Проблематика топонимики несколько отличается от проблематики антропонимики, поскольку тополексемы являются более «содержательными», чем имена живых существ. Видимо, это связано с тем, что наименования местности издавна стремились привязать к какому-либо лицу или событию [5, с. 2]. Неслучайно К. Г. Паустовский считал, что географические названия являются «народно-поэтическим оформлением страны».
Тополексемы в художественных текстах таким образом оказываются богаче по содержанию и ассоциативным связям, поскольку, кроме своей основной, номинативной функции — быть средством пространственной ориентации, могут выполнять художественно-образную, идейно-эстетическую задачи, раскрывать отношение автора к изображаемому, характеризовать социально-историческую обстановку, отражать определенное мировоззрение.
Исходным положением для настоящей статьи является возможность применения идеи прецеденции, основанной на концепции прецедентных текстов Ю. Караулова, для топонимических исследований. По определению Ю. Н. Караулова, к прецедентным текстам относятся «…тексты, 1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношении, 2) имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, 3) обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [3, с. 216].
Прецедентные имена — это широко известные имена собственные, которые используются в тексте не столько для обозначения конкретного человека (ситуации, города, организации и др.), сколько в качестве своего рода культурного знака, символа определенных качеств, исторических событий, судеб.
В когнитивной базе хранится прецедентное имя и то, что за ним стоит, совокупность дифференциальных признаков и атрибутов. Любое прецедентное имя имеет определенную структуру, ядро инварианта составляют дифференциальные признаки, которые определяют специфические признаки данного имени и противопоставляют его другим именам, периферию — атрибуты. Полный и точный набор элементов, составляющих дифференциальные признаки того или много имени, назвать невозможно.
Для прецедентного топонима дифференциальные признаки могут быть представлены такими характеристиками, как масштабы географического объекта, значимость, особенности создания, атрибуты прецедентного имени — это «элементы, тесно связанные с означаемым прецедентного имени, являющиеся достаточными, но не необходимыми для его сигнификации» [4, с. 82].
Характерным для дискурса русского поэтического текста является градация функционирования прецедентных имен. Так, прецедентное имя Санкт-Петербург может иметь вариативные номинации, актуализируя в коммуникативном сознании различные фоновые знания:
‒ «исторические эпохи» (Ленинград, Петроград, Петрополь, Санкт-Петербург);
‒ «двойственное восприятие города» (чудный град, город мглы и тоски);
‒ «создателя города» (град Петров, город Петра,град великого Петра, Петра творенье);
‒ отождествление семантики имени с семантикой иных топонимов (Северный Версаль, Северная Пальмира, русские Афины);
‒ «центр притяжения творческого и научного потенциала России, создания шедевров мирового искусства, свершения научных открытий, мозг все России»; (Пушкина город и Достоевского, всех градов царица);
‒ «Санкт-Петербург как вторая столица» (младшая столица, военная столица, Невская столица, Северная столица).
По мнению Н. П. Анциферова, литературные произведения, посвященные этому городу, обладают немалой степенью внутреннего единства. «Они образуют как бы цепочку текстов, точнее, — целую разветвленную сеть, в которой каждое звено подключено под общее смысловое напряжение» [1, с.2]. На этом основании, видимо, можно говорить о едином петербургском тексте. Эта мысль получила свое развитие в дальнейшем в литературоведческой и лингвистической литературе.
Среди монолексемных образований поэтических строках наблюдаем явное лидирование номинации Петербург, которую следует считать доминантой в ряду других наименований, а также номинаций — Петрополь, Петроград, Санкт-Петербург.
Едва заставу Петрограда
Певец унылый миновал,
Как раздалось в душе отрада... (К. Рылеев).
Достаточно большое количество вариативных номинаций актуализируют фоновые знания о неожиданном и чудесном появлении города. Чудо в том, что Петербург появился на болоте, гибельном месте вдруг. В связи с этим возникают такие номинации, как чудо-град (С. Шевырев), чудный град (И. Клюшников), дивный град, чудо света (В. Романовский), призрак-город (М. Волошин):
О, Бронзовый Гигант! о чудо света!
Тебя волшебник созидал (В. Романовский).
Целый ряд тополексем в коммуникативном сознании получателя актуализируют фоновые знания о создателе этого «дивного града”, его творце — град Петров (П. Вяземский), город Петра (К. Рылеев), град Великого Петра (В. Романовский), Петра творенье (А. С. Пушкин).
Я вижу град Петров, чудесный, величавный,
По манию Петра воздвигшийся из блат… (П. Вяземский).
Следует отметить, что образ Петербурга, созданный поэтами, отличается противоречивостью, двойственностью вызываемых чувств, в результате чего наблюдаем, с одной стороны, такие номинации, как пышный город (А. С. Пушкин), сказочный город (П. Якубович), город роскоши и шума (Сперанский), город-великан (С. Городецкий), преславный город (В. Тредиаковский), гордый город (А. Григорьев), град державный (П. Ершов), с другой стороны — град развратный (А. Бестужев-Марлинский), город несчастный (П. Якубович), город мглы и тоски, город одинокой (К. Аксаков), город рабов (А. Григорьев).
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит (А. С. Пушкин).
