду индивидуальности каждого конкретного случая.
Следует учитывать, что для большинства людей старшего возраста свойственно адаптивное поведение тоталитарного типа, характеризующееся доминированием социализации над адаптацией и приводящее к кризису индивидуальной и групповой идентификации. Общество нуждается в новой генерации молодых людей – «переходного» (демократического) типа личности, поэтому особую остроту приобретает вопрос о том, как наиболее гуманно помочь личности тоталитарного типа адаптироваться к работе и жизни в обществе «переходного типа».
Положение С.Л. Рубинштейна о двух способах жизни может служить методологической основой для построения двух основных моделей адаптивного поведения личности: модели тоталитарного адаптивного поведения, в основе которой лежит «первый способ существования человека» и модель «переходного» (демократического) адаптивного поведения, основанного на «втором способе жизнедеятельности»[29, с.64].
Модель тоталитарного адаптивного поведения, характеризуется процессами, определёнными С.Л. Рубинштейном как первый способ жизни, при котором личность находится «внутри» самого профессионального труда и способна осознанно относиться лишь к отдельным фрагментам и характеристикам этого труда, а не к труду в целом. В поведении доминирует тенденция к подчинению профессиональной деятельности внешним обстоятельствам, как бы вынуждающим личность в каждом конкретном случае поступать определённым образом. Специфика профессионального самосознания в модели тоталитарного адаптивного поведения обусловлена многообразными ситуациями, требующими от человека развитого умения скоординировать своё автономное действие с действиями других людей, используя адаптивные стратегии, которые в различных ситуациях передавались исторически от поколения к поколению (штампами, стереотипами, ритуалами, обрядами, традицией и т.д.). Личность при тоталитарном адаптивном поведении, во всех адаптивных ситуациях руководствуется принципом минимизации социально-психологических, информационных, когнитивных затрат и усилий, пытаясь получить при этом максимально возможный приспособительный результат (подтверждается результатами исследования). Можно провести аналогию между тоталитарным адаптивным поведением и «пассивной формой адаптации». «Пассивная форма адаптации проявляется в «молчаливом» принятии норм и ценностей и безусловным подчинении им, хотя, безусловно, она не обязательно означает одобрение всего того, к чему нужно приспосабливаться»[30, с.510]. В целом, однако, эти рассуждения восходят к работам Ж.Пиаже, различавшим адаптивную и адаптирующую стороны в процессе адаптации. Поэтому интерпретация их как «пассивной» и «активной» форм адаптации, по большому счету, никакой научной новизны не содержит.
Кстати, сам по себе такой подход также вызывает вопросы. Известно, что одним из важнейших методов исследования наряду с описанием и измерением является наблюдение. Оно также рассматривается часто как пассивное или как активное. Имеются сторонники и того, и другого подходов. Причем, большинство исследователей считает, что активное наблюдение есть целенаправленное и определенным образом выстраиваемое наблюдение. Но если это так, то возникает вопрос о тенденциозности, предвзятости, субъективности такого наблюдения, которое многие исследователи не хотят отождествлять с созерцанием. В последнем усматривается некая отвлеченность, отрешенность, что трактуется как недостаток созерцательного, т.е. пассивного наблюдения. Аналогичным образом обстоит дело и с поведением человека.
Тоталитарное адаптивное поведение личности в обществе - это пассивное, комфортное принятие целей и ценностных ориентаций группы (коллектива, администрации и т.д.), подчинение принципам и законам общества (среде), отсутствие у личности стремления к независимости от воздействий извне, неспособности к гибкому поведению и спонтанности. Однако – это сугубо характеристики социальной адаптации. Если же рассуждать о духовной социализации, то фаза адаптации уже предполагает определенное отношение индивида к духовному опыту прошлых поколений. И здесь тоталитарно адаптивное поведение индивида может быть охарактеризовано как слепая вера. «Видимое «безразличие» и явное умолчание, действительная скромность и насмешливая мистификация – не освобождают человека от неизбежности верить. Нельзя человеку не иметь определенной жизненной цели и жизненной ценности, в которые он верит и которым он служит» [31, с. 91]. Следовательно, фаза адаптации в структуре процесса социализации личности изначально задана (детерминирована) духовными предикатами веры. Вопрос о том, во что и как именно верит (верует) индивид – это, по существу, вопрос о эффективности самой первой фазы (адаптации) в структуре процесса социализации личности.
