Русская лирика 80-90-х годов 20 века представляет собой довольно богатое, хотя и пёстрое зрелище: рядом обосновались концептуализм и рок-поэзия, духовный стих и реализм. «Почвенное» направление в эти годы переживает переломный, переходный период развития. Стал очевидным тот факт, что поэты-«почвенники» преувеличивали возможности русской деревни. Сам народ оказался на очередном перепутье, в очередном духовном кризисе. В.Кожинов считает, что «деревенская» проза второй половины 20 века – «проза конца русского крестьянства» [3]. Но «уходит» не проза или поэзия – уходит и крестьянство, и значительная часть самого народа. Это подтверждают и личные трагические судьбы поэтов: Н.Рубцова, П.Мелехина, А.Прасолова, С.Чухина, А.Шадринова и И.Лысцова, К.Васильева. Мотив ощущения трагического ухода остро ощущается в лирике этих поэтов:
Н.Рубцов:
Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат берёзы. [6;165];
Б.Примеров:
Ещё не много слово, и дни земные
В последний раз предстанут и падут.
И я уйду от них в поля иные,
Оставив прах земной земным на суд.
Ещё немного слов, и парус белый
Умчит ладью мою от берегов. [7];
К.Васильев:
Иль застрелюсь в больнице, как Ван-Гог,
Иль с голоду подохну, словно Блок?
Иль скорбны дни кончаться мои на
Верёвочке Цветаевой Марины?
Куда ни плюну – всюду мой конец.
Поэт на свете не жилец. [2;257]
Но «почвенное» направление возникло в литературе не случайно. В основе данной идеологии и культуры лежали социальные причины: противоречивая действительность, в которой было и духовное подвижничество, и процесс опустошения народа; процесс, ставший следствием трагических событий нашего века, падающего в страшную бездну между цивилизацией и культурой, между природой и цивилизацией. И обостряющийся с каждым годом трагический раскол (с одной стороны, основная масса народа, живущего в провинции, с другой, централизованная власть). Как точно подметил Константин Васильев этот факт в стихотворении «Мне претят словеса о свободе…»:
Мне претят словеса о свободе.
Мне противны витии вон те,
Что всерьёз говорят при народе
О вчерашней своей слепоте.
Зренье нам не дано ль от рожденья?
Так молчи, говорливый урод!
Чтобы ты сдохло, моё поколенье!
Чтоб ты сдохло от этих свобод! [2;257]
Горячая публицистичность и пессимизм исчезают, когда поэты обращаются к теме родины и России. Так К.Васильев всегда пишет о современной России как об абсолютной идее, наделяя каждое стихотворение глубоким философским смыслом: они все дальше уходят от страстной публицистичности и пытаются глубинный смысл всего происходящего в России:
Что Россия не моя стихия,
Я давно догадываюсь, но
Вместе с ней барахтаюсь в грязи я …
Я и не ищу другой России.
К слову, мне и этой не дано. [2;34]
Приметой времени стал все возрастающий интерес к православию и к христианству вообще, особенно к их духовно-нравственному наследию. И это понятно – литература сейчас стремится возродить народные идеалы в их первозданности и полноте. Поэт Васильев, будучи не крещеным человеком, говорит о Боге как основе земного бытия. Бог – это природа, это дух, это космос.
Каждый вздохнёт о своём –
Всем полегчает немного.
Все мы себя узнаём
В образах, данных от Бога. [2;85]
Сквозные темы «почвенной» лирики – темы земли и России. Общий мотив «умирани» деревни, периодическое «возвращение» в нее, чувство вины перед покинутой «родной стороной». Болью отзываются строки стихотворений К.Васильева. Например:
Врождённое чувство родимой земли
Не может остыть и не может пропасть.
Всегда я узнаю, что травы взошли,
Что травы готовы под косами лечь. [2;107]
Это единой «чувство земли» соединяются с мотивами опустошённого дома и храма как символов разрушенной России. В связи с этим и общий мотив сиротства, который у одних (А.Прасолов, О.Фокина) был связан с личными жизненными коллизиями (поколение «безотцовщины»), у других приобрёл общенациональный (Н.Рубцов, К.Васильев) и даже вселенский (Ю.Кузнецов) смысл. Близок этим лирикам и мотив неопределённой, необъяснимой тоски, свойственной русской лирике 19-20 в.в. (от Лермонтова до Есенина и Рубцова). Отчуждение от родных корней, от дома, от родной истории – путь к сиротству. Но это – предостережение для других.
Мне холодно, нимало не бахвалюсь,
И Полное отсутствие пути,
Везде – распутье, всюду – взаперти,
Один, как перст, сижу – брожу, смекаю,
Что предо мною пройденный этап…[2;239]
Отсюда и трагическое мироощущение народа. Объясняется это глубинным постижение образной системы народного поэтического творчества. Особое внимание поэтов «почвенного» направления к народным истокам, к фольклору и мифу определено не только социальными и биографическими причинами, но и развитием самой художественной литературы как искусства слова как формы драматического возвращения к классическим традициям, поиска духовной основы. Поэты-почвенники, в т.ч. и К.Васильев, наиболее последовательно обращались к средствам русского фольклора, к славянской и мировой мифологии. Их ориентация на народное мировоззрение, в основе своей – крестьянское, всегда была главной в их идейно-эстетических исканиях.
