Женская речь в японском языке, определяемая как предпочтительная языковая норма для всех жительниц Японии независимо от их социального статуса и рода деятельности, возникла и получила распространение в эпоху Мэйдзи (1868-1912). Если говорить более точно, это произошло на рубеже XIX-XX вв. в рамках проекта модернизации и индустриализации Японии, создания стандартного национального языка и национального государства. Проведение политики создания женского языка, на первый взгляд, противоречит необходимости создания единого национального языка, который будет являться важным инструментом объединения нации и экономического развития.
В действительности никакого противоречия не возникало, поскольку мужчинам и женщинам были отведены разные роли в жизни государства и общества. Предполагаемое место женщины и мужчины лучше всего отражено в лозунгах той эпохи: Рё:сай кэмбо «Хорошая жена, мудрая мать», Фукоку кё:хэй «Богатая страна, сильная армия», Сёкусан ко:гё: «Поддержка новой промышленности». Новое правительство Мэйдзи стремится создать современную, конкурентоспособную страну, которая выстоит в соревновании с западными державами, не потеряв свою независимость. Строительство капиталистических отношений, как залог индустриализации и последующего обогащения страны, и создание современной сильной армии представлялись главными средствами достижения поставленных целей.
С упразднением иерархической системы сословий основным носителем новой идеологии и тем, кто должен ее провести в жизнь стал представитель среднего сословия, мужчина, горожанин, в возрасте 30-40 лет. Он должен стать костяком нации, трудиться на ее благо. А женщина является его поддержкой, надежным тылом в этом нелегком деле. С развитием новых отраслей промышленности повышается уровень занятости женщин в народном хозяйстве. Если до этого женщины были заняты исключительно в сельском хозяйстве, то теперь в бурно развивающейся ткацкой промышленности на фабриках работают преимущественно женщины. Даже возникает особое название для таких женщин виба:-сан «госпожа ткачиха» < англ. weaver. Тем не менее, поскольку женщины не допускались к управлению производственным процессом и обществом, то их роль состояла в «поддержке» - семьи, завода, общества, а не в «строительстве» нового общества.
Разделение сфер деятельности мужчин и женщин позволило в рамках процесса создания единого национального языка дифференцировать их речь. Идеалы женской речи эпохи Эдо частично наследуются последующими периодами. Интеллектуалы и общественные деятели, рекомендуют женщинам говорить мало, тихо, с использованием вежливых форм и особых женских слов, которые встречаются в нё:бо: котоба «дамской речи», сложившейся в период с XIV в. по середину XIX в. Данные рекомендации распространялись преимущественно через систему образования и СМИ. [2, с. 18-19]. Необходимо отметить, что, в отличие от предыдущих периодов, когда регламентировалась исключительно речь женщин, принадлежащих к аристократии и самурайскому сословию, в эпоху Мэйдзи речь идет о нормировании речи всех жительниц Японии, вне зависимости от того, являются ли они домохозяйками или принадлежат к рабочему классу.
К середине XIX в. приблизительно 15% девочек и 50% мальчиков получали систематическое образование. Политические деятели эпохи Мэйдзи понимали, что для успешной модернизации и индустриализации страны необходимо повысить уровень образования в стране, что привело к введению системы обязательного бессословного образования по западному образцу. В соответствии с Основным кодексом о образовании (1872 г.) по всей стране было открыто 20000 начальных школ, в которых образование получали и девочки. Правительство учредило начальные школы, средние школы и университеты. К 1900 г. уже 80% детей соответствующего возраста ходили в школу, а к 1910 г. почти все дети получали образование. Невиданное распространение школьной сети, которой были охвачены даже самые отдалённые горные деревни, привело к общему росту грамотности населения. Вместе с введением обязательного образования в школы начало поступать большое количество детей и правительство решило отменить старый обычай, по которому расходы на обучение, одежду и питание покрывались из государственной казны. Таким образом обучение было платным. Обучение в средних школах и университетах, как в частных, так и в государственных, было дорогим. Таким образом, оно было доступно только детям из зажиточных семей. С 1900 г. обязательное образование стало бесплатным, а в 1908 г. его продолжительность была увеличена до 6 лет.
Хотя изначально провозглашалось равенство полов при получении образования большое распространение школы для девушек получили лишь с конца XIX в.. По началу классы в начальной школе были смешанными, но уже с конца XIX в. снова вводится раздельное обучение. В школах опять начинают усилено поощряться идеалы женственности прошлых периодов, наряду с новыми веяниями. Хорошая жена и мудрая мать, должна с одной страны морально и нравственно воспитать хорошего гражданина, а с другой обеспечить уютный, экономный быт своей семье. Для этого девочек обучают таким предметам как домоводство, вышивание, аранжировка цветов, семейный бюджет. Одновременно восстанавливаются конфуцианские идеалы скромности, любезности, послушности, которые находят свое отражение и в языке. В школах для девочек поощряется использование вежливого языка (как почтительных, так и скромных форм), личного местоимения первого лица ватакуси вместо ватаси или атаси.
В обществе преобладало мнение, что девочкам достаточно получить начальное образование, и нет необходимости учиться дальше. Из их числа среднее и особенно высшее образование получали только привилегированное меньшинство девушек из материально обеспеченных семей среднего и высшего классов. В 1900 г. в Японии существовало всего 52 школы средней ступени для девочек, в которых учились 11984 ученицы, что составляет 0,38% от всех девочек соответствующего возраста. [6, с.38]. Девушки осознавали, что принадлежат к элите, в то же время они не были обременены важной миссией строительства нового общества в будущем. Это им позволяло экспериментировать, играть, создавать новое, в том числе и в языке.
