Международно-правовое положение журналистов в международном гуманитарном праве

В статье анализируется содержание международно-правового положения журналистов в период вооруженных конфликтов. Автор пришел к выводу, что с точки зрения международного гуманитарного права все сотрудники средств массовой информации подразделяются на военных корреспондентов и иных журналистов, находящихся в опасных профессиональных командировках. Разница состоит в том, что военный корреспондент официально уполномочен воюющей стороной освещать ход военных действий, в связи с чем, он имеет право на статус военнопленного в случае пленения. Что касается иных журналистов, то для них никакого особого правового положения не предусмотрено. Они, остается под покровительством МГП ровно до тех пор, пока не принимают непосредственного участия в боевых действиях, пользуясь защитой в той же мере, что и все остальные гражданские лица.

Ключевые слова: международное гуманитарное право, вооруженный конфликт, журналист, военный корреспондент, некомбатант

На протяжении длительного периода времени международное сообщество уделяет значительное внимание вопросам, связанным с защитой журналистов, профессиональный долг которых, налагает на них обязательство, находится в так называемых «горячих точках» и освещать происходящие там события. В этом контексте очевидна социальная значимость профессии журналиста, ведь общественное мнение, в формировании которого не последнюю роль играет деятельность журналистов, порой оказывает колоссальное воздействие на поведение противоборствующих сторон, зачастую побуждая их соблюдать обязательства в области международного гуманитарного права. А ведь все значимое необходимо всячески оберегать. При рассмотрении дела Рандаля Апелляционная камера Международного трибунала по бывшей Югославии признала, что журналисты, командированные в зону вооруженного конфликта, служат «общественным интересам», так как «выполняют серьезнейшую миссию, привлекая внимание международной общественности к ужасам и реальности войны» [1, с. 10]. И хотя в отличие от персонала МККК, журналист не оказывает прямой помощи жертвам конфликтов, его заслуга заключается в привлечении общественного внимания к проблемам нарушения норм международного гуманитарного права (далее — МГП). Так, например, во время войны в Биафре западные государства под давлением международного общественного мнения и гуманитарных организаций официально заявили, что, хотя правительство на законных основаниях и имеет право пресекать все попытки отделения какой-либо территории, оно не может прибегать с этой целью к организации голода. Вскоре после этого федеральное правительство Нигерии сняло продовольственную блокаду [2, с. 71–72]. Однако в деятельности журналиста, как и везде, также имеется оборотная сторона медали. Так, например, С. Л. Чумарев в своей работе упоминает феномен «тирании реального времени», когда государства сталкиваются с необходимостью принятия неотложных решений под давлением общественного мнения, «взвинченного» СМИ, и на основе слишком обобщенной и неточной информации. При этом стороны современных вооруженных конфликтов, как это произошло, например, на Балканах, в Сирии, Ливии, Ираке и т. д., зачастую злоупотребляют возможностями информационных технологий для целей военной пропаганды в результате чего, предвзятая или искаженная информация, способна усилить конфликтный потенциал, и тем самым усугубить кризис и ужесточить характер боевых действий [17, с. 71].

В любом случае представляется очевидным, что обстоятельства, складывающиеся вокруг вооруженного конфликта, представляют собой существенную угрозу безопасности журналистов, которые зачастую подвергаются смертельной опасности. Так, например, по данным Комитета по защите журналистов, только за прошедший год, в общей сложности погиб 71 журналист из которых 17 было убито непосредственно на поле боя [18]. Всего с 1992 по 2015 гг. в результате боевых действий было убито 247 журналистов, 72 из которых приходятся на Сирию [18].

Совет Безопасности ООН, памятуя о своей главной ответственности за поддержание международного мира и безопасности, не единожды обращал внимание членов международного сообщества на важность принятия мер, направленных на защиту журналистов, работников средств массовой информации и связанного с ними персонала в условиях вооруженных конфликтов [13, 14]. Приветствуя внимание со стороны Совета Безопасности к этой проблеме, Генеральный секретарь в своем докладе S/2013/689 отметил, что данная обеспокоенность должна быть отражена в соответствующих резолюциях путем включения в них мер по укреплению защиты журналистов [5].

Несколько забегая вперед отметим, что правовое положение журналистов, работающих в зоне вооруженного конфликта — неодинаково. МГП подразделяет всех сотрудников СМИ на две категории:

1. военные корреспонденты (ст.4.А (4) 8 Женевской конвенции от 12 августа 1949 года об обращении с военнопленными (далее — ЖК — III)) [9];
2. другие журналисты, находящиеся в опасных профессиональных командировках в районах вооруженных конфликтов (ст. 79 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающегося защиты жертв международных вооруженных конфликтов от 8 июня 1977 года (далее — ДП I)) [6].

