Российские бизнес-корпоративные структуры: воздействие на политику



Корпорации становятся одним из элементов, экономической, политической жизни современной России.

С начала 1990-х гг. проблемы корпоративного управления и корпоративной политики стали одной из тем, наиболее активно обсуждаемых на глобальном уровне — международными финансовыми институтами, международными организациями и форумами, инвестиционными институтами и консалтинговыми фирмами, биржами, компаниями.

Прежде всего, необходимо отметить, что корпоративная политика формируется на трех основных уровнях: на уровне государства, отрасли и предприятия(корпорации).

Соответственно формированием корпоративной политики на каждом из уровней занимаются различные институты и структуры. Говоря о первых двух уровнях — государственном и корпоративном — необходимо отметить, что здесь формированием корпоративной политики занимаются либо структуры, созданные при органах власти различных уровней, либо предпринимательские организации и союзы.

Самыми крупными из общероссийских предпринимательских союзов являются Российский союз промышленников и предпринимателей (РСПП, или «Союз»), созданный еще в 1990 гг., Торгово-промышленная палата (ТИП) — единственная организация, ведущая свое начало с советских времен, когда она выполняла, в основном, внешнеэкономические функции. [1]

Из всех упомянутых организаций РСПП был и остается наиболее массовой организацией российского бизнеса, представляющим все основные его категории. Видимо, это обстоятельство сыграло решающую роль в выборе, который сделали крупные компании и группы российского бизнеса, придя к выводу о необходимости консолидировать свои усилия по отстаиванию интересов всего бизнес-сообщества через этот публичный институт. Организацией, которую они решили использовать в качестве своего рода базы, опоры для такого рода консолидации и стал РСПП, объединяющий компании, фирмы и предприятия, дающие около 80 % российского валового внутреннего продукта. Помимо отмеченного выше объединения финансового и промышленного капиталов в числе причин, побудивших крупный российский бизнес пойти по пути институционального, организационного сплочения, явилась все более настоятельно дававшая о себе знать необходимость выработки общих стратегических позиций корпоративного бизнес-сообщества и, что не менее существенно, солидарного отстаивания этих позиций в структурах политической власти».

В РСПП был создан Комитет по корпоративному управлению с целью создания профессиональной бизнес-среды, где терминология корпоративного управления и соответствующие действия должны восприниматься как само собой разумеющиеся. При этом Комитет был создан для всех членов Союза, включая малые и средние компании, а не только для крупных эмитентов, акции которых представлены на фондовом рынке. Кроме Комитета по корпоративному управлению в РСПП был создан еще один орган, который также является необходимым и важным элементом структуры бизнеса в России, — Объединенная комиссия по корпоративной этике. Он важен потому, что существуют не только сухие нормы законодательства, но и этические нормы, которые вырабатываются на основе накопленного опыта, ошибок и удач, за счет установления стандартов внутри бизнес-сообщества. Комитет РСПП по корпоративному управлению выступил одним из инициаторов и участником оргкомитета по созданию Национального совета по корпоративному управлению. [2, 3]

Стратегическая работа по внедрению в России принципов корпоративного управления осуществляется Национальным советом по корпоративному управлению. В основе его деятельности лежит идея, что высокий уровень корпоративного управления способен создать благоприятный имидж не только для бизнеса, но и для всего государства. В этом смысле подобные технологии — это стратегический ресурс, который уже приносит индустриальным корпорациям и странам большие доходы. Эта сфера стала основным сегментом конкурентной борьбы в Европе и США. Системное управление напрямую повышает результативность работы компании и одновременно оказывается механизмом, продуцирующим инвестиционное доверие, репутационный капитал фирмы, а значит и страны.

В направлении улучшения ситуации определенная работа осуществляется Комитетом по собственности ГД РФ, Федеральной службой по финансовым рынкам, Министерством экономического развития, и некоторыми другими институциями (которые заботятся и о создании новых структур и новых правил игры для организаций), речь о которых пойдет ниже, однако общая концепция развития корпоративного управления пока отсутствует. [4]

К числу представительных организаций, так называемой «второй волны» можно отнести созданную в 1993 году Федерацию товаропроизводителей России, Ассоциацию приватизированных и частных предприятий, Круглый стол российского бизнеса (КСРБ).

Растущая заинтересованность большого бизнеса в тесном взаимодействии проявляется и в создании более специализированных его организаций наподобие созданной Львом Черным ассоциации «Мобилизация и Развитие» («МиР»). По словам ее руководителя, ассоциация призвана соединять практику российского бизнеса с теоретическими знаниями и на этой основе приходить к концептуальной оценке путей и перспектив развития российской экономики с тем, чтобы выработанные таким путем рекомендации могли послужить отправной точкой для конструктивного диалога между властью и бизнесом. Хотя практическая роль «МиРа» и подобных ему образований остается под вопросом, существенно то, что они олицетворяют (как это делает и «новый» РСПП, и другие организации) тенденцию к более органичному сочетанию организации, экспертизы и практики, которая представляет собой одну из главных черт ассоциативной активности «нормального» бизнеса. Вопрос лишь в том, насколько объективной будет такая экспертиза и не будут ли ею проигнорированы подходы и интересы тех категорий российского бизнеса, которые выходят за рамки его элитарных фракций.

В течение последних лет заметно активизировалась деятельность ряда отраслевых союзов, чему, с одной стороны, способствовали процессы известной нормализации внутриотраслевых отношений, а с другой — все более остро ощутимая потребность организованного диалога с властями. Наиболее заметно активизация солидаристских действий компаний и корпораций стала проявляться в энергетической (нефтегазовой) и металлургической отраслях промышленности.

В 2002 г. произошла дальнейшая консолидация в машиностроении. Наряду с уже существующими ассоциациями «Международный союз машиностроителей» и «Промышленные машины»' объединяющими большое количество российских предприятий и предприятий ближнего зарубежья различного профиля, был создан более узкий Российский машиностроительный союз (РМС). В металлургической промышленности наряду с уже существующей ассоциацией создано некоммерческое партнерство «Русская сталь», призванное, по замыслу инициаторов, не только лоббировать интересы отрасли, но и «разработать правила и стандарты деятельности металлургических компаний России, носящие рекомендательный характер». [5]

Весьма своеобразное объединение (РАД) — Российское аграрное движение — создали в 2002 г. бизнесмены-аграрии. Согласно представителю «Русагро», одной из задач движения является разработка совместной концепции бизнеса и государства по выводу отрасли из кризиса. Знаковыми событиями стали и формирование в 2001 году двух общероссийских организаций призванных представлять интересы среднего — «Деловая Россия» — и мелкого «ОПОРА» — бизнеса.