Модель «переходного» (демократического) адаптивного поведения, характеризуется процессами, определёнными С.Л. Рубинштейном, как второй способ жизни, при котором личность характеризуется способностью выйти за пределы непрерывного потока повседневной деятельности. Но и здесь возникает вопрос о том, как именно человек оказывается в состоянии подняться над суетой, выйти из обыденной повседневности. И здесь напрашивается лишь один ответ: только с помощью духа, его силы и воли, человек оказывается в состоянии подняться над потоком повседневности, Дух не имеет границ, «он витает, где хочет», даже «над историей» (Гегель), тогда как наша телесность оказывается весьма сковывающим обстоятельством. Это фундаментальное противоречие между безграничными возможностями нашего духа и ограниченными возможностями нашей телесности преодолевается через мышление и созерцание. «Мышление человека творчески создает культуру не тогда, когда оно прилепляется к чувственному и материальному, чтобы просто «наблюдать» его явления и умственно «разлагать» их (анализировать); из этого не возникла бы ни одна наука…Мышление человека только тогда на высоте, когда оно способно подниматься от конкретно-чувственного к крылатому и интуитивно насыщенному отвлечению, сосредоточиваться на духовных содержаниях, пребывать в них, созерцать их и познавать их» [32, с.111]. С помощью мышления и созерцания личность не только осваивает и усваивает духовный опыт других людей, но и создает свой собственный духовный опыт. «Только этот внутренний духовный опыт делает человекообразное существо – воистину человеком, т.е. духовной личностью, с неразложимым, священным центром, с индивидуальным характером, со способностью духовно творить и наполнять духом общественную жизнь, свободу, семью, родину, государство, частную собственность, науку и искусство» [33, с.113].
Этот прорыв новое духовное пространство, к новым высшим ценностям человеческого бытия даёт личности возможность стать хозяином положения, полноправным автором, конструирующим своё настоящее и будущее в обществе. Это позволяет внутренне принимать, осознавать и оценивать трудности и противоречия, происходящие в обществе, самостоятельно и конструктивно разрешать их в соответствии со своими, ценностными ориентациями, рассматривать адаптационные барьеры, как стимул для дальнейшего развития, как преодоление собственных пределов. У личности «переходного» (демократического) типа адаптивного поведения в процессе социальной адаптации активно проявляются: самообразование, саморегуляция, самореализация. Решающим элементом в адаптивном поведением личности является возможность и необходимость делать выбор, а значит ощущать свою свободу, с одной стороны, и свою ответственность за всё, что происходит и произойдёт, с другой.
«Переходное» (демократическое) адаптивное поведение личности в обществе» – умение работать в условиях совместной деятельности, адекватно реагировать в экстремальной ситуации и в условиях новой социальной среды, конструктивно разрешать межличностные конфликты. Это – уметь прогнозировать изменения социальной среды преодолевать адаптационные барьеры, не впадая в состояния фрустрации, и искать новые способы их преодоления. И здесь без духовной самоидентификации личности решить указанный комплекс задач нельзя по определению. Тем самым, духовная самоидентификация представляет собой процесс восприятия личностью уже существующих духовных детерминант, высших ценностей бытия и рефлексирование по отношению к ним. Такое рефлексирование представляет собой в фазе адаптации попытку первичной оценки данных детерминант (ценностей) на уровне «ясно – не ясно», «понятно – не понятно». В дальнейшем, уже на фазе интериоризации, процесс духовной социализации становится более «конкретным» и «внутренне обращенным». Это связано с тем, что рефлесирование индивида в отношении духовно-нравственных детерминант (ценностей) переходит из элементарной самоидентификации в стадию духовно-нравственного самоопределения. Иначе говоря, начинается более глубокая (внутренняя) оценка (переоценка) названных детерминант (ценностей) на уровне «свой – чужой», «приемлемый – не приемлемый». Именно в этих уровнях рефлексии и состоит по нашему мнению, важное различие самоидентификации как характеристики фазы духовной адаптации личности на первом этапе ее социализации и самоопределения как характеристики фазы интериоризации личности на втором этапе ее социализации.
Здесь, вероятно, имеет смысл уточнить, что в процессе социализации, на этапе ее духовной и социальной адаптации в обществе происходит и ее, личностное, профессиональное (операциональное) развитие. Личностное развитие в целом – подразумевает выработку адаптационных стратегий и тактик, технологий и приемов, высвобождающих внутренние ресурсы индивида. На фазе адаптации эти ресурсы направлены на определение (идентификацию) ценностно-нравственных проблем, с которыми сталкивается индивид. На фазе интериоризации эти проблемы уже предполагают способность индивида их разрешать и не только следовать логике событий, плыть по течению, но и, при необходимости, противостоять среде, активно на неё воздействовать, отстаивая свою независимость (личностную автономию) от внешнего давления. На третьей фазе процесса социализации автономия личности достигает высшего своего уровня, когда становятся возможными ее не просто инновационные (новаторские), а уже и творческие проявления.
