История одной семьи как отражение истории Советского Союза в 30-е годы ХХ века | Статья в журнале «Молодой ученый»

Отправьте статью сегодня! Журнал выйдет 28 декабря, печатный экземпляр отправим 1 января.

Опубликовать статью в журнале

Автор:

Рубрика: История

Опубликовано в Молодой учёный №49 (183) декабрь 2017 г.

Дата публикации: 10.12.2017

Статья просмотрена: 1353 раза

Библиографическое описание:

Лапшина, В. И. История одной семьи как отражение истории Советского Союза в 30-е годы ХХ века / В. И. Лапшина. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2017. — № 49 (183). — С. 294-298. — URL: https://moluch.ru/archive/183/47083/ (дата обращения: 17.12.2024).



Имена, имена, имена,

Как в шеренгах солдатские плечи.

Память здесь и твоя и моя,

Озаренная пламенем вечным…

На одном из уроков истории мы рассматривали репродукции картин художника П. А. Белова. Картин необычных, с глубоким смыслом, с исторической основой. Одно из этих полотен меня просто потрясло. Это картина «Одуванчики». Бесконечное поле одуванчиков на ней — это олицетворение огромного государства под названием Советский Союз. По нему хозяйским шагом прохаживается «отец народов», не замечая, что под ногами не просто одуванчики, а конкретные люди, их судьбы. Наступил сапогом и…. нет человека, полетели в разные стороны «семена одуванчика» — родные и близкие. Какая судьба им уготована? Спасут себе жизнь или навсегда исчезнут, и тогда не родятся у них дети и внуки, раз и навсегда исчезнут целые семьи. Эта картина — аллегория, которая так точно отражает тот факт, что в 30-е годы ХХ века человеческая жизнь была очень хрупкой и незащищенной.

Рис. 1. Репродукция картины П. А. Белова «Одуванчики», 1987г.

30 октября Россия отмечает День памяти жертв политических репрессий. Только по истечении десятков лет справедливость восторжествовала, все эти люди реабилитированы. Но эти годы не стираются из истории, и в этот день наша страна вспоминает всех бывших репрессированных. Во многих семьях были родные и близкие люди, незаконно и жестоко репрессированные, потерявшие лучшие годы жизни в тюремных лагерях. Главная задача нашего поколения сохранить память об этих людях и не допустить повторения прошлого, подобных репрессий против граждан своего государства.

В основу статьи легли воспоминания Ирины Ильиничны Гершезон, старшей дочери репрессированного Ильи Ефимовича Гершезон, интервью с внучкой Елены Ильиничны Надеждой Мелкобродовой, выпускницей моей школы.

В своих воспоминаниях она описала ужасные события, которые происходили в тот период.

Илья Ефимович, отец Иры, родился в семье чиновника в Тбилиси. Он окончил Дармштадский университет по профессии инженер-строитель. Позже он женился на Виктории Матвеевне Познер. В первые годы жизни Иры он работал секретарем у Ф. Э. Дзержинского в наркомате путей сообщения. В семье Ильи Ефимовича и Виктории Матвеевны было трое детей: Ира, Лена и Оля.

По воспоминаниям Иры 30-е годы были шумными и героическими. Дети были восторженными свидетелями таких великих событий, как беспосадочный перелет Расковой, Гризадубовой и Осипенко, зимовка лагеря Шмидта, героические стройки Турксиб, Донбасс, Днепрогэс. За всем этим люди следили с гордостью и волнением. Всюду прославлялись свобода и жизнь советского человека. А по ночам, особенно под праздники, по улицам города мчались в разных направлениях черные «маруси», увозя на расправу «врагов народа»…

В 1934 году это коснулось непосредственно семьи Гершезон. Арестовали брата Виктории Матвеевны Леонида, который работал в Мичуринской МТС, в Воронеже.