История военной журналистики берет свое начало с событий Крымской войны (1853–1856). В те времена авторами многих корреспонденций были офицеры действующих частей, хотя не всегда воинское вышестоящее начальство одобряло такую деятельность своих подчиненных, многим приходилось скрываться под псевдонимами. Впервые представители отечественной и зарубежной периодической печати появились в большом количестве в армии в годы русско-турецкой войны (1877–1878). Тогда же появляется практика допуска корреспондентов в район боевых действий. Невзирая на это, центральной особенностью военной журналистики того периода являлся тот факт, что освещением событий войны с непосредственным пребыванием на местах событий занимались, как правило, собственно военные журналисты, находящиеся на действительной военной службе. Массовое участие гражданских журналистов, представляющих огромное разнообразие СМИ, в освещении событий военных конфликтов является особенностью второй половины XX века [10, с. 185–186].

Одно из самых первых упоминаний о необходимости защиты журналистов, работающих в ситуации вооруженного конфликта, содержится в своде Инструкций для командования армий Соединенных Штатов на полях сражений, составленного по поручению президента США Авраама Линкольна в 1863 г. Этот свод, более известный как Кодекс Либера, был направлен на то, чтобы избежать при ведении военных действий причинения излишних страданий и ограничить число жертв. Являясь по своей правовой природе актом внутригосударственного права, он оказал серьезное влияние на развитие МГП. Так в ст. 50 Кодекса прописано, что граждане, которые сопровождают армию независимо от целей, будь то редактор или журналист газеты, в случае своего пленения могут рассчитывать на статус военнопленного [19].

С уточнением одного очень важного обстоятельства, подобная формулировка практически буквально воспроизводится в ст. 13 Гаагского положения о законах и обычаях сухопутной войны, являющегося приложением к IV Гаагской конвенции 1907 г. (далее — ГП) [3]. В ней прописано, что работники средств массовой информации пользуются правами военнопленных, если только имеют удостоверение от военной власти той армии, которую они сопровождали. В результате дальнейшего прогрессивного развития МГП аналогичное положение было отражено в двух Женевских конвенциях об обращении с военнопленными от 1929 (ст. 81) [8] и 1949 (ст. 4.А (4)) [9] гг. Проанализировав данные правовые нормы, можно заметить, что их действие по кругу лиц достаточно ограничено, так как под правовой режим защиты не подпадает абсолютно любое лицо из числа журналистов, находящееся в опасных профессиональных командировках в районах вооруженных конфликтов. Чтобы подпасть под действие этих статей, лицо должно:

– следовать за вооруженными силами одной из противоборствующей стороны;

– иметь удостоверение от властей той армии, которую они сопровождали [21, p. 5].

Как это указано в Словаре международного публичного права, военный корреспондент — это любой «журналист, который находится в зоне проведения военных операций, имея на то разрешение вооруженных сил воюющей стороны и пользуясь защитой с их стороны, и выполняет задачу по предоставлению информации о событиях, связанных с военными действиями» [20, p. 8]. Это определение соответствует практике, имевшей место во время Второй мировой войны и войны в Корее. Военный корреспондент носил форменную одежду, приравнивался к офицерам и находился в подчинении у командира того подразделения, к которому он был прикомандирован [1, с. 7]. Военными корреспондентами являются:

– военнослужащие репортеры;

– корреспонденты из числа гражданского персонала вооруженных сил;

– независимые журналисты, перемещающиеся совместно с вооруженными силами с удостоверением личности международного образца.

Представляется, что первая и вторая подгруппы являются некомбатантами, что предопределяет их правовое положение во время вооруженного противостояния: они могут нести оружие, но не должны применять его иначе, чем для самообороны [15, с. 64]. Что касается независимых журналистов, то, не будучи приравненными к личному составу из числа вооруженных сил, имея право в случае задержания противоборствующей стороной на статус военнопленного, они, тем не менее, остаются гражданскими лицами наравне с другими журналистами и тоже не могут стать объектом нападения.