Я грешен, ибо я пишу стихи,
Не зная, увенчаются ль старанья,
Осудят ли потом мои грехи?
Избавят ли меня от наказанья?
Но поздно отступать, идти назад:
Поэзия сильнее всех сомнений,
Пусть я растерзан буду, пусть распят –
Ведь стоит наслаждение мучений! [2;8]
Фольклор и мифология для «почвенников» - не только «строительный материал», но и важная часть их собственного мировоззрения, в т.ч. и К.Васильева. Фольклоризм, мифологизм и воссоздание народных идеалов – показатели народности его поэзии. Творчество «почвенников» восходит к разным направлениям фольклорной традиции: песенной – у Н.Рубцова, мифологической – у Ю.Кузнецова, песенно-сказочной – Н.Тряпкина, частушечной – О.Фокиной, разговорной - у С.Викулова. В этом вопросе К.Васильев родственен Ю.Кузнецову. Жанровые богатства фольклора использовались этими поэтами наиболее полно. Например, в жанр элегии поэты внесли элементы песни, баллады и даже оды.
Снова в неизвестность я ушёл.
Снова убеждаюсь: всё известно.
Катится клубок доброт и зол,
Размотается – пустое место.
Катится клубок, как колобок,
Я – конец из рук не выпускаю.
Среди многочисленных дорог
Ни одну себе ни выбираю
Бездорожьем катится клубок…
Ну-ка, прибавляй, дружище, ходу,
Сделай завершающий виток,
Чтоб конец к концу – и оба – в воду! [2;24-25]
Общий полемический подтекст, эволюционировавший позднее в открытую публицистичность и сатирическую направленность содержания, был представлен соответствующими жанрами. Менее употребительными у поэтов «почвенного» направления были жанры дружественного послания и любовной миниатюры. Любовная лирика в «чистом» виде в их поэзии не занимает значительного места. «Почвенники» относятся к любви, к семье как к тайне и как к таинству. Может быть, здесь наблюдаются отголоски православной традиции, в которой наиважнейшей ценностью в земной жизни является семья. Любовная лирика К.Васильева представлена в сонетной форме; подобные стихотворения составляют небольшую часть его лирики. Каждое из них – крик души, попытка разобраться в себе; на мой взгляд, в этих стихотворениях Васильев-поэт гораздо откровеннее, чем человек:
Когда меж нами всё рождало споры –
Тогда пиши пропало. Лучший друг,
Мы спорить стали даже из-за вьюг,
Но как с тобой мы далеки до ссоры! [2;62]
Приметами их стиля стали типично фольклорный принцип олицетворения, контрастность образов; символизация, ставшая основным способом художественного выражения только у Н.Рубцова, Ю.Кузнецова и К.Васильева. но символика для них – своеобразный «эзопов язык». Сама по себе это символика, уходящая в глубь веков, как отвечает Ю.Мамлеев: «…безошибочно воздействует на любого русского человека, будь он самый закоренелый урбанист и городской житель, воздействует независимо от политических, философских и даже религиозных убеждений людей, от всего вообще, надо только быть русским духовно». [5;43] В то же время нельзя здесь говорить о какой-либо национальной ограниченности их творчества. Само обращение к фольклору и мифу предполагает вхождение в систему образов мировой литературы. Этот язык во многом универсален. Не случайно К.Васильев с большим успехом работает как переводчик с самых разных, в том числе европейских языков (английский, французский, болгарский). Следует отметить высокое качество перевода, глубокое проникновение в строй той или иной национальной поэзии.
Художественный метод у данного направления – синтетический: синтез реалистических и романтических тенденций (соединение познавательного (реализм) и оценочного (романтизм) принципов); но данная поэтическая система всё же тяготеет к романтическому типу передачи художественного содержания в силу невозможности реализации «почвеннических» идеалов в реальной действительности. Литература 60-80-х годов, «почвенная» поэзия в том числе, выполняла не свойственные ей идеологические (причём оппозиционные власти) функции. К сожалению, полной свободы слова в России не удалось добиться и в 90-х годах. Характерный для «почвенников» мифологизм мышления у К.Васильева приобрёл в это время ярко выраженный социальный характер.
Таким образом, Константин Владимирович Васильев как яркий представитель «почвеннической» поэзии, благодаря своему таланту, выходит за рамки направления (подобно А.Блоку, В.Маяковскому, С.Есенину). Его волновали те же проблемы, но он пошёл дальше: органично совместив фольклорные и классические традиции, в лучших своих произведениях новаторски переосмыслил опыт своих предшественников.
Литература:
1. Базанов В.Г. Фолькор и русская поэзия начала 20 века. – Л., 1988 – 310 с.
2. Васильев К. Избранное. – Ярославль, 2003 – 320 с.
3. Кожинов В. – Москва, 1995 - №3
4. Лотман Ю.М., Минц З.Г. Статьи о русской и советской поэзии. – Таллин, 1989 – 160 с.
5. Мамлеев Ю. Философия русской патриотической лирики//Советская литература. – 1990 - №1. – с.39-50
6. Рубцов Н. Стихотворения. – М., 1983 – 165 с.
7. http://er3ed.grz.ru/primerov.htm доступ свободен. Проверено 22.07.2009 г.