Семья Гершезон летом 1938 года уехала на дачу в Загорянку. Тогда Илья Ефимович работал заместителем директора института мировой литературы имени Горького, а директором был позже арестованный Иван Капитонович Луппол. В один из летних дней Ира с родственницей Ниной Трофимовой должны были ехать в Москву к отцу. В ночь перед поездкой, по воспоминаниям Иры, она не могла спать, плакала и переживала, сама не зная от чего. Нине тоже передалось состояние девочки — в электричке и метро они ехали молча. Из автомата они позвонили домой, отцу, но никто не ответил. Нина говорила, что папа просто не слышит звонка. Но к телефону и позже никто не подходил. Тревожное чувство усиливалось. Ира уже плакала навзрыд. Нина даже не пыталась ее успокоить. Видимо, она поняла все раньше девочки. Наконец, кому-то удалось открыть дверь, и они вошли в квартиру. Страшные и зловещие, смотрели на них красные сургучные печати, которыми были опечатаны кабинет и столовая. Они вернулись на дачу и узнали, что Илью Ефимовича арестовали ночью, а в квартире был тщательный обыск. Утром маму на машине повезли на дачу, и там тоже был обыск. Виктория Матвеевна больше всего боялась, что арестуют и ее, а детей отправят в детский дом. К счастью, этого не произошло — возможно, из-за того, что родители Иры не были расписаны.

Ирина Ильинична вспоминает: «Наша жизнь сильно изменилась. У нас перестали бывать большинство наших друзей. Некоторые сразу порвали с нами отношения, другие — поделикатнее, пытались что-то нам объяснить. Самым большим потрясением было трусливое молчание, которое окружало нас, особенно совершенно затихнувший телефон. Мы не обвиняли их и не обижались, но очень часто говорили о том, что папа в такой ситуации вел себя совсем по-другому».

Настоящим другом оказалась домработница тетя Поля. Зарплаты Виктории Матвеевны едва хватало, чтобы прокормить семью, и она не могла больше платить няне и посоветовала найти ей новую работу. Услышав это, тетя Поля бросилась Виктории на шею и сказала, что она не может бросить их в такое время. Она была верным и преданным человеком, по существу, членом семьи. Кроме тети Поли, поддержку оказали родственники по линии отца.

На работе к Виктории Матвеевне проявили сочувствие. Тогда она была заместителем начальника цеха фабрики «Красная роза». Она пользовалась большим уважением сотрудников, так как была трудолюбивой и хорошо знала свое дело. Для нее по-настоящему, пожалуй, общественное было выше личного, и это было не показное, а ее сущность. На следующий день после ареста мужа Виктория Матвеевна подошла к директору фабрики — Уханову, который был честным и порядочным человеком, и все рассказала ему. Выслушав ее, он сказал: «Работай, Познер, как работала. Постараемся не дать тебя в обиду». Все, что он мог, он, безусловно, сделал: Викторию не только не понизили в должности, но, наоборот, всячески старались помочь ей — давали денежную помощь, устроили на лето детей бесплатно на дачу, часто премировали, навещали, когда она болела.

На эту же фабрику приняли работать Иру, когда стало понятно, что Виктория Матвеевна в одиночку не сможет содержать семью. Старшая дочь бросила школу и стала работать в лаборатории красильного цеха.

Это было удивительно. Обычно от сотрудников, чьи родные были осуждены, старались поскорее избавиться. Ирина вспоминает, как позже, когда они попали в эвакуацию по случаю начала Великой Отечественной войны, люди отказывались помогать им, как только узнавали, что их родственник объявлен «врагом народа», и они не могли найти работу, жилье и даже друзей.

После ареста Ильи Ефимовича в опечатанные комнаты — его кабинет и столовую, поселили семью подполковника НКВД Вавилова с женой Лидой и сыном. Вавилов и Лида не замечали соседей и стремились поменьше с ними общаться. По телефону Лида часто кому-то объясняла, что она не может сейчас говорить, потому что рядом семья врага народа.