Представляется, что в качестве признаков военных корреспондентов можно выделить следующие положения:

– следуют за вооруженными силами одной из противоборствующих сторон;

– уполномочены освещать ход военных действий;

– не принимают непосредственного участия в боевых действиях и не имеют на это права;

– имеют право на ношение легкого стрелкового оружия, применять которое дозволяется только в целях крайней необходимости. Национальное законодательство разных государств подходит к этому вопросу по-разному. Так, например, в законодательстве Великобритании сказано, что военным корреспондентам запрещено иметь оружие [23, p. 11]. МГП, — как пишет Х. — П. Гассер, — исходит из того, что в целях самообороны, сам факт наличия такого оружия, не может рассматриваться как недружественный акт. Самооборона, пожалуй, является правомерным действием, со стороны журналистов, если они, будучи атакованными военнослужащими в нарушение норм МГП, не превысили пределов допустимой самообороны, необходимой для защиты [20, p. 13]. Иными словами, применение силы не должно быть необоснованным или чрезмерным, оно должно быть пропорционально и соразмерно угрозе;

– в случае пленения имеют право на статус военнопленного.

Поскольку военные корреспонденты зачастую предвзяты по долгу своей службы, а также уязвимы ввиду того, что носят форму неотличимую от формы военнослужащих, тем самым являясь легкой мишенью для противника, они не вызывают особого доверия со стороны военнослужащих противоборствующей стороны. В связи с этим лица, перемещающиеся совместно с вооруженными силами с удостоверением личности международного образца, часто становятся жертвами обвинения в шпионаже как с одной, так и с другой стороны. Так, например, чеченский конфликт оставил огромное количество свидетельств, когда самое частое обвинение, которое делалось в адрес журналистов, — обвинение в шпионской, разведывательной деятельности, такие обвинения делались, в том числе в отношении штатских аккредитованных при вооруженных силах журналистов [15, с. 64–65]. Что касается беспристрастности, как основного принципа, лежащего в основе журналистики, то военный корреспондент, который день и ночь проводит в расположении воинских частей, где он обзаводится личными связями, проникается симпатиями и сочувствием к личному составу вооруженных сил, и, очень часто если и не de jure, то de facto находится в подчинении военного командования, рискует ее утратить. В этом контексте нельзя не упомянуть о цензуре, которой подвергаются корреспонденция, видеоматериалы и другие источники информации со стороны военных властей. Так, в общем руководстве для журналистов, «прикомандированных к воинским частям», выпущенным Министерством обороны Великобритании прописано, что, в связи с тем, что распространение и обнародование любой информации может принести определенные выгоды противоборствующей стороне, а также поставить под угрозу воинскую операцию, или жизнь британского и союзного военнослужащего, а также гражданских лиц, поэтому такое распространение и обнародование будет контролироваться в целях минимизации этих угроз [23, p. 14].

Как было упомянуто выше, особенностьювторой половины XX в., является перенос центра тяжести в освещении событий, сопряженных с вооруженными конфликтами, с военных корреспондентов на гражданских журналистов, которые, в свою очередь не подпадали под правовой режим защиты, предоставляемый военным корреспондентам, что и потребовало дополнительной защиты журналистов со стороны МГП. В связи с этим, выражая серьезную озабоченность по поводу судьбы журналистов, находящихся в опасных командировках, Генеральная Ассамблея ООН (далее — ГА) в своей Резолюции № 2673 (XXV) от 9 декабря 1970 г., предложила Комиссии по правам человека изучить этот вопрос в первую очередь с тем, чтобы тот или иной проект международного соглашения мог быть как можно скорее принят ГА или любым другим соответствующим международным органом [12].

В результате был выработан проект Конвенции ООН о защите журналистов в опасных командировках в зонах вооруженного конфликта (далее — проект Конвенции ООН 1975 г.), который по предложению ГА был рассмотрен на Женевской дипломатической конференции (1974–1977), однако, было решено отказаться от разработки отдельной Конвенции и включить ее базовые формулировки в ДП I, а именно в ст. 79, на сегодняшний день уже ставшей обычно-правовой нормой.

Ее содержание сводится к тому, что гражданские журналисты, находящиеся в профессиональных командировках в районах вооруженного конфликта, должны пользоваться уважением и защитой до тех пор, пока они не принимают непосредственного участия в военных действиях [16, с. 149], т. е. никакого особого правового статуса для них не предусмотрено.Государства — участники дипломатической конференции, не захотели предоставлять журналистам особый статус, в связи с тем, что «…любое увеличение числа особых статусов, которое будет неизбежно сопровождаться появлением новых защитных знаков, может привести к ослаблению защиты, предоставляемой в соответствии с уже принятыми статусами…» [24, p. 921–922]. Важно также отметить, что удостоверение личности, о котором идет речь в п.3 ст. 79 ДП I, не предопределяет определенного статуса — оно лишь «удостоверяет статус его предъявителя, как журналиста» [6].