Существуют также и организации созданные при органах государственной власти. Вообще наличие налаженной системы общественных структур при органах государственной власти в настоящее время является неотъемлемой частью институциональной основы взаимодействий между государством и бизнесом. И Россия в этом плане не является исключением. В частности, в 2000 году был создан Совет по предпринимательству при Правительстве РФ. Данный Совет представил значительно более широкие возможности для консультаций представителей бизнеса с властью и выработки основ государственной и отраслевой корпоративной политики, нежели создававшиеся прежде структуры (типа Экспертного совета при правительстве С. Степашина). [6]

Приведенные примеры не исчерпывают проблему, но показывают, что стремление к институционализации современных корпоративных структур проявляется достаточно четко.

В то же время существует ограниченность представительского потенциала ассоциаций в выработке согласованной корпоративной политики, объясняющаяся специфическими интересами крупных корпораций. Большинство из них — конгломераты, связанные с несколькими отраслями и секторами экономики. Интересы корпораций слишком многообразны, чтобы их могли адекватно представить одна или несколько ассоциаций. Часто возникает нужда в оперативных решениях, плохо совместимых с длительными согласованиями, характерными для предпринимательских союзов, где сталкиваются разнородные интересы. Иначе говоря, от корпоративного представительства бизнеса требуется способность выражать не только «агрегированные», «интегрированные», но и «индивидуализированные», «диверсифицированные» интересы.

Поэтому возникает потребность в независимых посредниках, специализирующихся на установлении связей между общественно-политической средой, с одной стороны, и «микроструктурами» внутри корпораций — с другой. Внутрифирменные подразделения, поддерживающие «внешние связи», — естественное дополнение, но вместе с тем и конкурент ассоциаций. Возникает возможность выбора, и системы представительства интересов превращаются в своеобразные рынки специализированного посредничества и услуг. Двухсекторная система связей («ассоциации + агентства») придает системе представительства бизнеса необходимый «ресурс гибкости», позволяя избежать как олигархизации, так и проблем, неизбежно порождаемых корпоративизацией отношений между государством и бизнесом.

Долгое время такую систему связей с государством считали особенностью США, а общим правилом признавали характерное для западно-европейских стран и Японии преобладание ассоциаций. Однако глобализация мировой экономики изменила картину, превратив «институциональную гибкость» в важнейший стратегический ресурс бизнеса. В конце 70-х — начале 80-х годов системы представительства интересов начали сближаться с американской моделью. Большую роль при этом сыграли транснациональные корпорации, которым ни национальные, ни международные союзы предпринимателей не могли обеспечить такие формы связей с государством и обществом, которые удовлетворили бы их.

В России уже появились предпосылки для зарождения «второго сектора» и прообразы его структур: независимые исследовательские центры, рекламные агентства, службы связей с общественностью, центры политического консультирования. Внутри крупных бизнес-структур также возникают аналитические отделы, рекламные подразделения, отделы по связям с общественностью и даже «политические отделы», деятельность которых направлена на эффективное осуществление корпоративной политики. Одновременно появляются ассоциации, призванные повысить профессиональные стандарты, упорядочить взаимоотношения с заказчиками и клиентами (Ассоциация PR-агентств, Ассоциация центров политического консультирования). Это позволяет предположить, что автономные каналы представительства интересов наиболее крупных фирм и двухсекторная система институциональных связей займут важное место в возникающем российском неокорпоративизме. [7]

Рассмотрим институты и структуры, принимающие участие в формировании корпоративной политики непосредственно на уровне корпорации. Прямая зависимость успешности корпорации от эффективности ее пиара и проведения эффективной корпоративной политики уже давно не является секретом для западных и отечественных экономистов и политиков. Именно крупные хозяйственные субъекты являются основными заказчиками как теоретических так и практических работ в данной области. В настоящее время корпорации вкладывают значительные средства в формирование позитивной корпоративной политики, брэнд- и репутационный менеджмент, финансируя либо проекты собственных PR-служб либо привлекая для этого сторонние консалтинговые структуры, а чаще всего используя оба эти способа. Таким образом, корпоративный пиар является как бы внешним, визуальным отражением проводимой корпорацией корпоративной политики, ее целей, ценностей, основных направлений развития.

В этом смысле корпоративный пиар является общественным отражением проводимой корпоративной политики (прежде всего в сфере социальной ответственности, экологии, репутационного и брэнд-менеджмента), декларируемых ею целей и задач общественного и собственного развития.

Это объясняется в частности тем, что фундаментальной основой экономической организации и социальной инновации современных обществ становятся корпорации, а все главные изменения в хозяйственном и социальном развитии связываются с усилением роли крупных научно-промышленных объединений и модернизацией их структуры. Поэтому существенно важным для современных корпораций является расширение спектра неэкономических целей, усиление их взаимодействия с другими институтами общества. [8,9]

Итак, корпоративные PR-структуры и специализированные институты и агентства являются главными креативными структурами и проводниками корпоративной политики фирмы, как внутри страны, так и на международной арене. Но есть и еще один участник этого процесса -государство, которое своими действиями на международной и внутренней арене, своим имиджем и репутацией оказывает опосредованное влияние на формирование корпоративной политики национальных корпораций. Эта деятельность носит взаимообусловленный характер, поскольку известность и репутация фирм и корпораций, иных структур конечно же влияет и на формирование авторитета страны. Основным инструментом посредством которого корпоративная политика корпораций получает общественный резонанс являются, прежде всего, СМИ: печатные, электронные, и, конечно же, интернет.

В системе своих корпоративных отношений корпорация действует либо через специально созданные структуры, либо через отдельных должностных лиц. Основным органом или учреждением, специально предназначенным для формирования корпоративной политики корпорации, является управление по связям с общественность или же другие информационно-аналитические структуры, пресс-службы и т. п.

В последние годы своего рода сверхзадачей корпоративных PR-структур является формирование привлекательных в корпоративном отношении имиджа и репутации корпорации, от которых в немалой степени зависит авторитет и вес как всей корпорации в целом, так и ее руководства. [10] В связи с этим особое внимание данные корпоративные PR-структуры уделяют работе со СМИ, которая, по мнению одного из ведущих специалистов в этой области, начальника управления общественных связей компании Лукойл А. Б. Василенко, обходится корпорациям в весьма солидные суммы.

Общение с прессой, особенно на высшем уровне, является важнейшей составляющей политики корпоративного PR. Непосредственной организацией этого общения занимаются, как правило, пресс-службы, которые поддерживают отношения со СМИ, отвечают на вопросы журналистов, комментируют интересующие прессу и общественность события вокруг корпораций, тем самым, способствуя формированию определенного имиджа и репутации.