Ира вспоминает, что она очень изменилась после ареста отца. Как она пишет, «горе сделало ее взрослым человеком». Принявшись за работу в цехе, она так же, как ее родители, с удовольствием участвовала в работе стенгазеты. Говорили, что Ира — «общественник по наследству». В связи с этим встал вопрос о вступлении в комсомол. Ира отдала секретарю комсомольской организации цеха заявление, и через некоторое время ее пригласили на бюро комитета комсомола. Когда Ира пришла туда, пять членов бюро, среди которых главным был молодой парень в гимнастерке защитного цвета, выслушали ее биографию. Она уложилась в несколько минут, и один человек спросил ее: «Как? И это все?». Ира ответила, что все. И тогда спросивший с некоторым торжеством повернулся к главному и сказал, что он так и думал, что она скроет, что ее отец — враг народа. Тогда Ира ответила, что она не считает его врагом народа. Члены бюро страшно заволновались, но она стояла на своем и утверждала, что с ее отцом произошла ошибка, которая будет исправлена. Все долго возмущались, а затем секретарь бюро строго сказал: «Речь о твоем принятии в комсомол может идти только при одном условии: если ты полностью отречешься от своего отца, как от предателя и врага народа». Ира сказала, что этого никогда не будет. Члены бюро пытались наставить ее на путь истинный, приводя в пример Раду Пятакову, которая написала в «Комсомольскую правду», что ничего общего не хочет иметь с «отребьем человечества», «оголтелым псом» и «мерзким гадом» — своим отцом — и навсегда отрекается от него. Это зачитывали вслух, говоря, что это — пример комсомольской сознательности. Но, несмотря на все их старания, Ира упрямо продолжала твердить, что ее отец не враг народа, и она не отречется от него. Ей пояснили, что их, членов комсомольской организации, святая обязанность воспитывать несознательную молодежь и предложили подумать. Но для Иры думать, естественно, было не о чем. Никакого вопроса для нее в этом не было — никто никогда не заставил бы совершить ее такое предательство — отречься от папы! И Ира поспешила домой — на другой день надо было ехать в Таганскую тюрьму.

Только Ира могла узнать что-либо о судьбе Ильи Ефимовича. Главное учреждение, которое принимало заявления о розыске арестованных, была приемная НКВД на Кузнецком мосту. Была еще справочная при тюрьме в Матросской тишине. Большинство обращалось сразу в оба места, где ответят. В приемных было два окошка. В одном принимались заявления, в другом выдавались ответы. За окошками сидели недоступные сотрудники органов государственной безопасности. Ответы были стандартными. В первом окошке, принимая заявления, говорили: «Ответ через месяц-полтора», а во втором были варианты: «Содержится в Бутырской тюрьме», «Содержится в Таганской тюрьме», «Выслан без права переписки» — почему-то все знали, что это расстрел. Была еще детская тюрьма в бывшем Даниловом монастыре. Очень боялись ответа «дело разбирает верховная тройка». Никто не знал, что это такое, но все понимали, что ничего хорошего это не сулит.

Ира ходила несколько месяцев, пока наконец не получила ответ, что отец содержится в Таганской тюрьме. Тогда она стала приезжать туда и передавать деньги. Их принимали один или два раза в месяц так, чтобы сумма не превышала пяти рублей. Ира всегда передавала по два раза. Но дело было даже не в деньгах: главное — это весточка с воли, знак, что от тебя не отказались. Вначале еще была подпись, но потом ее отменили. Деньги принимали с шести часов утра, а работа Иры начиналась в девять, поэтому, если ей удавалось быть одной из первых, то она вполне успевала. Доехать, передать деньги и вернуться занимало пять часов. Но нужно было учитывать одно обстоятельство: иногда окошко закрывалось без объяснения причин и могло не открываться довольно долго. Появилась и еще одна сложность: тогда вышел знаменитый закон «О двадцатиминутном опоздании». Опоздавших больше, чем на двадцать минут сразу же, не выясняя никаких причин, увольняли с работы с записью в трудовую книжку и не восстанавливали, а иногда даже судили. В лаборатории, где работала Ира, знали о ее поездках в тюрьму и сочувствовали ей, а однажды, когда из-за опоздания трамвая она не успевала на работу, заведующая догадалась и оформила ей отгул.

В 1939 году наркомом госбезопасности стал Берия. Было объявлено, что он призван исправить ошибки, допущенные Ежовым.

В воспоминаниях говорится, что «в жизни Виктории Матвеевны и ее детей ничего не изменилось. Ира все так же ходила в тюрьму, училась и работала. Но однажды осенью 1940 года ее позвали к телефону, и женский голос спросил, она ли дочь Ильи Ефимовича Гершезон. Получив утвердительный ответ, женщина сказала: «Ваш папа скоро вернется. Ждите его».

