В современном научном мире часто отвергаются концепции и подходы, принятые в советское время, даже если они развиваются с использованием новых источников и по-другому звучат. В некоторых отечественных работах 2000-х годов действительно не сказано ничего принципиально нового [3]. Поверхностное отношение к источникам и хорошо известным историческим фактам встречается в исследованиях зарубежных авторов [1]. Но существуют и совершенно иные труды. Так, сторонник марксистской традиции профессор, д-р ист. наук А. В. Шубин (ИВИ РАН, ГАУГН, РГГУ) посвятил свою книгу [2] революционным событиям февраля-октября 1917 г. Ведь именно в феврале 1917 г. люди из простого народа «получили шанс определить судьбу страны на десятилетия» [2, с. 5]. События столетней давности вызывают в наше время живой интерес. Поиск истоков нынешних проблем осуществляется в прошлом. Пути решения этих проблем исследователи также пытаются обнаружить в революционной эпохе. Анализируя спорные вопросы отечественной истории 1917 г., А. В. Шубин использует в основном опубликованные официальные документы и мемуарные источники.
Однако его обстоятельное исследование понятно не всем. Так, 22 августа 2018 г. на заседании редколлегии реферативного журнала серии «История» Отдела истории ИНИОН РАН канд. ист. наук. О. В. Большакова заявила, что книга А. В. Шубина не имеет никакого отношения к науке. Безусловно, любое исследование может вызывать споры, но научное изложение данным автором информации сомнений не вызывает.
Монография состоит из вводной части («От автора»), семи глав и заключительной части («Уроки 1917 года»). В ней говорится о социально-политической революции. О данном явлении идут споры в исторической науке. Определение этого понятия можно дать, сравнивая черты множества революций. Такой подход позволяет «определить революцию как социально-политическую конфронтацию, нелегитимно преодолевающую принципы устройства данного общества» (выделено автором. — Реф.) [2, с. 6].
В начале монографии А. В. Шубин рассуждает о канунах революционных событий, прежде всего, о том, было ли начало революции 1917 г. исторической случайностью. Ответ автора на этот вопрос сводится к следующему: «...в силу долгосрочных системных причин, и в силу обстоятельств мировой войны избежать революции было практически невозможно» [2, с. 11]. Другой спорный вопрос: была ли революция стихийной, или же она стала продуктом заговора политических элит? Рассматривая данный вопрос, Шубин отделяет заговорщиков от «разговорщиков». Единого заговора против действовавшей власти в России не было. В дореволюционное время А. Гучков и Н. Некрасов создали группу политиков, мечтавших о перевороте. Однако у них не было ни единого центра подготовки переворота, ни единого плана действий. Полиция не нашла практической составляющей в заговоре Гучкова, поэтому и оснований для его ареста не существовало. В многочисленных кружках тоже мечтали о перевороте или революции. Однако «разговорщики» из числа либеральной элиты не смогли найти инструментов для совершения революции сверху. Оппозиции не хватало материальной силы. Эту силу либеральной элите впоследствии «предоставит широкое движение низов» (выделено автором. — Реф.) [2, с. 21].
Автор уделяет большое внимание предпосылкам Февральской революции. Он пишет, что в январе 1917 г. продовольственное снабжение Петрограда и Москвы составляло 25 % от нормы [2, с. 22]. К сбоям поставок продовольствия привели управленческие ошибки и дезорганизация транспорта. Февральские заносы, а в большей степени нехватка топлива, обострили ситуацию. Очереди за хлебом перерастали в митинги, главным образом женские. Усилились волнения рабочих и студентов. Руководство же действовало привычными репрессивными методами. Власти были обеспокоены масштабами оппозиционной агитации и приготовлений, ожидали 14 февраля вооруженного восстания. Свою роль в Февральской революции сыграло и то, что администрация предприятий повела наступление на социальные права рабочих, а рабочие представляли собой взрывоопасную среду. Взрыв же спровоцировали небольшие группы социалистов. 23 февраля бастовало 43 предприятия, 24 февраля — 131 предприятие [2, с. 30].