Информация в общественном механизме не является нейтральным элементом, а при целенаправленной работе с ней становится эффективным средством достижения цели. В обработанном виде она используется PR-структурами для укрепления или формирования привлекательных черт имиджа организации, а как следствие, для укрепления ее влияния, так как тот, кто формирует информационные потоки способен определенным образом влиять на людей. [11]

По оценкам исследователя корпоративной проблематики Я. Ш. Паппэ, активное воздействие бизнеса на СМИ начало проявляться еще в конце 1980-х годов. С появлением предприятий новых форм собственности возникла необходимость в эффективном и благоприятном освещении их деятельности в СМИ. Основные методы работы со СМИ сводились к рекламе и «заказным» материалам.

В настоящее время для результативного осуществления корпоративной политики необходим активный и массированный выход на рынок средств массовой информации, который во все большей степени становится приоритетом большого бизнеса. Российские СМИ все более оказываются под контролем крупных коммерческих структур, которые заинтересованы в формировании корпоративной политики, отстаивании своих политических и экономических интересов. Превращая подконтрольные им СМИ в политико-имиджевые предприятия или каналы корпоративного имиджево-репутационного влияния, структуры крупного бизнеса в своей стратегии руководствуются приоритетом политических или имиджевых (в смысле способности проведения PR-мероприятий) задач над эффективностью вложений. Еще одной формой взаимодействия со СМИ являются ограниченные дискретные вложения, позволяющие аффилированным структурам осуществлять через них PR-мероприятия (т. е. создание благоприятной репутации, имиджа, брэнда). [12]

Как уже было отмечено выше, практически все крупные российские бизнес-структуры имеют подконтрольные им печатные и электронные СМИ, причем, как на федеральном, так и на региональном уровне. В частности, «медиа-империя» Газпрома сегодня контролирует 51 % акций газеты «Рабочая трибуна», 44 % — телекомпании НТВ, 3 % — ОРТ, 100 % -телерадиокомпании «Прометей» и отраслевого журнала «Фактор». Она является основным спонсором газет «Труд» и «Комсомольская правда», а дочерние предприятия Газпрома являются совладельцами ряда региональных газет и телекомпаний. Компании ЛУКойл принадлежат акции газеты «Известия», журналов «Смена» и «Профиль», телеканалов REN-TV, «Домашний» и ТВ-6 (принадлежали до его ликвидации). Компания также издает крайне политизированный журнал «Нефть России», который находясь в тесном сотрудничестве с другим журналом «Нефтегазовая вертикаль», выступает от имени нефтегазовой отрасли и формирует ее имидж. АФК «Система» владеет акциями газет «Россия», «Литературная газета», «Культура». Группа «Альфа» и «ТНК-ВР» имеют доли акций телеканала ОРТ. Акции телеканала ОРТ, газет «MoscowTimes», «St. PetersburgTimes», «Литературная газета», принадлежали компании ЮКОС. В качестве своей медиаструктуры использовала ОРТ и теперь уже государственная компания «Сибнефть». Принадлежащие В. Потанину «Интеррос» и «Норильский Никель» владеют акциями газет «Известия» и «Комсомольская правда». [13]

Все эти средства массовой информации активно используются компаниями в целях проведения эффективной корпоративной политики на всех уровнях, формирования и управления корпоративной репутацией и брэндами. Таким образом, контроль над СМИ приносит бизнесу не только рекламные выгоды, ведущие финансово-промышленные конгломераты давно осознали значение активной работы в информационной области и поставили СМИ себе на службу. [14]

В настоящее время уже не подлежит сомнению, что так называемый пиаровский корпоративный ресурс, играет важную роль в формировании корпоративной политики, имиджа и репутации корпораций. При этом важное внимание уделяется не только внешнему (ориентированному на потребителей, местные сообщества и органы государственной власти), но и внутреннему пиару — направлению корпоративной политики, нацеленному на создание позитивного имиджа и репутации среди персонала и других компаний.

В качестве иллюстрации можно привести пример созданного в 2000 году корпорацией СУАЛ департамента корпоративных отношений, который состоял из четырех отделов. В их компетенции: международные связи,региональные отношения, социальные вопросы, внутрикорпоративные диалоги. Согласно централизованной информационной политике, все заводы, входящие в группу СУАЛ, согласовывали свою деятельность с управляющей компанией, но это отнюдь не означало, что они не самостоятельные игроки на информационном поле. Московский офис СУАЛа и местные пресс-службы взаимодействовали следующим образом: последние направляли ежемесячные медиа-планы своих мероприятий в региональные представительства, те, в свою очередь, включали их в общий план и согласовывали с департаментом. Выработанный четкий регламент взаимодействия позволяет значительно экономить время и использовать все имеющиеся в группе ресурсы с наибольшей эффективностью и максимальным результатом. [15]

Сегодня PR-службы перестали быть вспомогательной сервисной функцией, по значимости приблизившись к отделам, отвечающим за разработку стратегии организации и ее реализацию. Это связано с тем, что под влиянием различных обстоятельств: развития бизнес-культуры, глобализации, усиления роли СМИ, требования открытости и прозрачности бизнеса — компания вынуждена становиться публичной. И, следовательно, разрабатывать стратегию своего поведения в открытом информационном пространстве. Это объективная тенденция, которая вносит изменения в систему управления компанией. Однако не все руководители, менеджеры и PR-специалисты оказались готовы к реорганизации и той стратегической роли, которую отныне предстоит играть департаменту по развитию связей с общественностью. Но все это – вопрос времени.

Постепенно информационно-аналитические, консалтинговые, PR-службы будут все больше включаться в стратегическую работу. [16]

В то же время работа PR-служб зависит от деятельности смежных подразделений: маркетинга и лицензионного обеспечения, юридического департамента и технической дирекции. Зачастую интересные с точки зрения изучения общественного мнения проекты других отделов складываются в ящик стола, а сотрудники PR-службы теряют значимый информационный повод.

Безусловно, основной структурой внутри корпорации занимающейся формированием корпоративной политики, причем на самом высоком уровне является совет директоров. Эффективная деятельность совета директоров подразумевает наличие в его составе профильных комитетов. Это позволяет профессионально подходить к проработке самых разных проблем. Каждая компания в зависимости от специфики деятельности, организационной структуры, корпоративной культуры сама определяет степень необходимости в той или иной структуре. В ряде случаев в составе советов директоров образуется комитет по корпоративному управлению. Как правило, обязательным является только аудиторский комитет, а другие создаются в зависимости от типа бизнеса, условий, потребностей корпорации. Комитеты пользуются теми правами, которые делегированы им советом директоров. Чаще всего их деятельность ограничивается подготовкой рекомендаций, а окончательное решение принимает совет директоров. Функции каждой из структур четко регламентированы. [17, 18]

Однако собственные корпоративные пиар-структуры являются не единственными организациями, занимающимися формированием и продвижением корпоративной политики, позитивной корпоративной репутации и имиджа, существуют также различные независимые консалтинговые структуры. Как отмечает С. П. Перегудов, особая роль межличностных групповых отношений, с одной стороны, и неразвитость партийно-политических структур, их слабая укорененность в обществе — с другой, обусловили не только необычно быструю экспансию корпоративного пиара в самых различных его формах, но и возникновение особых пиаровских (консалтинговых) организаций, специализирующихся на оказании соответствующих услуг своим весьма разнообразным клиентам. [19]

Даже для корпораций, располагающих нужными им связями и кадрами, услуги такого рода компаний или агентств порой оказываются как нельзя кстати, и они готовы платить за них довольно высокую цену. Одна из таких услуг — создание через прессу благоприятного корпоративного имиджа и репутации, в том числе и их политической составляющей.