И вот однажды, когда Ира вернулась домой с занятий, ее на лестнице встретила тетя Поля, не давая пройти в квартиру. Она сказала, что Илья Ефимович дома.

Вот как Ира описывает эту встречу: «Я забыла о Вавиловых, о морозе, обо всем на свете и ворвалась в комнату… Это невозможно писать… Обнявшись, мы долго плакали. Папа не скрывал слез, потом пришла мама, и мы уже плакали все вместе, пока тетя Поля не сказала, что надо покормить папу. Так весь вечер и прошел в слезах. Да. Хорошо помню — мы ни о чем не говорили, ничего не спрашивали, только смотрели друг на друга и плакали».

На другой день Илья Ефимович заболел, и доктор, осмотревший его, сказал, что от счастья умирают не только в романах, а и в жизни такое большое потрясение может вызвать болезнь. Родные окружили Илью Ефимовича такой заботой и вниманием, что он говорил, что начал поправляться от одного этого. Его все радовало. Леночка не отходила от него, Оля показывала свои игрушки и спрашивала, почему он так долго не приходил, если он ее папа. Он долго думал, как отблагодарить тетю Полю за ее верность, заботу и помощь его родным и, в конце концов, официально оформил на нее одну из комнат в своей квартире. Но больше всего Илью Ефимовича радовала перемена в старшей дочери. Он говорил, что если Ира так повзрослела из-за случившегося горя, то он ни о чем не жалеет. После возвращения отца из тюрьмы отношения родителей Иры стали непростыми. И, наверное, благодаря этому он еще больше сблизился со старшей дочерью.

Илья Ефимович немногое рассказывал родным о том, что ему пришлось пережить. Сначала он был во внутренней тюрьме на Лубянке. Это одна из самых странных тюрем, где в глубоких повалах применялись изощренные и жестокие пытки для признания несуществующей вины. Не выдерживая этих пыток, несчастные признавались в том, чего никогда не совершали. Добивало их еще и сознание того, что пытает и содержит их в этой тюрьме своя же, дорогая им Советская власть, за которую большинство из них воевали и сидели в тюрьмах. Особенно часто применяли «конвейер», где подсудимые стояли сутками перед следователем и в глаза им непрерывно бил яркий свет, а следователи несколько раз менялись и, допрашивая их, курили, ели и пили чай. Была еще одна знаменитая пытка, которая называлась «принять ванну»: человека погружали в очень горячую воду, а затем в ледяную. Как правило, после этого подследственные умирали от двустороннего воспаления легких. Побои, оплеухи, окрики, оскорбления считались делом самым обычным.

Илья Ефимович рассказывал это только своей семье, ведь даже говорить о пережитом было тяжело. Кроме того, перед освобождением заключенные давали подписку о неразглашении, и нарушать ее было рискованно. Те, кто тогда освобождался, верили, что именно с ними произошла страшная ошибка, и никто не мог и подумать, что их только поманили свободой, а с началом войны их арестуют снова, и тогда уже не будет надежды на встречу с родными, на передачу денег, на выживание…

Илья Ефимович не хотел мириться с новыми соседями. И вот однажды он, вооружившись письменным постановлением о выселении Вавиловых, привел дворника и в его присутствии потребовал, чтобы они в двадцать четыре часа освободили площадь. Лида плакала, просила подождать до лета, но Илья Ефимович был неумолим, и им пришлось уехать.

Вскоре после возвращения Ильи Ефимовича Иру снова вызвали на бюро комсомола фабрики. На этот раз все прошло быстро и неинтересно для членов бюро. Иру спросили, правда ли, что вернулся ее отец. Затем все проголосовали за принятие Ирины в ряды ленинского комсомола.

Казалось, что все худшее уже позади. Но человек предполагает, а жизнь располагает. Семью Гершезон — Познер ждали новые испытания.