Профессиональное развитие неотделимо от личностного – в основе и того, и другого лежит принцип саморазвития. Модель «переходного» адаптационного поведения предполагает умение работать тогда, когда профессиональное и социальное действия личности строятся без прототипа, что подразумевает умение самостоятельно продуцировать цели и задачи, зачастую идущие вразрез с общепринятыми в данном обществе (среде) взглядами, и добиваться их достижения. Личность выбирает наиболее мобильные и пластичные стратегии социальной адаптации психологического типа, ибо в них человек в основном опирается на максимальную мобилизацию собственных психических ресурсов. Но без духовной самоидентификации все эти умения оказываются незрелыми и незавершенными. Поэтому следует признать, что только на второй фазе процесса адаптации эти умения становятся устойчивыми и эффективными.
Можно предположить, что личности, обладающие некоторым набором однотипных личностных ресурсов, занимают схожие социальные позиции. Всё это справедливо для стабильной ситуации в обществе. Но в трансформирующемся обществе, события сменяют друг друга, социальная реальность преобразуется на глазах. При этом сознание людей, их картина мира и категории её описания перестраиваются значительно медленнее. И здесь кроется причина появления различных «институциональных ловушек» (термин В.Полтеровича) Тем самым сохраняется прежняя структура номинаций личностей «тоталитарного типа» адаптивного поведения. Но, вместе с тем, появляются новые категории личностей «демократического типа», либо актуализируются те, что раньше находились в латентном состоянии. Проблема личностной (само)идентификации, прежде всего, определения ее ценностных идентификаций, в начале нового тысячелетия резко актуализировались.
Преобладающие среди россиян способы и формы духовной самоидентификации в процессе социальной адаптации делают молодых людей «уязвимыми»[34, с.35]. Агрессивная реклама, информационная ассиметрия, экспансия инокультурных образцов и институций разрушает традиционную аксиологическую структуру социокультурных коммуникаций. Как утвержал А.Моль, «то, что не попало в каналы массовой коммуникации, в наше время почти не оказывает влияния на развитие общества» [35, с. 120]. С этим выводом можно не соглашаться на том основании, что «не в односторонних коммуникативных процессах осуществляет себя человек прежде всего, а в целостном общении» [36, с. 11]. Но в том-то и вопрос, что современные социокультурные коммуникации оказывают столь мощное влияние на личность в процессе ее социализации, что до «целостного общения» дело уже не доходит. Возрастает социальное отчуждение и чувство одиночества, которые свидетельствуют о неспособности индивида к социальному адаптированию вне духовной социализации, без осмысленного и осознанного приобщения к высшим ценностям конкретного социума – этноса. И в этой связи справедливо суждение о том, что адаптация индивида к навязываемым ему способам бытия ведет лишь к новым ступеням отчуждения [37, с.15].
Это объясняется определенной неконгруэнтностью между социальной и духовной социализацией личности. Выработка и использование конкретных технологий социального адаптирования часто оказывается в противоречии с требованиями духовной, морально-нравственной самоидентификации. А это ведет к кризису идентичности личности, ее раздвоению, утрате ею своей целостности и органичности. Отсутствие или деформирование духовной самоидентификации в период социальной адаптации ведёт к нивелированию духовных ценностей личности, поведение личности приобретает ситуативный характер, отсутствуют стратегии социальной адаптации в российском обществе. И наоборот, ставка исключительно на духовную социализацию вне социального контекста способствует духовному отчуждению, уходу от мирской жизни. Продуцируется и разрастается разрыв между «верхом» и «низом» культуры, не только социальное, но и духовно-нравственное расслоение в обществе. Так, с одной стороны, возникают отшельничество, монашество, подвижничество, а с другой стороны – нигилизм, пауперизация и люмпенизация сознания. На почве такого разрыва не решаются социальные проблемы.
С учетом этих не конгруэнтных вероятностей актуальными становятся риски «опоздания», «опережения» или «отсутствия» самоидентификации как таковой. Основные проблемы процесса социализации кроются в «кризисе» именно духовной самоидентификации и в сугубо технологичных моделях адаптивного поведения личности, когда детерминируются, главным образом, противоречия между требованиями общества, и возможностями, и способностями личности, индивидуальным стилем деятельности и общения, социальным и духовным опытом. Наиболее глубокая специфика приспособительных отношений личности в российском обществе настоятельно требует не только рассмотрения типов адаптивного поведения, но и учета целого ряда немаловажных обстоятельств. Прежде всего - места и роли духовной солидаризации и духовного самоопределения.