Буквально в считанные годы в нашей стране возникла целая сеть специальных консалтинговых структур, специализирующихся на оказании подобного рода услуг, многие из которых уже приобрели солидный опыт и репутацию. Среди них можно выделить такие структуры как «Никколо-М» (NicolausMichiavellys») и «Михайлов и партнеры», специализирующиеся на управлении стратегическими коммуникациями; «Кузьменков и партнеры», «Паблисити PR», «PRPGroup» (PublicRelation & PromotionGroup) — создание репутаций; а также консалтинговая группа «Имидж-контакт», пиар-агентства «Тайный Советник», «Старая площадь», «Реноме-престиж», «Спин-гранат» и многие другие. Необходимо отметить, что среди сотрудников этих агентств, специализирующихся в области корпоративной политики, много высококвалифицированных специалистов в различных областях, имеющие звания кандидатов и докторов наук.

Вместе с тем руководители некоторых подобных консалтинговых структур в рамках конференции «Особенности PR для российских производителей» сошлись во мнении, что корпоративный пиар, как отражение корпоративной политики, в России пришел на смену пропаганде и даже стал функцией управления. [20]

Сходное отношение к пиару прослеживается и в работах западных специалистов: «Пиар — управленческая функция по установлению и поддержанию взаимовыгодных отношений между организацией и общественностью, от настроений и мнений которых зависит успех или неудача этой организации». [21]

В связи с этим именно репутационное направление деятельности в формировании корпоративной политики, как собственно корпоративных пиар служб, так и пиар-агентств может сыграть важную роль в повышении прозрачности деятельности, корпораций и повышения доверия к ним со стороны общества и государства.

Роль корпоративных пиар-структур и привлеченных агентств состоит в том, чтобы эффективное проведение корпоративной политики обеспечило положительное восприятие обществом, государством, внутренними и иностранными инвесторами деятельности той ли иной крупной корпорации. Они осуществляют связь между крупными корпорациями и окружающей средой, укрепляя в умах граждан мнение о том, что успехи в достижениях субъектов бизнеса одновременно приносят дивиденды всему обществу, увеличивают возможности корпорации проводить желаемую политику с наименьшими издержками.

Принципиальное отличие корпоративных пиар-структур от привлеченных пиар-агентств состоит в том, что стратегия корпоративным пиар-структур всецело и безоговорочно подчинена общей миссии развития компании, в то время как независимое пиар-агентство имеет право на собственную точку зрения и собственные интересы, которые может отстаивать исходя из собственного понимания коммерческой выгоды и творческой самореализации. Еще одной разновидностью структур, участвующих в формировании корпоративной политики являются корпоративные университеты, которые готовят специалистов для различных корпораций, прививая им в процессе обучения корпоративную культуру, понимание миссии и целей корпорации, которые в свою очередь являются компонентами- корпоративной политики.

Корпоративное направление можно диверсифицировать на направления: экологическое, энергетическое, сельскохозяйственное и др.

В качестве иллюстрации корпоративных структур, участвующих в создании корпоративной экологической политики можно привести пример российской корпорации «Газпром». Экологическая политика Газпрома является системным компонентом в общей стратегии устойчивого развития. На основе экологической политики Газпрома и его дочерние общества и организации приняли собственные обязательства по охране окружающей среды, учитывающие специфику их деятельности. Вопросы обеспечения экологической безопасности и рационального природопользования являются составной частью всех соглашений о сотрудничестве между ОАО «Газпром» и администрациями субъектов Российской Федерации.

Организация работ по реализации экологической политики Газпрома в его дочерних обществах и организациях осуществляется под руководством отдела экологии и специализированных структурных подразделений Администрации компании.

Для вертикально интегрированной компании ОАО «Газпром» вертикальной является и система экологического менеджмента (СЭМ). Она охватывает все звенья компании (производственные подразделения, проектные институты и научно-исследовательские организации). Для обеспечения информационной поддержки принятие решений в компании создается экологическая, информационно-аналитическая система ОАО «Газпром» (ИАС «Экогаз»).

Усилия научно-исследовательских институтов Газпрома и привлекаемых к участию в работах ведущих институтов России сосредоточены на решении ряда приоритетных проблем, перечень которых уточняется ежегодно. Большое внимание уделяется как созданию новых экологичных технологий и технических средств для газовой промышленности, так и поиску решений, способствующих повышению эффективности природоохранных работ. Так в частности, в 2004 г. ООО «Эколого-аналитический центр газовой промышленности» удостоен специального диплома Российской академии естественных наук за вклад в сохранение природной среды России по итогам работ 2000–2003 гг.

Рассмотрев институционализацию российских корпоративных структур, перейдем непосредственно к их воздействию на российскую политику. В предыдущих разделах мы установили, что государство при разработке своей политики взаимодействует с устойчивыми партнерами. Среди этих партнеров наиболее крупные российские бизнес-копорации. При формировании и реализации современной энергетической политики российское государство взаимодействует с корпорациями топливно-энергетического комплекса (ТЭК). Это взаимодействие носит активный характер и по ходу своего исследования мы проиллюстрируем этот тезис конкретными примерами. Для нашего исследования представляется важным определить степень воздействия российских корпоративных структур на политику государства, показать это воздействие в историко-политологическом аспекте. [22]

Специалисты выделяют пять этапов развития (ФПГ) взаимоотношений государства и бизнеса в России:

1. I этап (1990–1996) — определяющая роль государства, бизнес только набирает силу;
2. II этап (1996–1998) — доминирование крупного бизнеса, олигархический капитализм;
3. IIIэтап (1998–2000) — кризис олигархической модели, неолигархические правительства Кириенко и Примакова;
4. IVэтап (2000–2003) — компромисс между властью и олигархией или крупным бизнесом. Олигархи вытесняются государством из сферы массмедиа, но при этом сохраняют влияние в экономической жизни России;
5. Vэтап (2003 — настоящее времени) — государственный» капитализм, доминирование государства — установление политического контроля над бизнесом под угрозой отъема собственности и лишения свободы (пример ЮКОСа) однако без национализации частного сектора».