Это значит, что журналист не лишается права на защиту, даже в тех ситуациях, когда по каким-либо причинам при себе у него нет такого удостоверения. Это, в свою очередь, вовсе не исключает на практике серьезных подозрений со стороны военнослужащих, что может привести к неприятным последствиям. Также к неприятным последствиям может привести пренебрежительное отношение к правилам разумной предосторожности. Так, например, передвигаясь на военной технике (военнослужащие нередко предоставляют журналистам такую возможность) журналист не лишается своего права на защиту как гражданское лицо de jure, и не становится комбатантом, но de facto он рискует оказаться сопутствующей жертвой нападения на законную военную цель. Аналогичная ситуация может произойти при слишком близком приближении к любым другим военным объектам, таким, например, как казармы, склады с боеприпасами, командные пункты, и т. д. Подобное поведение со стороны журналистов создает дополнительные трудности и отнюдь не способствуют обеспечению соответствующей защиты в целом и их идентификации как журналистов в частности.

МГП не содержит определения понятия «журналист». МККК исходит из того, что при толковании данного положения следует использовать обычное значение этого слова, включающее широкий круг людей, работающих в сфере средств массовой информации. В качестве ориентира при толковании данного понятия МККК рекомендует обращаться к ст. 2 (а) проекта Конвенции ООН 1975 г. которая гласит, что под журналистом следует понимать любого готовящего кино-, радио- и телематериалы корреспондента, репортера, фотографа, оператора и их ассистентов, для которых осуществление указанной деятельности обычно является основной профессией…» [24, p. 921].

Представляется, что в качестве признаков гражданских журналистов можно выделить следующие положения:

– не принимают непосредственного участия в боевых действиях и не имеют на это права;

– В случае непосредственного участия в боевых действиях, они утрачивают свой статус, и только тогда против них может применяться оружие, т. е. они становятся законной целью для нападения;

– удостоверение личности не предопределяет, а лишь удостоверяет статус его предъявителя, как журналиста.

Таким образом, с позиций МГП журналист и «военный корреспондент» — совсем не одно и то же. Военный корреспондент официально уполномочен воюющей стороной освещать ход военных действий. Соответствующее разрешение может подтверждаться удостоверением личности, выданным военному корреспонденту вооруженными силами, за которыми он следует. Благодаря этому официальному разрешению военный корреспондент пользуется в случае захвата статусом военнопленного [4, с. 280]. Гражданский журналист, пользуясь защитой в той же мере, что и все остальные гражданские лица, остается под покровительством МГП ровно до тех пор, пока не принимают непосредственного участия в боевых действиях. В случае сомнения относительно того, является ли какой-либо журналист гражданским лицом, он считается гражданским лицом [6].

Гражданские журналисты, находящиеся в опасных командировках в районе немеждународных вооруженных конфликтов, также должны рассматриваться как гражданские лица и находиться под защитой норм МГП [11, с. 86]. Несмотря на то, что в ДП II такая норма не предусмотрена, она, как уже было выше отмечено, сложилась в качестве нормы обычного международного права. Эта норма закреплена во многих военных уставах и наставлениях, которые применимы или применялись во время немеждународных вооруженных конфликтов [16, с. 150]. Оно также подкреплено официальными заявлениями. Так, например:

– Комитет министров Совета Европы, подтвердив значимость обязательств, содержащихся в ст. 79 ДП I, особо подчеркнул, что эти обязательства применяются и в отношении немеждународных вооруженных конфликтов [16, с. 150];

– в 1993 г. Комиссия ООН по установлению истины в Сальвадоре посчитала, что убийство четырех голландских журналистов, произошедшее в 1982 г. является нарушением МГП, которое предусматривает, что гражданские лица не должны становиться объектом нападения. Сопровождая участников Фронта национального освобождения, журналисты попали в заранее спланированную засаду патруля вооруженных сил Сальвадора [22].

Однако нельзя забывать, что в соответствии с п. 2 ст. 1 положения ДП II не применяются к случаям нарушения внутреннего порядка и возникновения обстановки внутренней напряженности [7]. В такой ситуации правовое положение журналистов определяется национальным законодательством того государства, на территории которого они находятся.

