О правовой природе реституционных обязательств в российской правовой системе нет единого мнения, поскольку есть авторы, которые вопреки всеобщим тенденциям указывают на кондиционный характер указанных притязаний [1, c. 911]. Однако некоторыми исследователями [2, c. 92] [3, c. 92] сказанное кажется несколько сомнительным, поскольку утверждается, что есть случаи, когда стороны не обогащаются, то есть нет одного из трех условий для квалификации обязательств как кондикционных. В частности, приводится пример, когда сторонами переданы друг другу эквивалентные предоставления, и в этом случае даже при недействительности сделки, на основании которой было сделано предоставление стороны останутся с тем «размером» имущественного состояния, которое было. Сложно согласиться с подобным выводом, поскольку, как отмечалось выше, эквивалентность не является конститутивным элементом, квалифицирующим отношения как кондикционные. Во-вторых, представляется сложным найти ответ на вопрос при таком подходе к реституционным отношениям, по какой же причине стороны обязаны вернуть друг другу сделанные предоставления, если активы и пассивы в итоге складываются в «ноль». На наш взгляд в данном случае, хоть изначально стороны связали себя встречными обязанностями, в последующем, после аннулирования юридического факта связь между указанными обязанностями теряется. И каждая из сторон становится обогатившимся за счет другого, без основания. Следует также отметить, что подтверждение указанной позиции, что возникают два кондикционных притязания, а не особое реституционное, можно было найти в практике высших судов, так, в частности, абз. 3 п. 27 Постановления Пленума Верховного Суда РФ N 13, Пленума ВАС РФ N 14 от 08.10.1998 «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами”. «С учетом изложенного при применении последствий исполненной обеими сторонами недействительной сделки, когда одна из сторон получила по сделке денежные средства, а другая — товары, работы или услуги, суду следует исходить из равного размера взаимных обязательств сторон. Нормы о неосновательном денежном обогащении (статья 1107 Кодекса) могут быть применены к отношениям сторон лишь при наличии доказательств, подтверждающих, что полученная одной из сторон денежная сумма явно превышает стоимость переданного другой стороне». Но видимо вслед за создателями ГК РФ, ВС в постановлении Пленума от 24.03.2016 N 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств” решил отменить и написал, что если недействительная сделка исполнена обеими сторонами, то при рассмотрении иска о применении последствий ее недействительности необходимо учитывать, что, по смыслу пункта 2 статьи 167 ГК РФ, произведенные сторонами взаимные предоставления, считаются равными, пока не доказано иное, и их возврат должен производиться одновременно, в связи с чем проценты, установленные статьей 395 ГК РФ, на суммы возвращаемых денежных средств не начисляются (Абз. 1 п. 55). Подтверждение конечно же найти можно, и опровержение тоже указано, но разумного объяснения подобным скитаниям судов, а также выводам что два эквивалентных неосновательных обогащения равняются нулю найти достаточно сложно.
Обосновывая позицию, согласно которой реституционные требования имеют самостоятельный характер некоторые исследователи утверждают [2, c. 177] [4, c. 109], что поскольку п. 2 ст. 167 ГК РФ сформулирована абстрактно и нет прямого указания в законе о том, что лицо, требующее реституцию, не должно доказывать свое право на вещь переданную, более того оно может его и не иметь. То есть, исходя из такого толкования, получается, что даже вор может требовать реституции, как указывает К. И. Скловский, «имущество, переданное по недействительной сделке, возвращается только потому, что сделка оказалась недействительной, а не по тому, что одна из сторон сохранила прав на нее». Так же Д. В. Новак в своей работе ссылается на работу Т. И. Илларионовой, которая утверждает, что реституция «восстанавливает имущественное положение субъекта (субъектов), существовавшее до сделки, даже если это и не отвечает его настоящим интересам».
Нам представляется несколько несистемным ссылка на указанные строчки Т.И Иллариновой, поскольку они имеют обратный эффект и никоим образом не поддерживают позицию авторов, а наоборот порочат. Данные строчки являются ярким показателем неверного истолкования положений о последствиях недействительности сделок ГК 1922 года, о чем было выше указано, и нормы Гражданского кодекса не должны, во всяком случае, как общее правило, толковаться в противовес с интересами субъектов. Помимо этого, как указывает Д. О. Тузов, такой подход, блокирующий возможность виндикации, «предстает, по существу, как соотношение петиторного и посессорного средств защиты, первое из которых основывается на субъективном праве, защищает право и требует доказывания права, второе же вытекает из факта владения вещью как такового, защищает это фактическое владение и не допускает не только доказывания, но даже и ссылок на право ни в обоснование иска, ни в качестве возражения против него”. [5, c. 123]. Действительно, сложно не согласиться с автором, поскольку если признается, что мы предоставляем защиту некоторую стороне сделки, то она должна быть определена наличием права, иначе возникает патовая ситуация когда нечто защищается, а объекта защиты нет. В качестве объекта защиты может выступать признанный законом законный интерес, например, как у претендента на давностное приобретение по ч. 2 ст. 234 ГК РФ, как указывает А. Д. Рудоквас, это, пожалуй, единственный случай признания Российским правопорядком фактического владения [6, c. 181].