Парадокс заключается в том, что в аналогичной адаптивной ситуации и в аналогичном адаптивном поведении люди по-разному выстраивают индивидуальные приспособительные стратегии в силу конкретных технологий их духовной самоидентификации, зависящих в том числе и от социально – психологического феномена. Социально-психологический феномен в этом смысле выступает, как влияние на процесс адаптации субъективных воздействий и факторов.
Уточним, что в процессе социализации личности в российском обществе посредниками между адаптивной ситуацией и характером и спецификой приспособительной стратегии всегда выступают, с одной стороны, социально-психологический феномен и ценностные ориентации человека, а с другой – субъективная интерпретация адаптивной ситуации. Соответственно интегральное определение понятия «социализация личности в обществе» с необходимостью должно учитывать интерпретативно-ценностные факторы и ситуативные условия процесса адаптации личности.
Адаптивный процесс в обществе это всегда субъектно-объектное социальное взаимодействие. От того, в какой роли - субъекта или объекта - выступает личность, зависит целенаправленный или стихийный, активный или реактивный характер приспособительного процесса. Общество объективно оказывает адаптивное воздействие самим фактором своего существования в силу неотвратимости разнообразного социального, экономического, политического и культурного влияния на модель адаптивного поведения личности.
Социализация личности в современном российском обществе, будучи внутренне противоречивым и сложным процессом, дискретно - инкретным системным явлением, нуждается в адекватном нормативно - деятельностном, структурно-функциональном понимании. По сути, нормативно - деятельностный подход основывается на том, что главный способ адаптивного взаимодействия личности с обществом – это социальная деятельность, благодаря которой проявляется возможность включения личности в сферу культуры. Благодаря информационному целеполаганию и адаптивной по характеру деятельности личность получает возможность преодолевать влияние неблагоприятных факторов социальной среды путем приспособления последней к собственным потребностям. Но этого не достаточно для эффективной адаптации. Так, приспособление природной среды к потребностям человека уже привело к тому, что эта самая природная среда стала «агрессивной» и не пригодной для жизнедеятельности людей. Как говорится, «голый» материализм и экономизм, связанные как раз с идеей «покорения» природы, уже подвели человечество к грани самоуничтожения [38, с. 77].
В связи с этим актуально следующее суждение: В известном смысле экономический материализм даже и неуничтожим, насколько в нем находит выражене некоторая непосредственная данность переживаний или историческое самочувствие, ищущее для себя теоретического выражения в научной или философской доктрине… Та особая и неотразимая жизненная правда, что приоткрылась и интимно почувствовалась с такой серьезной и горькой искренностью нашей современностью, делает экономический материализм в известном смысле неопровержимым. Он не может быть просто отвергнут и оповергнут, как любая научная теория. Он должен быть понят и истолкован – не только в своих явных заблуждениях и слабых сторонах, но и в том вещем содержании, которое через него просвечивает. Он должен быть не отвергнут, а внутренне превзойден, разъяснен в своей ограниченности как философское «отвлеченное начало», в котором одна сторона истины выдается за всю истину» [39, с. 7]. Отсюда следует, что необходимо понимать: вне духовно-нравственных координат, вне аксиологического поля культуры никакая эффективная, полная, органичная адаптация состояться не может. Адаптивная деятельность - процесс двусторонний. Предметно и духовно воздействуя на социальную и природную среду, личность в процессе социализации преобразует в этой новой адаптивной среде и саму себя. Это становится возможным не только благодаря параллельному приспособлению собственного мировоззрения к им же инициированным внешним взаимодействиям, но и влиянию внешних воздействий на мировоззрение человека. Тезис о том, что «красота спасет мир» в этом смысле совершенно правомерен. Преобразуя мир, человек преобразуется сам. В этом заключается активная субъектная природа социализации личности в процессе социального взаимодействия.
