Одна из важнейших особенностей языкознания XX века – стремление к описанию лексики как явления системного порядка. Системность лексики проявляется в том, что слова вступают друг с другом в различные отношения и образуют взаимодействующие группы и ряды (тематические группы, синонимические ряды, антонимические пары, лексико-семантические группы, семантические поля). Все более важное значение приобретает исследование изменений в системе лексических групп, объединяемых общностью корня (словообразовательных, корневых и этимологических гнезд), что дает возможность компактно и наглядно показать не только непосредственные, но и все опосредствованные мотивации и тем самым продемонстрировать динамику системы.
Обращение к истории корневых групп позволяет подойти к решению основной задачи современной лексикологии – описанию лексики в целом как развивающегося явления, определению качественных (формальных и семантических) и количественных изменений в словарном составе языка (или групп языков) на всем протяжении его (их) развития [3, с. 1].
Исследования подобного рода могут носить как синхронический, так и диахронический характер. На синхроническом срезе изучаются словообразовательные гнезда, в диахроническом аспекте чрезвычайно актуально изучение этимологических гнезд, позволяющее раскрыть все изменения (фонетические, морфологические, семантические), происходящие в гнезде на протяжении его исторического развития.
Семантическая структура лексического гнезда аналогична структуре многозначного слова, но она богаче по своим возможностям, ибо дает больше оснований для реконструкции реальной семантической деривации, особенно когда лексическое гнездо анализируется на пространстве нескольких или всех родственных языков. При таком масштабе семантического обзора роль метафорических механизмов непосредственной деривации (от значения к значению) заметно понижается, зато повышается степень мотивированности разных значений общей исконной семантикой этимона или некоторой метафорой более общего характера [4, с. 549 - 562].
В данной работе мы обратимся к истории корневой группы и.-е. *g(h)abh- в германских и славянских языках. Эти языки ареально наиболее близки к италийским, романским языкам, между ними постоянно происходило взаимодействие.
В германских языках обнаруживаем следующую однокорневую лексику: гот. gabei ‘богатство’, др.-в.-нем. kepi ‘богатство’, др.-исл. gæfa ‘счастье’ (т.е. богатство собственно как приобщенный объект и богатство как состояние владения в изобилии) и германское новообразование (как замена корня *dō- ‘давать») в гот. giban, др.-исл. gefa, др.-в.-нем. geban и др.-англ. giefan ‘(от)давать’ [8, с. 408]. В современном английском языке глагол to give ‘давать, дарить, вручать’, восходящий к др.-англ. giefan является ядерным словом в ЛГ со значением ‘давать’ и не входит в ЛГ, выражающую концепт «обладание» (аналогично в современном немецком языке – geben ‘давать, предоставлять’). В ряде германских языков отмечается значение ‘щедрый, отдающий’ (др.-исл. gæfr, герм. женское имя Ala-gabie ‘все отдающая’), таким образом человек, владеющий чем-либо в избытке, отдает какую-то часть другим, щедро делится своим имуществом (возможно, что такое переосмысление связано с самой родовой, общинной структурой общества древних германцев, а позже, с принятием христианской морали и ценностей). В значении ‘богатство’, ‘щедрый’ германский языковой материал пересекается с материалом церковнославянских письменных памятников, в которых фиксируются следующие лексические единицы: др.-рус., рус.-цслав. гобино ‘изобилие, богатство’ < *gobino / *gobina; др.-рус., рус.-цслав. гобьзъ ‘урожайный, обильный, изобильный’ < *gobьzъ(jь), *gobьza; др.-рус., рус.-цслав. гобьзити ‘изобиловать’ < *gobьziti и др. [6, с. 185]. Эти памятники старославянского языка в церковнославянском варианте – литературной формы общеславянского праязыка относятся к X- XII вв., а созданы, в основном, на берегах Днепра. Известно, что именно на этой территории во II – III вв. восточноготское племя грейтунгов (остготов) создало первое надплеменное государственное объединение (Остготское королевство), объединив под своей властью славян. Власть остготов распространялась на местные племена от низовий Дона на востоке и от степного Крыма на юге до Днепра на западе [5, с. 211 - 212]. Наибольшего могущества остготы достигли при Эрманарихе, но в 375 г. их государство пало под ударами гуннов. Это событие нашло отражение в германском героическом эпосе, в частности в «Песни о Нибелунгах». Готы также упоминаются в славянской легенде о святом Константине [1, с. 93]. Таким образом, упомянутое выше германо-славянское схождение объясняется тесными и длительными контактами германцев и славян, и как следствие, наличием в славянской лингвокультуре элементов, заимствованных из лингвокультуры германской [6, с. 185; 8, с. 409].