Хорошо образованные девушки впервые появляются в публичном пространстве, и сразу привлекают внимание общественности – журналистов, общественных деятелей, писателей. Предметом обсуждения становятся их внешний вид (одежда, прически), манеры, речь. Объектов критики было много, но особенно резко современники отзывались о речи, которую старшеклассницы и студентки использовали. Она получила название тэ-ё да-ва котоба «речь тэ-ё да-ва» по заключительным формам предложений, часто используемых ими в речи. Само название употреблялось с оттенком презрения и укора. Нейтральным термином для обозначения особого стиля речи, на котором говорили ученицы и студентки был дзёгакусэй котоба «речь учениц».
В учебниках и методологических материалах первой половины XX в. встречаются неоднократные предостережения о нежелательности и даже вредности использования ученицами форм тэ-ё да-ва, местоимений второго и первого лица кими и боку, которые до этого времени использовали исключительно мужчины, большого количества рю:ко:го «модных слов». Множество новых слов было создано самими ученицами как результат «игры», эксперимента с целью достижения большей экспрессивности, красочности, эмоциональности выражения. Такой же принцип лежит и в основе создания новых лексических единиц в молодежном языке сегодня. В обществе повсюду раздавались голоса, что подобная речь является странной и «неприятной» (мимидзаварина), вульгарной и подходящей для представительниц более низких слоев общества. Критике подвергались не только лексические и грамматические особенности, но и произношение (слишком быстрое, слишком много стяженных форм) и интонация (слишком часто используемая восходящая интонация), а также недостаточно высокий уровень вежливости речи. Современники ожидали от хорошо воспитанных и образованных девушек слышать фразы заканчивающиеся на адрессивную форму глагола/связки (дэсу/масу), при чем сам глагол, желательно, должен быть в скромной/почтительной форме, либо быть синонимичным глаголом, принадлежащим к вежливой речи. Например, Ватакуси юкимасита. «Я ходила (туда)». Для них, насколько можно судить по отзывам того времени, было настоящим шоком слышать фразу Атаси иттэ-ё! [6, с.58-61]. В первом случае использовано местоимение первого лица более высоко уровня вежливости, глагол «идти» стоит в адрессивной форме прошедшего времени Во втором случае, глагол стоит в деепричастной форме, которая не является заключительной, и которая не передает значение времени совершения действия, и к нему добавлена модально-экспрессивная частица ё, которая усиливает, подчеркивает высказывание. Подобное использование деепричастной формы в заключительной позиции рассматривалось не столько как нарушение грамматических норм, сколько как свидетельство грубости, невнимательности и даже лени произносить полную форму. Еще одним поводом для критики было использование канго, слов состоящих из китайских корней, и заимствований из английского языка в устной речи девушек [3, с. 24].
Слой слов канго традиционно считался тем пластом лексики, который принадлежит ученым мужам, чиновникам и государственным деятелям. Женщин в Японии на протяжении веков не обучали иероглифической письменности, и от них ожидалось использовать преимущественно слова японского происхождения («ямато котоба», т.е. ваго). Подобная речь стала считаться «мягкой», «нежной» и «женственной». Но в современных школах девочки официально получили доступ к иероглифической письменности, а в школах, основанных западными миссионерами, к английскому языку. Девочки начинают использовать такие слова в повседневном общении, и их речь воспринимается как «неженственная», и соответственно «грубая», хотя у мужчин обилие канго в речи свидетельствует о учености и образованности.
Многие из форм, которые в тот период подвергались критике, уже с середины XX в. стали считаться особенностью красивой и правильной женской речи, неотъемлемой частью идеализированной речи, которая стала восприниматься как издревле существующий элемент японского языка и общества. Например, заключительная модально-экспрессивная частица ва, со временем в учебниках, грамматиках и литературе стала одной из самых ярких черт женской речи. Это же верно и по отношению к восходящей интонации. И на сегодняшний день считается, что фраза Со: да ва! «Да, это так» произнесенная с повышением тона в конце характеризует того, кто ее произнес как настоящую, хорошо воспитанную, нежную женщину. Тенденция к понижению уровня вежливости женской речи, которая получила начало в речи «тэ-ё да-ва» продолжается и по сей день, и уже не вызывает таких повсеместных вздохов сожаления о «порче языка», и «утрате настоящего японского».
Литература:
- Васи Т., Гэндай нихонго но сэйса ни цуитэ но ити ко:сацу – онна котоба тоситэ но дзёдо:си ва о мэгутте (Исследование разницы в роде в современном японском языке – о заключительной частице ва как части женской речи) // Нихонго·нихонбунка кэнкю:, 6, Осака гайкокуго дайгаку, 1996. – С.43-53.
- Накамура М., Оннакотоба-но сэйрицу то кокуминка (Становление женской речи и становление нации) // Нихонгогаку, 23/7, Мэйдзисёин, 2004. – С. 14-26.
- Эндо Ориэ, Вакай дзёсэй-но котоба (Речь молодых женщин) // Нихонгогаку, 13/10, Мэйдзисёин, 1994. – С. 19-33.
- Bohn M., Matsumoto Y., Young women in the Meiji period as linguistic trend setters // Gender and Language 2(1), 2008. – P. 51-85.
- Endo O., A Cultural History of Japanese Women’s Language, Ann Arbor: The University of Michigan, Center for Japanese Studies, 2006 - 139 c.
- Inoue M., Vicarious Language: Gender and Linguistic Modernity in Japan, University of California Press, 2006 - 323 c.