Исходя из указанных рассуждений, Д. В. Новак приходит к неоднозначному выводу, что реституция как институт имеет самостоятельное место среди способов защиты гражданских прав, но в определенных случаях к последствиям недействительности сделки могут быть применимы нормы главы 60, в частности когда между сторонами заключен договор, недействительный, но по какой-то причине предмет договора оказывается у другой стороны не в следствие исполнения [2, c. 178].
Между тем, попробуем привести несколько оснований в поддержку позиции о том, что обязательства, возникающие вследствие недействительности сделки, являются обязательствами вследствие неосновательного обогащения. Во-первых, следует отметить, что и кондикционные притязания, и реституционные по своей природе являются обязательствами, и формулировка ст. 167 о том, что недействительная сделка не влечет никаких последствий не должна нас смущать, поскольку вследствие признания сделки недействительной возникает охранительное обязательство вернуть неосновательно полученное.
Во-вторых, схожесть в формулировках, а значит идеологическая, поскольку оба института направлены на возврат неосновательно утерянного имущества в натуре, а в случае невозможности денежного эквивалента. Ну и один из трех китов, на которых держится глава 60 ГК РФ- отсутствие основания, по которой передано предоставление.
Помимо этого, принцип генеральной кондикции и ст. 1103 могут трактоваться так, что раз правила о кондикции могут применяться к деликту, виндикации, реституции, значит эти отношения являются кондикционными. Иначе сложным было бы объяснение подобного решения законодателя. Если отношения не кондикционные, то как к ним могут правила о кондикции применяться. Соответствующие отношения кондикционные по своей сути, но регулирование Главы 60 отодвигается на второй план, становится субсидиарным, уступая всегда специальной норме, специальному регулированию, установленному для тех или иных требований по защите гражданских прав.
В конце, после изучения доступного материала, следует сказать, что в российских правовых реалиях нет единства мнений относительно соотношений указанных в теме институтов. Достаточно противоречивыми являются позиции исследователей, порой противоречащие самим себе. Примечательно, что точка отсчета у всех практически одна- римское право, в работах ученых встречаются одни и те же труды, одни и те же источники, но, вследствие наличия субъективного фактора, конечный результат разный.
Пытаясь сформулировать свою позицию, смею предположить, что спор несколько искусственный и вызван амбициями отдельных личностей. Поскольку наше право пытается изобрести колесо, хотя еще со времен римского права вовсю можно колесить на велосипеде.
У меня сложилось впечатление, что обязательства, возникающие вследствие недействительности сделки, являются частью кондикционных обязательств, составляют возможно большую ее часть. Однако, утверждение о том, что они полностью входят в круг обязательств из неосновательного обогащения, наверное, было бы неверным, разве с оговоркой, что мы понимаем эту фразу широко, поскольку в некоторых ситуациях, как было показано выше, восстановление состояния сторон сделки происходит с помощью виндикационного иска. К сожалению, указанные выводы разбиваются о действующий ГК РФ, который закрепил в главе про неосновательное обогащение самостоятельность «реституционных» притязаний. Однако известно немало случаев, подтверждающих упречность юридической техники ГК РФ, и, возможно, удастся, сославшись на техническую ошибку при составлении ГК РФ, нивелировать данное недоразумение. Причем, что в ГК РФ есть и иные случаи, где нормы о неосновательном обогащении содержатся не в главе 60 ГК РФ, например, ст. 453 ГК РФ, и, возможно, было бы более системным полагать, что ч. 2 ст. 167 ГК РФ специальная норма, посвященная обязательствам вследствие неосновательного обогащения в главе о сделках.
Литература:
- Белов В. А. Гражданское право. Общая и Особенная часть: Учебник /В. А. Белов; Институт актуального образования «ЮрИнфоР-МГУ”. — М.:ЦентрЮрИнфоР,2003. 960 c.
- Новак Д. В. Неосновательное обогащение в гражданском праве (сравнительно-правовое исследование). 416 c.
- Новоселова Л. А. О правовых последствиях нарушения денежного обязательства // Вестник ВАС РФ. 1999. N 12.
- Скловский К. И. Некоторые проблемы реституции // Вестник ВАС РФ. 2002. № 8. С. 108–122.
- Тузов Д. О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. 206 c.
- Рудоквас А. Д. О непрерывном, открытом и добросовестном давностном владении // Цивилистические исследования. Сб. научных трудов памяти проф. И. В. Федорова / Под редакцией Хаскельберга, Д. О. Тузова. Вып. I. М: Статут, 2004. С. 148–187.
