Пути творческого замысла писателя подчас необъяснимы. Ключ к ответу о том, что побуждает писателя обратиться к тем или иным темам, всегда интересовал исследователей. Наша позиция — изучение лирики через эпистолярную прозу представляет наибольший интерес для современного литературоведения. Материалом нашего анализа служат письма и лирические стихотворения, воспроизводящие одинаковые ситуации.
В ноябре 1824 г. Пушкин пишет из Михайловского в Петербург брату Льву: «Я тружусь во славу Корана» [1, c.19]. К этому времени русская образованная часть общества была увлечена интересом к Востоку. Навеянные южными впечатлениями повесть «Кавказский пленник», поэма «Бахчисарайский фонтан», стихи «Демон», «Свободы сеятель пустынный» причисляют Пушкина к числу откликнувшихся на восточную тему. Однако некоторые исследователи считают, что обращение к Корану было все-таки неожиданным. Другие же, напротив, доказывают, что оно было неизбежным. Собственных объяснений Пушкина, что побудило его обратиться к священной книге Востока, нет. И все же ответ есть: он в самом содержании «Подражаний». Но их смысл трактуется по-разному.
Пушкин писал «Подражания Корану» в Тригорском, и посвящены они П. А. Осиповой. Пушкин мусульманскую культуру наблюдал на юге России. Коран он читал во французском переводе Савари в Одессе. Этого оказалось достаточно, чтобы схватить и передать дух иноверного религиозного послания. Трудно сказать, кто больше пленил Пушкина в Магомете — религиозный вождь или вдохновенный поэт?
Вот как Анненков трактует «Подражания»: «Алькоран служил Пушкину знаменем, под которым он проводил собственное религиозное чувство. Пушкин употребил в дело символику и религиозный пафос Востока, отвечавший мыслям и чувствам, которые были в душе самого поэта, тем, еще не тронутым, религиозным струнам его сердца и поэзии, которые могли свободно и безбоязненно прозвучать под прикрытием смутного имени Магомета. Это видно даже по своеобразным прибавкам, которые в этих стихах, весьма своеобразных стихах, нисколько не вызваны подлинником» [2, c.34].
Это замечание весьма любопытно. В это время Пушкин находился в Михайловской ссылке, отношения с семьей были тяжелые. Постоянные ссоры с отцом, разлука с друзьями — все это заставляло поэта прятаться в Тригорском. Именно это и явилось, на наш взгляд, причиной посвящения данного цикла П. А. Осиповой. В «Подражаниях» мы находим взросление Пушкина, его духовные и нравственные переживания, которые вылились в стихи.
Другим видным пушкинистом Б. Томашевским доказывается, что пушкинские «Подражания Корану» следуют хорошо разработанной в русской поэтической поэзии традиции переложений псалмов — «духовных од» [3. c.67]. Этому предположению можно найти конкретные доказательства. Во-первых, Пушкин был знаком не только с переводом Савари, но и с переводом М. А. Веревкина, который использовал церковнославянский стиль. Это предопределило восприятие Пушкиным Корана как книги, стилистически близкой пророческим книгам Ветхого Завета. Во-вторых, жанр духовных од весьма разноплановый жанр. Это соединение и религиозных размышлений, и лирических настроений, и, наконец, гражданской тематики. Вспомним и то, что в эпоху декабристской лирики в разработке темы гражданской свободы поэты из разных соображений обращались и к восточному стилю.
Таким образом, можно сделать вывод, что по определению Б. В. Томашевского: «Для Пушкина «Подражания» были только предлогом для разработки собственных лирических тем. Их подражательность помогала тому, что привычные метафоры приобретали обновленный характер и особую колоритность благодаря восточному стилю». Эту точку зрения подтверждает и Н. В. Фридман: «Автобиографичность произведения Пушкина проясняется присутствующим образом пророка» [5, c.44]. Он относит их к героической лирике поэта, воплотившей резкие, волевые черты индивидуальности поэта <…> Пушкин имел неоспоримое право ассоциировать себя с образом пророка.
Помимо собственного исследовательских точек зрения на проблему обращения автора к восточной теме существует и художественный подход. Известный уже несколько десятилетий роман Новикова «Пушкин в изгнании» дает такой ответ на эту теоретическую проблему. Узнав о казни друзей-декабристов и неудавшемся восстании 1825 г., Пушкин пишет свои «Подражания Корану», а позже стихотворение «Пророк». Это, по определению автора, был своеобразный протест против царя и верность делу декабристов через поэтическое слово. Так в этом цикле соединяются личные переживания поэта о потере друзей и четкая гражданская позиция.