На заимствованный характер лексических единиц *gobino, *gobьzъ(jь) указывает их семантическая изолированность от других лексических единиц славянских языков, развившихся из и.-е. *g(h)abh- ‘брать, хватать’, которые входят не в ЛГ, выражающую концепт «обладание», а в ЛГ со значением ‘брать, взять’, продолжающую исходную общеиндоевропейскую семантику *g(h)abh-. Праслав. *gabajo, *gabati реализуется в болг. габам ‘задевать’, чеш. habati ‘хватать’, gabač’ ‘хвататься, доставать’, слвц. habat’ ‘хватать, набирать’, ст.-польск. gabać ‘преследовать’, польск. gabać ‘брать, хватать’, др.-русс. габати ‘притеснять’, укр. гáбати ‘хватать’, блр. габáць ‘хватать, брать’ [6, с. 76]. Кроме того, наблюдается структурное сходство германских (готских) и праславянских форм, например, праслав. *gobь, род. п. *gobi < гот. gabei ‘богатство’.
Значения ‘брать, хватать, взять’ встречаются и у лексических единиц в родственных славянским балтийских языках, например, лит. gabénti ‘везти, тащить’, gabùs ‘уносить, увозить’, диал. guobti ‘нахватывать, набирать’ (при др.-инд. gábhasti-h ‘рука, предплечье’), и в кельтских языках: др.-ирл. gaibid ‘я беру’ , ирл. gabh ‘брать’ [8, с. 409].
Отметим, что в германских языках корень *g(h)abh- развивался по еще одному пути. Прагерманская форма *kabisiō, *kavisjō (восходящая к и.-е. *gabh- - варианту корня *g(h)abh) реализуется в др.-в.-нем. kebis, kebisa ‘слуга, раб, служанка, наложница’, др.-сакс. kebis, ср.-н.-нем. kēves, ср.-нидерл. kevese ‘кухарка, сожительница’, ср.-в.-нем. kebes(e), kebse ‘сожительство’, нем. Kebse ‘наложница, любовница’, нем. Kebsehe ‘сожительство’, др.-англ. cefes, cyfes ‘работница’ [7, с. 607, 643; 8, с. 408]. Можно выстроить следующую логико-семантическую схему развития значения – ‘пленник - приобщенный объект’ → ‘раб, слуга – социальный статус приобщенного объекта’. Наличие рабов, слуг у древних германцев указывает на начавшийся процесс социальной дифференциации. Но рабство у германцев носило иной характер, чем, например, в рабовладельческом Риме. Рабами являлись военнопленные, их можно было продать и безнаказанно убить. Но в других отношениях раб – это младший член рода. Они имели собственное хозяйство, но были обязаны отдавать своему господину часть скота и урожая [1, с. 11].