Значимую лепту в становление ФПГ во многом внесло правительство РФ. Причем его деятельность на протяжении всей первой половины 90-х голов осуществлялась, под одновременном воздействии двух противоборствующих направлений, монополистическим и либеральным.

Их противоборство объективно способствовало дифференциации российской бизнес-элиты по групповому признаку, с дальнейшей консолидацией формирующихся ФПГ вокруг двух основных центров влияния — государственного, в котором доминировали естественные монополии и, условно, частного, сохранившего, однако, связь с определенной частью государственных структур.

В целом, вопрос о политическом влиянии крупного бизнеса и о путях его взаимодействия с властью возник как следствие постепенного накопления ведущими коммерческими структурами необходимых ресурсов для экспансии в промышленность, и другие сферы экономики. [23]

Схематически этот процесс можно разделить на две основные фазы. На ранней стадии, в самом начале 90-х годов, бизнес в России действовал как бы на двух уровнях — официальном, представленном государственными структурами, создавшими на своей базе крупные компании (классический пример — тот же «Газпром») и неформальном выраставшем снизу, из стихийной и постепенно организующейся самодеятельности населения. [24]

Определенное время два этих уровня не соприкасались, существуя как бы в разных плоскостях. Но, по мере углубления экономического спада в «реальном» секторе, стало очевидным растущее количество соприкосновений. В итоге к середине 90-х годов эти процессы перешли в следующую фазу, в ходе которой слились воедино, сформировав мощную, долговременную тенденцию. [25]

Первоначально сближение государства и капитала в России проходило по линии установления привилегированных связей с наиболее крупными бизнес-структурами, способными взять на себя функцию агентов государства или даже собственно государственные функции, которые в тот период были ему не под силу. Основными вехами этого процесса стали формирование института уполномоченных банков, акционирование ОРТ 1994 г. (тогда пресса впервые заговорила о «большой восьмерке» — по числу акционеров) и активные залоговые аукционы 1995 г.

Такого рода связи обычно дополнялись патронажем со стороны конкретных чиновников достаточно высокого ранга. ФПГ, ставшие объектами бюрократического патронажа, часто переживали периоды бурного роста. (Подобные периоды имелись, например, в истории Альфа-Банка, Национального резервного банка, ОНЭКСИМ банка).

Символом такого патронажа для СМИ и общественного сознания в 1994–96 гг. был бывший первый заместитель министра финансов А. Вавилов. Другой знаковой фигурой такого рода летом-осенью 1997 г. стал тогдашний руководитель Госкомимущества А. Кох. Реже и глуше говорилось об управляющем делами президента П. Бородине, покровительствующем ряду банков и компаний.

Однако долгое время обстановка для личной унии бизнеса и власти в структурах федеральной исполнительной власти продолжала оставаться неблагоприятной. Для отношения политической элиты к руководителям

Первый из уровней с самого начала реформ был захвачен и «приватизирован» бывшей и действующей госпартноменклатурой. Второй был образован наиболее деятельной и активной частью общества, вовремя осознавшей открывающиеся перед ней возможности.

Крупнейших финансовых, банковских и коммерческих структур было характерно социальное отчуждение и политическое недоверие. В частности, стремление главы группы Менатеп М. Ходорковского и руководителя «Интерпрома» М. Юрьева с начала 90-х гг. занять министерские посты не увенчалось успехом. Правда, ряд высокопоставленных российских государственных чиновников (например, О. Давыдов, С. Дубинин, Т. Парамонова) имели в своем послужном списке работу в предпринимательских структурах, однако скорее всего они просто пережидали там временное отлучение от госслужбы.

Первым знаком, свидетельствующим о начале изменения ситуации, стало появление в начале 1996 г. на должности первого вице-премьера президента АО АвтоВАЗ В. Каданникова — с одной стороны, еще «красного директора», а с другой, уже бизнесмена, обеспечившего по крайней мере выживание своего завода в условиях рынка. [26]

В начале-середине 90-х модель для федерального уровня взаимоотношения ФПГ и власти была характерна модель «захвата государства». Здесь наблюдалась острая конкуренция за влияние на центры принятия решений и лоббирование конкретных решений в интересах тех или иных конкретных бизнес-групп. Число таких центров было объективно ограничено (Госкомимущество, Центральный банк, Министерство финансов, Министерство внешнеэкономических связей, Администрация Президента и некоторые другие структуры). Их решения могли обеспечить конкретной компании миллионы и десятки миллионов долларов дополнительной прибыли (одновременно нанося ущерб бюджету в десятки и сотни миллионов долларов). И в результате эффективность бизнеса в целом ряде секторов: финансы и банки, экспортные операции, тяжелая промышленность — в большой степени зависела от решений федеральных органов власти.

Результатами реализации модели «захвата государства» стали, с одной стороны, постоянная борьба за источники ренты между ведущими ФПГ и связанными с ними группировками в госаппарате вела к систематическому расшатыванию равновесия на федеральном уровне и, в конечном счете, породила острейший бюджетный кризис, кульминацией которого стали резкая девальвация рубля и дефолт в августе 1998 года. С другой стороны во многом благодаря этой модели в короткие сроки стало возможным формирование на национальном уровне крупных интегрированных бизнес-групп, способных реально конкурировать на глобальном рынке. [27]

В определенные периоды бизнес-элита проникала во власть настолько глубоко, что становилась ее стратегической группой. И тогда, кроме возможности лоббировать свои интересы, финансируя деятельность политиков, спонсируя политические проекты, бизнес-элита бралась за решение принципиальных вопросов жизни общества — вплоть до определения дальнейшего пути развития.

Если в 1987 г. появление бизнес-элиты связано с «комсомольской экономикой», то попытки бизнесменов участвовать в политическом процессе становятся отчетливо заметны лишь два года спустя, когда начали создаваться первые бизнес-ассоциации. Процесс институционализации политического влияния бизнеса сразу был разделен: независимо друг от друга создавались как ассоциации стихийных бизнесменов, так и ассоциации, представляющие интересы номенклатурного бизнеса. Параллельно с этим начался процесс организации политических и лоббистских структур, выражающих интересы бизнеса, контролируемого государством.

Историко-политологический срез изменения такого влияния выглядит следующим образом.

На выборах в Федеральное Собрание 1993 г., ни одно из существующих предпринимательских объединений не могло привлечь сколь бы то ни было значимое количество голосов избирателей. В Думу 1993 г. попали лишь те предприниматели, которые находились в «тени» известных политических фигур: представители Ассоциации приватизируемых и частных предприятий — по списку «Выбора России», Е. Гайдара, активисты движения «Предприниматели за новую Россию», — по списку Партии российского единства и согласия С. Шахрая. [28]

Основными спонсорами избирательной кампании 1993 г. стали группа «Мост», концерны «Олби», «Микродин», «Гермес», «Нипек»; банки «Национальный кредит», Инкомбанк, «Мепатеп», «Столичный», АО «Внешэкономкооперация». Но, несмотря на активные усилия со стороны уполномоченных предпринимателей и политиков, курирующих развитие бизнеса, вплоть до залоговых аукционов 1995 г. политическое влияние частного сектора экономики все еще оставалось слабым, а структуры, созданные для этой цели, малоэффективными. Только после 1995 г. страна начинает ощущать наступление бизнеса на власть. Этот процесс имел меньше противодействия в регионах, где обозначилась тенденция увеличения доли хозяйственников в легислатурах.