Кроме того, Шубин развенчивает мифы о психозе людей в революционное время и о «добром царе». Он критикует псевдопсихологический подход, основанный на обращении к массовой психологии, который «уходит корнями в высокомерное восприятие действительности как борьбы либерально-западнических принципов (разумеется, воспринимаемых как синоним прогресса) и архаики, куда относится та часть общества, которая не постигла всей мудрости либерализма» [2, с. 31]. А миф о «добром государе» не выдерживает критики в связи с фактами силового подавления волнений Николаем II.
А. В. Шубин подчеркивает, что «с 1 марта быстрое подавление революции стало невозможным»(выделено автором. — Реф.) [2, с. 52]. В решающий момент Февральской революции власть утратила поддержку Русской православной церкви. Церковь была заинтересована в ограничении вмешательства императора в свои дела. Автор утверждает, что «ее антисамодержавная и даже республиканская позиция имела большое значение» [2, с. 53]. Действия церковного руководства, по его мнению, фактически свели на нет монархическую альтернативу политического развития России. Позиция церкви «облегчила становление республиканской легитимности, которой затем следовали все режимы на территории России — не только красные, но и белые» [там же].
В результате Февральской революции в России сложилось двоевластие — власть оказалась в руках Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов. Автор отмечает, что двоевластие является в наше время «чуть ли не символом хаоса и смуты» [2, с. 56]. Но это понятие подразумевает противостояние разных центров власти, которого весной 1917 г. еще не было. Тем не менее Временное правительство нельзя назвать демократическим. Оно «восстанавливало самодержавную диктатуру только не во главе смонархом, ав своих руках» (выделено автором. — Реф.) [2, c. 61].
Не последнюю роль во время Февральской революции и в последующие месяцы сыграло масонство. Оно наладило личные связи, которые использовались при создании правительства, искало кадры для новой власти, воздействовало на левые партии с целью удержания их в русле коалиционной политики. Однако масоны оказались слишком слабыми для того, чтобы повлиять на курс Керенского-Некрасова, и вскоре масонская игра прекратилась.
2 марта Николай II отрекся от престола. Автор подчеркивает, что он «был низложен силой» [2, с. 77]. Некоторые историки, например, П. В. Мультатули, полагают, что император не подписывал манифест об отречении. Однако Шубин сомневается в этом и не находит у Мультатули убедительных доказательств того, что Николай II узнал о своем отречении не 2 марта, а пару дней спустя.
Особое значение для последующих революционных событий имело возвращение в Россию 3 апреля вождя большевиков В. И. Ленина. В то время усиливался экономический кризис, порождавший массовое отчаяние и стремление к быстрым мерам по изменению общества. Политическое искусство и воля Ленина существенно усилили радикальную составляющую революции. Без него «большевики и меньшевики могли объединиться в социал-демократическую партию, что ослабило бы ударную силу большевизма» [2, с. 104–105].
Соотношение политических сил в России резко изменило выступление генерала Л. Г. Корнилова в августе 1917 г., которое часто рассматривается как досадная случайность. Между тем, как утверждает автор, «подобные события отнюдь не случайны, они то и дело происходят в истории революций — от восстания роялистов 1648 г., погубившего короля Карла I, до советского ГКЧП» [2, с. 183]. А ход и исход явлений, подобных «корниловщине», определяет «соотношение способностей вовлеченных в события людей» [там же]. Суть рассматриваемого явления заключается в том, что поражение левого крыла революционных сил пробуждает надежду в правом лагере остановить революцию при помощи войск. Но если мощь революции еще не угасла, как это было в России в 1917 г., то подобная попытка только обостряет создавшееся положение.
Экономическая программа Корнилова в своих главных идеях резко отличалась от программы большевиков, предусматривая принуждение, подавление любых попыток рабочего контроля, милитаризацию народного хозяйства. Но уже в 1918 г. большевики будут «выполнять» программу Корнилова. А в 1930-е гг. курс, разработанный генералом, трансформируется в политику «военного коммунизма».
Во время подготовки выступления Корнилова существовало два заговора, направленных на ликвидацию существовавшего режима. Первый — это заговор Б. Савинкова и его сторонников, направленный на использование Корнилова в целях создания авторитарного режима с бывшими революционными демократами во главе. Второй заговор — офицерства во главе с Корниловым — был направлен на создание военной диктатуры. Последний завершился вооруженным выступлением, которое потерпело поражение.