Утром 22 июня 1941 года Ира вышла из комнаты очень удивленная. Было странно, что ее никто не разбудил — ведь они собирались ехать в Загорянку, тем более что день обещал быть теплым и солнечным. В квартире было очень тихо. В столовой у черной тарелки репродуктора, молча, с каким-то странным видом, никак не вязавшимся с праздничным воскресным настроением, сидели родители Иры. Она поняла, что произошло что-то страшное. Ей сказали, что началась война. Напала без объявления войны Германия. Ира вспоминает: «Не верилось, что это не какая-то книжная война, а наша, кровная, к которой мы все имеем самое прямое отношение, которая несет страшные непредвиденные и непредсказуемые последствия. Впрочем, всех последствий мы, конечно, не могли тогда себе представить…»

Началась мобилизация, объявили набор в народное ополчение. Илья Ефимович тоже записался туда. Но в ополчение он не попал…

В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июня 1941г. Ира проснулась от странного шума. Вот как описываются эти события. «Везде горел свет, раздавались чьи-то шаги и громкие, грубые голоса. Она тут же сорвалась с кровати и побежала в папин кабинет. Он сидел на стуле, рядом с ним стояли двое мужчин и дворник — понятой. Другие рылись в шкафах и письменном столе. Квартира была полна людей.

Виктория Матвеевна лежала на диване и громко плакала. Тогда Ира поняла, что она должна собрать все свою волю, все силы, чтобы держаться, чтобы проводить отца и не добивать его своим отчаянием. Илья Ефимович попросил дочь собрать вещи, сказал, что нужно положить, грустно пошутив насчет того, что у него уже есть опыт. Ира стала укладывать вещи. Илья Ефимович поцеловал плачущую Викторию Матвеевну и сказал дочери: «Больше мы никогда не увидимся. Помни, что ты — самая сильная, береги себя, маму, девочек. Расскажи им обо мне, когда вырастут. Скажи, что я ни в чем не виноват». Его увели. Ире не разрешили не только проводить его, но даже не дали подойти к окну. Она пыталась как-то утешать мать, сама не плакала, не могла. Виктория Матвеевна потом говорила, что на дочь было страшно смотреть, и она думала, что Ира может сойти с ума. К вечеру Виктория Матвеевна как-то забылась. Ира же не спала несколько дней. В ту, первую, ночь она поняла, как страшно, когда нет даже слез».

На другой день Ирина Ильинична пошла по старым знакомым адресам, в приемные НКВД. Но куда ни обращалась, везде был один ответ: «Какие сейчас сведения? Война!».

Илью Ефимовича отправили в Бутырскую тюрьму. Родные понимали, что нет надежды на его возвращение. Ира с мамой часто говорили, что, «если бы даже его убили на фронте, это было бы легче для него. Как это ни ужасно, но гибель на фронте — это общая судьба. К тому же, человек не унижен, не втоптан в грязь незаслуженным приговором «враг народа», а напротив, он горд и спокоен, — он разделяет общую судьбу, он — со всеми, он — защитник и герой до последнего своего вздоха, ему не надо думать о том, что скажут когда-нибудь о нем его дети».

Осенью 1941года прадеда из Бутырской тюрьмы вместе со многими заключенными, среди которых был и академик Вавилов, отправили в Саратов. Оттуда в маленький городок на границе России с Казахстаном — Новокузнецк. В ноябре 1942 года Илья Ефимович Гершезон умер в Новокузнецкой тюрьме. Через пятнадцать лет родные получат извещение о его реабилитации.

История одной семьи как песчинка, соберется много — много, и получается нечто единое и большое. Если собрать историю разных семей, то получится одно великое целое, называемое историей России. Проследив историю одной семьи, можно увидеть, как через неё проходят все этапы истории нашей великой страны. Так, на примере семьи Гершезон-Познер, мы узнаем, с какой легкостью ломались человеческие судьбы, как общество реагировало на семьи «врагов народа», что в любые, даже самые трудные времена, находятся люди, которые готовы поддержать в трудную минуту других, оказать им посильную помощь.

Семья Гершезон-Познер во многом разделила судьбу миллионов семей, пострадавших от сталинских репрессий. Илья Ефимович был арестован без объяснения на то причин, объявлен «врагом народа» без доказательств. Находись в заключении, он пережил множество пыток и неподобающее отношение к нему работников тюрьмы. Как уже говорилось ранее, жестокие методы допросов были типичны для данного периода. Близким было немногое известно о судьбе Ильи Ефимовича, никакой связи, кроме передачи денег, с заключенными поддерживать не разрешалось. Сразу после ареста от семьи отвернулись многие близкие люди, друзья, в период эвакуации они испытывали сложности с получением работы, денег и жилья.