Только после 1993 г. частный капитал занялся промышленностью, скупая сначала «наобум», а потом все более осмысленно предприятия того профиля, которые казались наиболее рентабельными. Начался процесс создания финансово-промышленных групп. До залоговых аукционов бизнес-элита была группой финансистов, которая имела огромные связи в истеблишменте и была влиятельна в политическом смысле. Однако ее роль в российской экономике не была существенной.

После проведения залоговых аукционов в 1995–1996 гг. наступает такой этап в становлении российской бизнес элиты, который позволяет говорить о наличии олигархии. Государство и ФПГ сотрудничают настолько тесно, что подчас трудно отличить чиновника, курирующего бизнес, от предпринимателя. Благодаря залоговым аукционам наиболее перспективные отрасли экономики попали под контроль небольшой группы лиц, которым российская власть позволила этот контроль. Таким образом образовались крупнейшие российские компании в топливно-энергетическом секторе экономики, оказывающие влияние на состояние энергетической политики России. [29]

Демократия представлялась крупным предпринимателям России прямой опасностью, так как проповедовала равные возможности для всех и, следовательно, отмену привилегий. Поэтому крупные бизнесмены того времени стремились к ограничению демократии в политике, не понимая, что авторитарное государство представляет для них еще большую опасность.

Политическое лоббирование финансовых магнатов 90-х годов шло в направлении отказа от выборов как от основного политического механизма, к удлинению сроков полномочий выборных органов и, наконец, к превращению демократии в декорацию. Только к выборам 1995 г. ФПГ подошли достаточно готовыми к тому, чтобы оказывать заметное влияние на их исход. Главной приметой времени стало не только образование мощных холдингов, за которыми стоял уполномоченный капитал, но и финансирование этими холдингами избирательных объединений.

Доминирующую группу предпринимателей уже тогда начали называть «олигархией», имея в виду не столько сращивание власти и крупного бизнеса, сколько конкретную группу из 15–17 человек, получивших широкую известность благодаря успехам на залоговых аукционах, а также близости к властям. Именно в 1995 г. некоторые из этих бизнесменов впервые вошли в рейтинг 100 наиболее влиятельных политиков России, ежемесячно публикуемых «Независимой газетой».

После думских выборов 1995 г. власть убедилась в том, что финансовая помощь «олигархов» будет необходима на предстоящих в 1996 г. президентских выборах. Во взаимоотношениях государства с верхушкой бизнеса наступил новый этап. Из привилегированной группы давления, находящейся в непосредственной близости от власти и способной влиять на принимаемые решения, она трансформировалась в особую подгруппу на границе экономической и политической элиты. В то же время в эту новую систему прямых взаимоотношений с исполнительной властью оказалась вовлечена не вся система деловых сообществ и даже не какая-то их часть, а только ведущие банкиры и финансисты.

Во многом это произошло, потому что консолидация новой экономической элиты намного опередила динамику самоорганизации групповых интересов бизнеса по отраслям и секторам. В результате наиболее значимая часть взаимоотношений бизнеса с государством переместилась в узкое социальное пространство, свободное от институциональных ограничений. Центральное место в нем заняли неформальные связи на высшем уровне. Связь бизнеса с властью превратилась в личную унию. «Сверхэлита», опередившая остальную часть делового сообщества в установлении связей с государством, превратилась в «олигархию» или, по крайней мере, стала так восприниматься. Утвердился «олигархический» тип согласования интересов. Небольшая группа бизнесменов и директоров получила прямые выходы в сердцевину политической системы. Эта верхушка консолидированной экономической элиты ориентирована на «индивидуалистические» стратегии. Фактически она не нуждается ни в корпоративных формах самоорганизации, ни в создании «партии интересов». Власть, к которой она получила постоянный доступ, становится для нее и «партией», и «корпорацией». Ей нужна стабильность — возможность сохранить свои привилегированные позиции в системе власти, и как способ недопущения новых экономических потрясений и политических катастроф.

Стремясь вырваться из политической изоляции и обеспечить доступ в государственные структуры, различные ФПГ, в том числе и ТЭКа, вступают в альянс с политическими силами за пределами «партии власти», включая политическую оппозицию вне зависимости от ее окраски. Все это не позволяет считать олигархию оптимальной моделью координации интересов в условиях политической демократии. Тенденция к превращению олигархических связей между бизнесом и властью из временного в постоянный тип отношений стала потенциальным источником политической напряженности и неустойчивости.

В 1996–1997 гг. сложилась система отношений, при которой корпоративный финансовый капитал, будучи уже в основном частнокапиталистическим, стал играть роль важнейшего звена политической власти. Это был уже не только и не столько лоббизм, но прямое участие во власти. Однако это не было приобщением к политической власти всего крупного корпоративного капитала, но лишь его финансовой составляющей. Что же до корпораций, основывающихся на предприятиях реального сектора, т. е., прежде всего, на промышленном производстве, то даже такие его влиятельные игроки, как «Газпром» и «ЛУКОЙЛ» по существу не были допущены к системе принятия реальных государственных решений. [30]

Распад «большой олигархии» в конце 90-х гг. и начало острого противоборства между «малыми олигархиями» поставил в повестку дня вопрос о перестройке взаимоотношений исполнительной власти с ведущими бизнес-структурами. Был выдвинут лозунг об «отделении государства от капитала». В качестве инструмента реализации этого лозунга были подтверждены переход к новым универсальным правилам игры на приватизационных аукционах и курс на изъятие бюджетных средств у коммерческих банков. [31]

По сути, это начало поворота от плюралистических отношений к корпоративистским.

Августовский кризис 1998 г. существенно изменил как саму бизнес элиту, так и характер ее влияния в обществе. Кризис прервал победное шествие по стране олигархов. С приходом В. Путина была объявлена политика «равного удаления», которая предполагала, что больше не будет бизнесменов — фаворитов при кремлевских кабинетах.