Почему провалилось выступление Корнилова? Генерал не понимал объективных причин волнений масс и считал, что их первопричина — немецко-большевистская интрига. Он видел себя волевой «силой», способной остановить движение народа. Но Корнилов оказался в числе тех, кто нарушил политическое равновесие, сместив неустойчивое образование в виде Временного правительства вправо. В итоге его победили «интеллигенты в союзе с массами» [2, с. 255].
Осень 1917 г. проходила в ожидании выборов в Учредительное собрание, которое на законных основаниях должно было провести необходимые социальные преобразования. Однако большевики решили силой заменить одно самоназначенное правительство другим. Был взят курс на вооруженный захват власти, и 25 октября власть в Петрограде перешла к большевикам. Они стремились представить свою акцию как ответ на угрозу реакции со стороны Керенского, но действовали недостаточно жестко и стремительно. «Если бы большевики действовали более агрессивно, как хотел Ленин, это как раз могло оттолкнуть от них колеблющиеся войска», — считает автор [2, с. 296].
Однако победители не смогли справиться с последствиями революции: продовольственные проблемы усугубил беспорядочный раздел земли, вместо мира без аннексий и контрибуций россияне получили грабительский Брестский мир и Гражданскую войну, власть Советов была замещена диктатурой Совнаркома. Главной целью большевиков было создание коммунистического общества, разработанного в теории К. Марксом. «Осуществление этого проекта определило судьбу России и во многом всего мира в XX в»., — пишет автор [2, с. 322].
В заключительной части книги А. В. Шубин проводит аналогии между современным российским обществом и российским обществом 1917 г. Если последнее модернизировалось от традиционного аграрного к индустриальному, то современное общество является деградирующим индустриальным обществом. Поэтому автор считает, что «отчасти мы движемся навстречу проблемам той эпохи» [2, с. 323]. А значит, ее уроки для нас важны. Первым важным уроком он называет «неизбежность революции в том случае, если власть не желает или не способна проводить опережающие преобразования, способные разрядить социальный кризис» [там же]. Социальная революция не может сводиться только к либеральным задачам. В то же время революция могла бы быть не такой разрушительной, если бы не ее тесная связь с империалистической войной.
Еще один урок 1917 г.: «в условиях революции необходимо создание левого фронта, который с одной стороны опирается на поддержку большинства населения, а с другой — исключает политиков, саботирующих социальные преобразования как таковые» [2, с. 327]. Большевики представляли собой узкий социально-политический спектр, но имели серьезную опору в виде низового радикального движения. Эта опора появилась благодаря провозглашению популярной идеи советской власти, а по сути совокупности идей различных левых партий, которые к этому и сводились. Так появилась «формула» Октября — «коммунистический режим плюс советское общество: синтез большевистского проекта модернизации и общесоциалистических советских идеалов самоорганизации, народовластия, равноправия трудящихся и руководителей, воспринимаемых как «слуги народа», а не его хозяева» [2, с. 329]. В 1918–1921 гг. народные массы получили новый урок: самоорганизация и экономический централизм плохо совместимы, и коммунисты могут отказаться от ряда своих обещаний ради сохранения власти и осуществления своего политического и социально-экономического проекта.
Таким образом, рассматриваемая книга А. В. Шубина носит строго научный характер и является серьезным вкладом в отечественную историографию революции 1917 г. Выводы автора обоснованы и во многом новы. Попытки отдельных научных работников умалить значение этой книги и представить ее как антинаучную не выдерживают критики. На наш взгляд, острой проблемой современной исторической науки, затрудняющей конструктивные дискуссии по отдельным проблемам, является неуважительное отношение отдельных историков к трудам своих коллег.
Литература:
- Ливен Д. Навстречу огню. Империя, война и конец царской России. — М.: Политическая энциклопедия, 2017. — 431 с.
- Шубин А. В. Революционный 1917 год. От февраля к октябрю. — М.: Академический проект, 2018. — 331 с.
- Ямщиков С. В. Парадигмальные коллизии историографии революций 1917 г. в России // Paradigmata poznání. — Прага, 2016. — № 1. — С. 13–21.