Однако важно заметить, что в некоторых случаях семье Ильи Ефимовича повезло: Викторию Матвеевну не арестовали, не уволили и даже не понизили в должности, Иру приняли на работу. Также их поддерживала няня, оставшись в их доме. Это можно объяснить тем, что в любые, даже самые сложные времена, люди могут сострадать и сочувствовать, как могли и родные Ильи Ефимовича, которые не отреклись от заключенного, оказывали ему всю возможную помощь.

Интервью свнучкой Елены Ильиничны Мелкобродовой Надеждой Александровной, проживающей по адресу: 164200, г. Няндома, ул. 60 лет Октября д. 22 кв.6.

Время проведения интервью -21.05.2013г.

Надежда, расскажите, каким образом эти воспоминания оказались у вас в семье?

Старшая сестра Ирина сдержала свое обещание, данное отцу перед вторым арестом. Она описала события тех страшных лет, сохранив память о своем отце для младших сестер и их детей и внуков. Моя бабушка, Елена Ильинична Мелкобродова (Гершезон), передала копии воспоминаний сыну, моему отцу. На одном из уроков истории учитель спросила ребят нашего класса о том, коснулись ли сталинские репрессии наших семей. И я принесла воспоминания о моем прадедушке — Гершезон Илье Ефимовиче.

Живы ли сейчас В. М. Познер и ее дочери? Как сложилась их судьба?

— После победы в Великой Отечественной войне семья вернулась из эвакуации обратно в Москву. Дали небольшую шестиметровую комнату. Виктория Матвеевна вернулась на фабрику «Красная роза». Девочки успешно окончили школу, затем вузы и разъехались в разные города России. В конце 70-х годов ХХ века Ирина Ильинична и Ольга Ильинична уехали в США на ПМЖ. В 80- начале 90-х годов они друг за другом умерли от рака. Моя бабушка, Елена Ильинична, всю жизнь проработала учителем географии, теперь находится на заслуженном отдыхе.

Как Вы думаете, почему судьба пощадила ваших родных? Почему жена и дочери не разделили участь Ильи Ефимовича?

— Думаю, только потому, что Виктория Матвеевна официально не оформила семейные отношения с Ильей Ефимовичем. Девочки, за исключением Ирины, были слишком малы для «подрывной деятельности» против советской власти. А когда прадеда арестовали второй раз, то уже началась Великая Отечественная война, и властям было не до семьи Гершезон-Познер.

Воспоминания Ирины Ильиничны были где-нибудь официально опубликованы?

— Нет, насколько я знаю из разговоров с отцом и бабушкой.

Надя, семейных фотографий 20–30-х годов ХХ века у Вас не сохранилось?

— К сожалению, нет. Бабушка говорила, что многие фотографии сразу же после первого ареста сожгли. А те, что остались, потеряли во время эвакуации. Ведь семья сначала эвакуировалась в Казахстан, а затем перебрались в Баку. Дорога была трудная и опасная. Да и жизнь в эвакуации была очень тяжелой.

Литература:

  1. Данилов А. А., Косулина Л. Г. История России, ХХ век, М., Просвещение, 2009 г., с.-365
  2. Долуцкий И. И. Отечественная история. Учебник для 10–11 классов, часть I, М., «Мнемозина», 1996, С.-463
  3. Левандовский А. А., Щетинов Ю. А., Жукова Л. В. Поурочные разработки к учебнику Россия в ХХ веке, М., 2001,с. 174 с.103
  4. Поморская энциклопедия: Т. 1: История Архангельского Севера / гл. ред. В. Н. Булатова; Поморский ун-т; Ломоносовский фонд; Поморский научный фонд.— 2001
  5. http://rosagr.natm.ru/regions.php?monuments=31_obl_arxangelsk.
  6. http://baryshnikovphotography.com/bertewor/Соловецкий_лагерь_особого_назначения
  7. http://www.encyclopaedia-russia.ru/article.php?id=161
  8. http://www.memo.ru/rehabilitate/4sir/00486.htm
Основные термины (генерируются автоматически): Виктория, семья, отец, родные, тетя Поля, член бюро, Бутырская тюрьма, Великая Отечественная война, старшая дочь, Таганская тюрьма.


Задать вопрос