Если с 1995 по 1998 г. происходило неуклонное повышение роли крупных бизнесменов в политике, то с августа 1998 началось обратное движение. Я. Паппэ так определяет ситуацию: «До 1998 г. происходил относительный рост ресурсов всех ведущих экономических группировок по сравнению с ресурсами, находящимися в распоряжении властных структур. С начала 1998 г. начался обратный процесс. Однако если в первой половине года он шел медленно, то после 17 августа резко ускорился». [32]

В ходе региональной избирательной кампании 1997–1998 гг. тенденция усиления роли ФПГ проявилась еще более отчетливо. Местный бизнес привлек к выборам профессиональных политтехнологов и имиджмейкеров. Размеры финансовых ресурсов, затраченных на агитацию и пропаганду в центральных и местных СМИ, многократно выросли. Итогом этой работы стало то, что представители директорского корпуса, промышленной и финансовой элиты получили большинство во многих региональных парламентах. Избрание в региональные органы законодательной власти представителей финансово-промышленной элиты свидетельствовало о процессе слияния капитала и власти в России.

К 2000 г. силы региональных олигархов настолько окрепли, что они начали экономическую экспансию в соседние регионы. Появились олигархи, влияние которых базируется на межрегиональных горизонтальных связях.

Провозглашенный президентом В. Путиным принцип «равного деления» различных бизнес-структур от власти внес в их поведение достаточно серьезные коррективы. Со второй половины 2000 года просматривается активизация ФПГ, прежде всего, крупных, на большинстве ключевых направлений деятельности. Причин тому было несколько. Во-первых, это формирование властной вертикали взамен существовавшей при Ельцине системы «сдержек и противовесов». По мнению политолога А Зудина, если раньше положение в экономической элите определялось финансовым весом и автономными политическими ресурсами, теперь ключевым является место бизнес-лидера в «иерархически построенной и институциально закрепленной системе отношений с государством. В рамках сложившейся иерархии происходит отказ от «политической торговли» с властью на активное политическое участие, гарантирующее поддержание нормальных рабочих отношений и соблюдение бизнес-интересов».

Вторая тенденция тесно связана с первой — активное продвижение ФПГ в регионы. К третьей тенденции можно отнести активное включение в состав советов директоров ряда ведущих ФПГ ряда иностранных партнеров.

Если рассматривать проблему политического участия ФПГ через призму процессов в экономической сфере, то можно выделить еще одну, принципиально важную тенденцию, связанную с созданием и укоренением вертикально интегрированных компаний (ВИК), объединяющих в рамках единого управленческого и производственного процесса три составляющих — добычу сырья, его переработку, а также сбыт конечной продукции. Активное формирование ВИК является признаком трансформации прежних ФПГ в своеобразные «олигополии» — продукт соединения финансово-промышленного, а также политического и властного потенциала. [33, 34]

После кризиса 1998 года в отношениях с крупным бизнесом наблюдался уход от прямых неформальных контактов с крупнейшими предпринимателями (что было типично для середины 1990-х) путем декларирования принципа «равноудаленности». Прослеживается тенденция к выстраиванию системы «коллективного представительства» интересов разных слоев бизнеса (это весьма четко прослеживаемая тенденция перехода от плюралистических к корпоративистским отношениям).

Крупный бизнес также сохранил некоторые иные рычаги влияния на политические решения — прежде всего благодаря присутствию людей из бизнеса в государственном аппарате и в законодательных органах власти. Эти рычаги, однако, использовались уже не столько для прямого лоббирования интересов отдельных компаний, сколько для влияния на формирование общих правил игры (налоговое и трудовое законодательство, условия вступления в ВТО и т. д.).

В целом в течение 2000–2002 годов можно было констатировать поддержание относительною баланса сил во взаимоотношениях государства и бизнеса при постепенном укреплении позиций федеральных властей.

При президенте Путине взаимоотношения ФПГ и государства успели пройти путь между крайними позициями политического маятника. От ситуации «приватизации государства» в 1998–1999 годах, когда деятельность федерального правительства и региональных властей в значительной мере контролировалась «олигархическим» капиталом, страна перешла к ситуации 2003–2004 годов, когда власть однозначно стала доминировать над крупным бизнесом.

Выстраиваемая властью общественно-политическая конструкция, которую многие исследователи характеризовали как «корпоративный капитализм» [35], изначально отличалась внутренней неустойчивостью. Причиной этого, были радикальные различия в менталитете представителей крупного бизнеса и новых представителей власти, их, в частности, создания и благословлений групп представительства, как то: среднего и крупного «неолигархического» капитала; малого и среднего бизнеса. Тем не менее, все же явный приоритет в этой иерархии был отдан верхнему, «олигархическому», уровню, что нашло свое выражение в появлении института регулярных встреч Путина с членами бюро правления РСПП глубокое взаимное недоверие и обоюдная неготовность к поиску компромиссов. [36]

Одновременно бизнес старался обезопасить себя и свою собственность, создавая суперкомпании, способные уравновешивать консолидированные ведомства с точки зрения влияния на экономику, в том числе через повышение капитализации этих компаний и продажу крупных пакетов в них известным иностранным инвесторам. При этом неявная договоренность о «сохранении собственности в обмен на невмешательство в политику» неизбежно становилась все более условной по мере того, как политика начинала впрямую затрагивать интересы бизнеса.

Вообще взаимоотношения ФПГ и власти при В. Путине чаще всего описываются при помощи двух утверждений. Первое утверждение: в первый период правления В. Путина элита бизнеса утратила политическое влияние в федеральном центре. Второе: препятствия, возникшие в федеральном центре с приходом к власти В. Путина, бизнес-элита попыталась компенсировать при помощи «похода в регионы». В то же время при В. Путине в федеральном центре возникли не только новые ограничения, но и новые возможности для влияния ФПГ на политику. К числу таких новых возможностей следует отнести расширение каналов политическою влияния бизнеса через Государственную думу, Совет Федерации, институты корпоративного представительства и «режим консультаций».

Вообще в эволюции взаимоотношений государства и бизнеса в России прослеживается определенная закономерность, в соответствии с которой «периоды сближения» участников взаимодействия чередуются с периодами «взаимоудаления». Период неформального тесного сотрудничества 1990–91 гг. уступил место «стратегии сдерживания» в 1992–94 гг. Частичное ослабление последней с 1995 г. постепенно перевело. [37]

В ближайшем окружении Путина с самого начала были люди, настроенные на то, чтобы начать строительство капитализма в России с «чистого листа» и для этого максимально оттеснить бизнес от принятия политических решений. При этом на идеологическом поле происходило сознательное разыгрывание перераспределительных настроений (группа «Народный депутат» в думе 1999–2003 годов; блок «Родина» как проект, поддержанный Кремлем на выборах 2003 года; активность «Совета по национальной стратегии» во главе с И. Дискиным и С. Белковским и т. д.) взаимоотношения в фазу «сращивания». Своеобразным апофеозом «сращивания» после президентских выборов 1996 г. стал приход ведущих представителей элиты российского бизнеса на командные позиции в структуре исполнительной власти. За этим последовало новое «восстановление дистанции» под лозунгом «разрыва связей» с лета-осени 1997 г. В целом, если лето 1996 года можно считать высшей точкой господства «олигархов» в рамках их взаимоотношений с властью, то к лету 2004 года политический маятник достиг другой крайней точки, когда власть стала абсолютно доминировать над бизнесом. Можно говорить о наличии определенных циклов, которым подчиняются взаимоотношения государства с бизнесом. Каждый раз точка поворота и амплитуда колебаний определялась государством. [38]