Литература:

1. Бальги-Галлуа А. Защита журналистов и средств массовой информации во время вооруженного конфликта // Международный журнал Красного Креста. 2004. № 853–855. С. 5–42.
2. Бикбулатов И. Р. Обычаи в международном гуманитарном праве в отношении защиты журналистов во время вооруженных конфликтов // Российский ежегодник международного права 2005. Специальный выпуск. — Санкт-Петербург: Россия — Нева, 2006. С. 69–72.
3. Гаагское положение о законах и обычаях сухопутной войны, являющееся приложением к IV Гаагской конвенции 1907 г. [Электронный ресурс]. URL: https://www.icrc.org/rus/resources/documents/misc/hague-convention-iv-181007.htm
4. Давид Э. Принципы права вооруженных конфликтов. Курс лекций, прочитанных на юридическом факультете Открытого Брюссельского университета. Москва: издательство Международного Комитета Красного Креста, 2011. — 1144 с.
5. Доклад Генерального секретаря Совету Безопасности о защите гражданских лиц в вооруженном конфликте от 22 ноября 2013 г. Документ ООН S/2013/689. [Электронный ресурс]. URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N13/556/62/PDF/N1355662.pdf?OpenElement
6. Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Протокол I). Женева, 8 июня 1977 года. [Электронный ресурс]. URL: https://www.icrc.org/rus/assets/files/2013/ap_i_rus.pdf
7. Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв немеждународных вооруженных конфликтов (Протокол II). Женева, 8 июня 1977 года. [Электронный ресурс]. URL: https://www.icrc.org/rus/resources/documents/misc/6lkb3l.htm
8. Женевская конвенция об обращении с военнопленными 1929 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.world-war.ru/konvenciya-ob-obrashhenii-s-voennoplennymi/
9. Женевская конвенция от 12 августа 1949 года об обращении с военнопленными. [Электронный ресурс]. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/geneva_prisoners_1.shtml
10. Лабуш Н. С., ПУЮ А. С. Международное гуманитарное право: журналистика и права человека. Учебное пособие. — Санкт-Петербург: Роза мира, 2011. — 232 с.
11. Международное гуманитарное право: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция». Под ред. Котлярова И. И. — 3 — е изд., перераб. и доп. — Москва: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2009. — 271 с.
12. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН № 2673 (XXV) от 9 декабря 1970 г. URL: [Электронный ресурс]. https://documents-dds-ny.un.org/doc/RESOLUTION/GEN/NR0/352/02/IMG/NR035202.pdf?OpenElement
13. Резолюция № 1738 Совета Безопасности ООН от 23 декабря 2006 г. [Электронный ресурс]. URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N06/681/62/PDF/N0668162.pdf?OpenElement (дата обращения 19.02.2016).
14. Резолюция № 2222 Совета Безопасности ООН от 27 мая 2015 г. [Электронный ресурс]. URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N15/153/83/PDF/N1515383.pdf?OpenElement (дата обращения 19.02.2016).
15. Солодченко В. С., Алексеев Г. В. Международно-правовой статус журналиста в зоне вооруженного конфликта // Российский ежегодник международного права 2005. Специальный выпуск. — Санкт-Петербург: Россия — Нева, 2006. C. 61–69.
16. Хенкертс Ж.-М. и Досвальд-Бек Л. Обычное международное гуманитарное право. Нормы. — Москва: МККК, 2006. — 775 с.
17. Чумарев С. Л. Покровительствуемые лица по международному гуманитарному праву: дис. … канд. юрид. наук: 12.00.10: защищена 19.12.2002 / Чумарев Сергей Леонидович. Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД Российской Федерации. — Москва, 2002 г. — 168 c.
18. Committee to Protect Journalists. [Электронный ресурс]. URL: https://cpj.org/killed/2015/in-combat.php
19. Instructions for the Government of Armies of the United States in the Field. Prepared by Francis Lieber, promulgated as General Orders № 100 by President Lincoln, 24 April 1863. Schindler D., Toman J. The laws of armed conflicts. A Collection of Conventions, Resolutions and Other Documents. Fourth revised and completed edition. Leiden/Boston: Martinus Nijhoff Publishers, 2004. — 1493 p.
20. Isabel Düsterhöft. The Protection of Journalists in Armed Conflicts: How Can They Be Better Safeguarded? // Utrecht Journal of International and European Law. Merkourios 2013 — Volume 29/Issue 76, Article. P. 4–22.
21. M. D. Kirby, L. J. Jackson. International humanitarian law and the protection of media personnel // UNSW law Journal. Volume 9 — № 1. Sydney, 1986. P. 1–16.
22. Report of the Commission on the Truth for El Salvador. UN Doc. S/25500, 1 April 1993. P. 75. [Электронный ресурс]. URL: http://www.un.org/en/ga/search/view_doc.asp?symbol=S/25500
23. United Kingdom Ministry of Defence, The Green Book: MOD Working Arrangements with the Media. London, 2013. — 47 p.
24. Yves Sandoz, Christophe Swinarski, Bruno Zimmermann. Commentary on the Additional Protocols of 8 June 1977 to the Geneva Conventions of 12 August 1949. Geneva: International Committee of the Red Cross/Martinus Nijhoff Publishers, 1987. — 1625 p.