В сознании русского лингвокультурного сообщества Петербург воспринимается с момента его возникновения не только как конкретный город, но и как новая столица. Многие поэты именно так называют Петербург, причем используют богатейшую палитру эпитетов, актуализируя различные дифференциальные признаки прецедентного имени — шумная столица (Ф. Сологуб), младшая столица (А. С. Пушкин), нарядная столица (С. Андреевский), блестящая столица (Я. Полонский), Севера столица (Г. Державин), столица новая (Н. Некрасов), военная столица (А. С. Пушкин), Невская столица (В.Курочкин, А. Подолинский).
Столицы Невской посетитель,
Кто б ни был ты — Петру поклон (А. Подолинский).
Особый интерес представляют вариативные номинации, более сложные т по структуре. Такие наименования содержат указание на историю этого города — труд медленных веков (П. Вяземский), Петра державное творенье (П. Ершов), Петра Первого окошко с толстой рамою двойной (Сперанский), приюты нищеты печальной (Н. Некрасов), колыбель нашей русской свободы (П. Якубович), кладбище русских людей (П. Якубович); авторы подчеркивают величие Петербурга — твердыня северных морей, венец отчизны православной (П. Ершов), любезная страна, приятный берег (В. Тредиаковский), всех градов царица (Г. Державин), Невы державный полубог (П. Ершов). Ряд номинаций-описаний подчеркивают особую роль Петербурга в развитии культуры и жизни нации в целом — Пушкина город и Достоевского (В. Брюсов), арена деятельной силы, пытливой мысли и труда, мозг всей России (П. Якубович), блаженная колыбель (А. Ахматова).
Державный дух Петра и ум Екатерины
Труд медленных веков свершили в век единый(П. Вяземский).
Нередко поэтические строки содержат аллюзии — Москва и Петербург, Петербург и остальная Россия, Петербург и Западная Европа, Петербург и Афины, Петербург и Версаль, Петербург и Пальмира. Такие параллели позволили создать поэтам вариативные номинанты — Северный Версаль (С. Соловьев), призрачная пальмира (В. Иванов), Северная Пальмира (М. Милонов), русские Афины (Е. Баратынский).
Прецедентные топонимы соотносятся со временем и эпохой значимых для человечества событий (отражение философских категорий времени и пространства), переломных исторических моментов, в том числе уже опосредованных при помощи других культурных текстов и т. п. Так, например, представления, стоящие за фраземой бандитский Петербург, в сознании русского лингвокультурного сообщества — это события известного телесериала (место — события), что подчеркивается автором текста-реципиента лексическими средствами:
И не предвидит кинодраматург,
что где-нибудь за Невскою заставой
появится «бандитский Петербург» (Лана Яснова).
В строках поэтов находим немало прецедентных топонимов, связанных с Санкт-Петербургом (Невский проспект, Сенная площадь, Храм Воскресения Христова (Спас на крови) и др.). Ощущение Петербурга присутствует в каждой поэтической строке. Художественные тексты насыщены описанием улиц, площадей, дворцов, памятников.
Храм Воскресения Христова (Спас на крови) как историческое событие, связанное с покушением и ранением Александра II, выступает как культурологически значимый образ еще дореволюционной России, соотносимый с её могуществом, православной культурой и др.:
Мечтаю снять леса со Спаса на Крови… (А. Розенбаум);
…И Спас на Крови за лесами скрывает величие… (Лана Яснова).
Храм Воскресения стоял до конца ХХ века в строительных лесах (реставрация храма длилась очень долго). Строки отражают прецедентную ситуацию, метонимически обозначая события, которые происходили в конце ХХ века (место — событие).
Сенная площадь (Сенная, чрево Петербурга) в представлении русского образованного лингвокультурного сообщества место очень необычное. Именно на Сенной Некрасов увидел, как «…били женщину кнутом // Крестьянку молодую», Раскольников на Сенной решается на преступление и здесь же принародно кается.. Сенная площадь — площадь в центре Санкт-Петербурга, где всегда людно, здесь пересекаются три линии метрополитена, маршруты трамваев и автобусов. По аналогии с «чревом Парижа» её называют «чревом Петербурга»:
…и поверни, и дальше — по Сенной,
и через мост — и к дому на Фонтанке… (Лана Яснова).
Поэтические строки отражают реальные события жизни автора, некоторое время проживавшего в доме за Сенной, на Фонтанке (место — событие).
Система прецедентных феноменов — это один из инструментов трансляции «культурной памяти» народа от одного поколения к другому, понимание и восприятие прецедентных имен зависит от фоновых знаний читателя, поскольку с процессом восприятия текста происходит процесс узнавания носителя прецедентного имени, сведения о котором хранятся в когнитивной базе читающего. «Фоновые знания об этом имени соотносятся с дифференциальными признаками вторичного референта» [2, с. 80]. Создание вариативных номинаций — процесс творческого, сознательного выбора и поиска, и, что самое важное, именно такие описательные номинации заставляют нас помнить о главном: об удивительной истории этого города, чудесном его появлении, о его особой роли в русской культуре, в жизни нации.
Литература:
- Анциферов Н. П. Душа Петербурга. — Пг, 1922.
- Алефиренко Н. Ф., Чумак-Жунь И. И. Методология и методы современной лингвистики: учебное пособие. — Белгород: ИД «Белгород» НИУ «БелГУ», 2014.
- Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность.– М., 1987.
- Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: курс лекций. — М.,2002..
- Соломоник А. Семиотика и лингвистика. — М., 1995. — С. 249–281.
1