Завершая раздел, отметим, что с приходом к руководству Российской Федерацией Президента В. Путина, сложился новый тип отношений ФПГ с государством. Власть более не стремится патронировать отдельные структуры, выстраивая своеобразную систему «сдержек и противовесов», а предлагает единые общие и понятные для всех правила игры, переводя этот процесс в плоскость давно ожидавшихся законодательных и нормативно-правовых решений. Главные среди них — налоговая реформа, введение в действие нового Земельного, Бюджетного и Трудового кодексов и т. д. [39]

Провозглашенный главой государства принцип «равного удаления» предпринимателей от власти способствует формированию более цивилизованных отношений и в самом бизнес-сообществе. Примером этому в частности, служит создание ряда влиятельных предпринимательских объединений неполитического характера, призванных представлять коллективные интересы их организаторов во взаимоотношениях с властью и обществом. Наиболее известные из них -Российский союз промышленников и предпринимателей (РСПП), движение «Деловая Россия», Ассоциация российских банков (АРБ), а также ряд организаций регионального и межрегионального уровней.

Литература:

1. Перегудов С. П., Лапина Н. Ю., Семененко И. С. Группы интересов и российское государство. М. 1999. с. 123–131.
2. Перегудов С. П. Корпорация, общество, государство: эволюция отношений. М. 2003. с. 93–94.
3. Реформа корпоративного управления продолжает изменения, которые сегодня происходят в стране. http://wwv.nccg.ru/site.xp/052057124053057124.html
4. Плуцер-Сарно А. Корпоративное управление объединит бизнес и власть // «Корпоративное управление». 2005 № 2.
5. Ведомости. 2002. 26 июня.
6. Перегудов С. П. Корпорация, общество, государство: эволюция отношений. М. 2003. с. 98–101.
7. Зудин А. Неокорпоративизм в России. (Государство и бизнес при Владимире Путине) // ProetContra. 2001. Т. 6. № 4; Перегудов С. П. Корпорация, общество, государство: эволюция отношений. М. 2003.
8. Василенко А. Б. ПИАР крупных российских корпораций. – 2-е изд. М. 2002. с. 7.
9. Долголаптев А., Рубанов В. Самовыражение вместо подражания Национальная научно-промышленная политика России XXI века // Независимая Газета. 1999. 1 сент.
10. Перегудов С. П. Корпорация, общество, государство: Эволюция отношений. М. 2003. с. 190.
11. Василенко А. Б. ПИАР крупных российских корпораций. – 2-е изд. М. 2002. с. 75–76.
12. Паппэ Я., Дементьев В., Макаренко Б., Зудин А. и др. Финансово-промышленные группы и конгломераты в экономике и политике современной России. М. 1997.
13. Крыштановская О. Анатомия российской элиты. М. 2005. с. 328–329;
14. Паппэ Я., Дементьев В., Макаренко Б., Зудин А. и др. Финансово-промышленные группы и конгломераты в экономике и политике современной России. М. 1997.
15. Гончаров А. СУАЛ: корпоративная политика как инструмент создания транснациональной корпорации // Советник. 2003. № 5.
16. Наумов С. Секреты коммуникативных технологий//Управление компанией. 2006. № 4.
17. Тарашвили Е. Планы разные нужны. Планы разные важны // Управление компанией. 2006. № 4.
18. Ткаченко И. Н. Актуальные проблемы корпоративного управления в промышленных корпорациях Уральского региона — http://icge.usue.ru/publ4.htm.
19. Перегудов С. П. Корпорация, общество, государство: Эволюция отношений. М. 2003. с. 224–225.
20. Общая газета. 2002. 14 марта; Ведомости. 2002. 22 марта.
21. Катлип С. М., Сентер А. Х., Брум Г. М. Паблик релейшинз. Теория и практика. – 8-е изд. М.2000. с. 25.
22. Экологический отчет ОАО «Газпром» за 2003 год. http://www.gazprom.ru/articles/articlel5262.shtml.
23. Ясин Е. Приживется ли демократия в России. М. 2005 с. 185–186.
24. Дзиабаева Г. С.Российские бизнес-корпорации в формировании и реализации государственной энергетической политики// диссертация на соискание ученой степени кандидата политических наук / Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации. Москва, 2009.
25. Кондрачук В. В. Финансово-промышленные группы: бизнес и политика. М. 2002.
26. Финансово-промышленные группы и конгломераты в экономике и политике современной России // Под. ред. Я. Ш. Паппэ. М. 1997. С. 230–231.
27. Паппэ Я. Ш. Российский крупный бизнес как экономический феномен: особенности становления и современного этапа развития // Проблемы прогнозирования. 2002. № 1–2.
28. Красильников Е. Политическое представительство бизнеса // Век XX и мир. 1994. № 4
29. Независимая Газета. 1994. 13 апр.
30. Перегудов С. П. Корпорация, общество, государство: эволюция отношений. М. 2003. с. 65–67.
31. Финансово-промышленные группы и конгломераты в экономике и политике современной России. //Под. ред. Я. Ш. Паппэ. М. 1997. с. 239–242.
32. Паппэ Я. Ш. «Олигархи». Экономическая хроника 1992–2000. М. 2000. с. 46.
33. Сегодня. 2001. 15 марта.
34. Кондрачук В. В. Финансово-промышленные группы: бизнес и политика. М. 2002. с. 15–18.
35. Зудин А. Неокорпоративизм в России. (Государство и бизнес при Владимире Путине) // ProetContra. 2001. № 4.
36. Дзиабаева Г. С. Российские бизнес-корпорации в формировании и реализации государственной энергетической политики//автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук / Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации. Москва, 2009.
37. Дзиабаева Г. С., Амадаев А. А., Келарев В. В. Государственная политика в глобализирующемся обществе//Современные тенденции в государственном управлении, экономике, политике, праве. Сборник докладов международной научно-практической конференции молодых ученых, аспирантов и студентов. Южно-Российский институт-филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. 2013. с. 10–13.
38. Дзиабаева Г. С. Россия в глобализирующемся мире: особенности энергетической политики// Среднерусский вестник общественных наук. 2008.№ 1. с. 99–104.
39. Дзиабаева Г. С.Компоненты и технологии энергетической политики современной России // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2008.№ 2. с. 137–148.