Социализация личности проявляется (осуществляется) не только на индивидуальном и групповом уровнях, но и на уровне всего социума – этноса. Под этносом автор данного термина Л.Н. Гумилев подразумевал особую «форму существования вида Homo sapiens, которая отличается как от социальных образований, так и от чисто биологических характеристик, какими являются расы» [40, с. 42]. А раз так, то сводить процесс социализации личности исключительно к социальному аспекту и не учитывать важность ее духовного начала становится просто методологически и теоретически неверно. Ведь этносы – это «природные коллективы людей с общим стереотипом поведения и своеобразной внутренней структурой, противопоставляющие себя («мы») всем другим коллективам («не мы»). Это как раз тот механизм, при помощи которого человек влияет на природу, воспринимает ее составляющие и кристаллизует их в свою культуру» [103, с. 60]. В такой интерпретации термина «этнос» уже содержится указание на состоявшуюся природную, социальную и, что очень важно, духовную социализацию. Духовная компонента процесса социализации – восприятие «составляющих природы» и их «кристаллизация в свою культуру».
Литература:
Вишневский Ю.Р., Ковалёва А. И., Луков В.А., Ручкин Б.А., Шапко В. Т. Практикум по социологии молодёжи. – М. 2000.
Готлиб А.С. Социально-экономическая адаптация россиян: опыт сочетания количественной и качественной методологии в отдельно взятом исследовании//Социология .М., 2000. №12.
Алашеев С., Варшавская Е., Карелина М. Занятость и поведение домохозяйств: адаптация к условиям перехода к рыночной экономике в России. М., 1998.
Социальная идентификация личности./Под.ред. В.А. Ядова – М.:РАН История социологии., 1993.
Барулин В.С. Социально-философская антропология. М.1994.
Маслоу А. Теория человеческой мотивации. СПБ.: Евразия, 1999.
Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии / Общ. ред. и послеслов. акад. А. М. Румянцева; Пер. с польск. М. М. Гуренко. М.: Прогресс. 1969.
Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка. Государственное учебно-педагогическое издательство, Москва – Ленинград, 1932г. [Электронный ресурс]: Режим доступа: http://www.detskiysad.ru/ped/piaget.html
Бубер М. Проблема человека. М., 1992.
Пивоваров Д.В., Минаева Н.С. Понятия сознательного и бессознательного: психологический аспект //Психологический вестник Уральского государственного университета. 2009. № 7.
Агацци Э. Человек как предмет философии// Вопросы философии. 1989. №2.
Пивоваров Д.В., Минаева Н.С. Понятия сознательного и бессознательного: психологический аспект //Психологический вестник Уральского государственного университета. 2009. № 7.
Там же.
Григорян Б.Т. Философская антропология: Краткий очерк. М.: Мысль. 1982.
Готлиб А.С. Социально-экономическая адаптация россиян: опыт сочетания количественной и качественной методологии в отдельно взятом исследовании//Социология .М., 2000. №12.
Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии / О человеческом в человеке. – М., 1994.
Мамут Л. С. Политико-правовое учение Гоббса // История политико-правовых учений. – М., 1996.
Коган Л.Н. Цель и смысл жизни человека. М.: МГУ. 1984.
Энциклопедия мудрости. М.: ИД «Росса», 2010.
Фрейд 3. Психология бессознательного: Сборник произведений. М.: «Просвещение». 1990.
Фрейд З. Я и ОНО.: Пер. с англ. М. 1990.
Зонди Л. Учебник экспериментальной диагностики побуждений. Кишенев. 1995.
Буева Л.П. Комплексные проблема человека. – М.,1989.
Ильин И.А. Путь к очевидности: Сочинения. М.: «ЭКСМО-Пресс». 1998. –912с.
Там же.
Там же.
Там же.
Матвеева А.И. Факторы и проблемы социальной адаптации молодых специалистов в Свердловской области /Образование как фактор социализации: проблемы современности: монография/ Под ред. Гребенщикова. – М.: Издательство «Спутник», 2010.
Рубинштейн С. Л. Проблемы обшей психологии. – М., 1976.
Зборовский Г.Е. Общая социология. Курс лекций.2-е изд., дополненное. Екатеринбург, 1999.
Ильин И.А. Путь к очевидности: Сочинения. М.: «ЭКСМО-Пресс». 1998.
Там же.
Там же.
Белоцерковский В. Самоуправление. Будущее человечества или новая утопия. М. 1992.
Моль А. Социодинамика культуры: Пер. с англ. М.: «Прогресс». 1973.
Мирошников Ю.И. Аксиологическая структура социокультурной
коммуникации. Екатеринбург: «Банк культурной инициативы».1998.
Немцов Б.Е Исповедь бунтаря. М.: «Партизан». 2007.
Матвеева А.И. Духовная социализация личности как основа социального взаимодействия. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та; ИД «Стягъ». 2010.
Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М.: «Наука». 1990.
Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. М.: «Современник». 1994.