Мощное движение на запад гуннов, племени из Восточной Азии, пришедшего в Восточную Европу, привело в движение германский мир во второй половине IV в., племена германцев начали вторгаться на территорию империи. Не в силах изгнать варваров-германцев Римский император Феодосий, придя к власти в 379 г., был вынужден заключить с ними договор, который гарантировал германцам безопасность, если они будут поставлять воинов и крестьян для римских владений. Варвары-германцы стали регулярной составной частью римской армии. В 407 г. Галлию окончательно наводнили германские племена, добившиеся прав римских военных союзников и в качестве ‘гостей и сотрапезников’ устанавливавших свое управление на отведенных им землях. В V в. после отражения гуннов в битве на Каталанских полях (451 г.) германские племена вестготов, франков, бургундов начали создавать свои королевства. [1, с. 80]. Таким образом, к VI – VII вв. германцы полностью переходят от постоянного грабежа и военных столкновений к мирному оседлому образу жизни. В Западной Европе начинает формироваться феодальная система отношений и ко времени появления первых древнегерманских литературных языков (IX в.– начало X в.) формируется окончательно [5, с. 518]. Эти изменения фиксируются в языке, в его лексическом составе. У лексических единиц, восходящих к форме *kavisjō, *kabisiō, актуализируется значение ‘раб, слуга, работник’, еще чаще в женском роде ‘наложница, сожительница’ и даже ‘кухарка’. Устанавливается четкая социальная структура общества, в языке акцентируется внимание на социальном статусе и функциях индивида (социально ущемленный человек, обязанный прислуживать, работать). В древнескандинавском языке отмечаются формы kefser ‘захваченный, пленный’, kefsir ‘пленник, раб’ [8, с. 408]. В Скандинавии эпохи викингов с постоянными военными походами, набегами на материковые европейские страны захват пленных, рабов являлся очень распространенным явлением, что и находит отражение в языке.
Отметим, что существует и другая точка зрения на происхождение прагерманской формы *kavisjō, *kabisiō. В «Этимологическом словаре немецкого языка» В. Пфайфер предполагает, что в язык западных германцев на нижнем Рейне и Северном море из латыни заимствуется слово cavea ‘полость, углубление; сосуд; яма, ограда, клетка’ [2, с. 126] в форме *kavjō со значением ‘яма, клетка’. От этой формы происходит *kavisjō или *kabisiō, которое реализуется в германских языках; т.е. Пфайфер не соотносит рассматриваемые формы с и.-е. *gabh- [7, с. 607, 643-644, 688]. Отметим, что заимствования из латинского языка, даже самые ранние, относятся к периоду, когда германское единство уже окончательно распалось, а производные рассматриваемой праформы отмечаются практически во всех германских языках. Из чего заключаем, что латинское заимствование в данном случае маловероятно.
В заключении отметим, что и.-е. корень *g(h)abh- оказывается продуктивным не только в германских и славянских языках, но и во многих других ветвях индоевропейской языковой семьи: индоарийской, италийской, романской, кельтской и балтийской.
Литература:
Введение в германскую филологию: Учебник для филол. факультетов. / Арсеньева М.Г., Балашова С.П., Берков В.П., Соловьева Л.Н. – М.: ГИС, 1998.
Дворецкий И.Х. Латино-русский словарь. Изд-е 5-е, стереотипное. – М.: Русский язык, 1998.
Пятаева Н.В. История синонимичных этимологических гнезд *em- и *ber- «брать, взять» в русском языке: Автореф. дис. …канд. филол. наук. – Уфа, 1995.
Толстая С.М. Семантичекая реконструкция и проблема синонимии в праславянской лексике // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. / Отв. ред. А.М. Молдаван. – М.: Индрик, 2003.
Широков О.С. Языковедение: введение в науку о языках / Под. ред. А.А. Волкова. – М.: Добросвет, 2003.
Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Выпуски 6, 8, 9. Под ред. О.Н. Трубачева – М.: Наука, 1981.
Pfeifer W. Etymologisches Wörterbuch des Deutschen; Akademie Verlag; unter der Leitung von Wolfgang Pfeifer. – Berlin, 1993.
Pokorny J. Indogermanisches Etymologisches Wörterbuch. – Leipzig, 1984.