Далее при изучении творческой истории цикла «Подражания Корану» следует обратиться к собственно истории создания этого произведения. В творческой истории цикла следует выделить три основных этапа, чему способствуют пушкинские письма.
Первым по времени создания было несомненно стихотворение «Смутясь, нахмурился пророк…», черновик которого занимает целую страницу листа 18 оборота второй масонской тетради. По крайней мере, три признака указывают на то, что это первый приступ Пушкина к переложению Корана. Во-первых, не сразу установился стихотворный размер цикла; вначале испытывался четырехстопный хорей:
Слаб и робок человек
Снег умом — и все тревожит
Во-вторых, это стихотворение наиболее полно от начала до конца отражает содержание избранной поэтом суры; и наконец, перебеляя это стихотворение в третьей кишеневской тетради, Пушкин дает точное указание на источник «Подражания Корану». Второе стихотворение, традиционно относимое к первомуэтапу работы над циклом, «О, жены чистые пророка».
Далее Пушкин чуть ниже на листе 20 пишет черновик, а затем беловик стихотворения «С тобою древле, о всесильный…». В том же порядке обозначенные соответственно цифрами 1,2,3, под общим заглавием «Подражания Корану» эти стихотворения были переписаны в третью кишиневскую тетрадь.
Это стало итогом первоначальной работы поэта над циклом, включавшим в то время всего три стихотворения, хронология создания которых определяется поставленной Пушкиным датой: 2 октября 1824г.
Характерно, что первоначальное содержание цикла, включающего в себя три стихотворения, темы которых органически переходят из одного в другое, пока что лишено мусульманского колорита. На первом этапе работы над циклом Пушкин увлекся мотивами столь же мусульманского, сколь и библейского свойства. Именно к этим, генетически первым трем пушкинским «Подражаниям» наиболее применима характеристика Б. В. Томашевского духовных од. Вернувшись в конце октября к мотивам первых «Подражаний», Пушкин по инерции романтического этапа своего творчества на первых порах совершенно отступает от духа Корана, перерабатывая его мотивы в привычном элегическом ключе.
К этому этапу работы над «Подражаниями» относятся стихотворения:
«И путник усталый на бога роптал…», «Недаром вы приснились мне…».
Хронологически этот период определяется концом октября — началом ноября 1824 г. Именно к ним относится замечание Пушкина в письме к брату (1–10 ноября 1824г.): «Я тружусь во славу Корана и написал еще кое-что …» [1, c.20]. После этого в творчестве истории цикла снова наступает пауза. Отчасти от «Подражаний Корану» Пушкина отвлекает работа над «Борисом Годуновым» и четвертой главой «Евгения Онегина». Однако существовала, по-видимому, и внутренняя причина остановки работы над циклом. Он не давался поэту. Стихотворение «Блаженны падшие в сражении…» резко противоречило содержательному настроению трех ранних «Подражаний». Еще далее отстояли от них элегические резинъяции, отдаленно воспроизводившие мотивы Корана, а также эпические, наставнические стихотворения-притчи, приобретавшие вполне самостоятельное значение.
Третий этап работы над циклом открылся наброском на нижнем свободном листе 68 стихотворения «В пещере тайной в день гоненья…». Далее Пушкин переделывает стихотворение «И путник усталый на бога роптал …», «С тобою древле, о всесильный…».
В минуты вдохновенья он набрасывает на левом узком поле листа сразу, без помарок короткие нерифмованные строки стихотворений «Восстань, боязливый…» и «Торгуя совестью пред бледной нищетою…». Черновик наброска первого в цикле стихотворения до нас не дошел: он был написан на отдельном листе, так как требовал отдельной обработки. В рабочей тетради на свободном нижнем поле листа 13 записывается беловая редакция стихотворения «Клянусь четой и нечетой…».
Следует отметить, что последний этап работы над циклом был овеян восприятием Пушкина переводов Савари, Веревкина и примечаний к «Житию Магомета», что обусловливает некоторую агиографичность последних стихотворений. В период работы над циклом Пушкин сопоставлял свою судьбу с судьбой гонимого пророка, об этом свидетельствует, например, шутливая фраза в письме к Вяземскому от 29 ноября 1824 г.:
«между тем принужден был бежать из Мекки в Медину, мой Коран пошел по рукам и доныне правоверные ожидают его» [1, c.21].
Мы не можем точно обозначить хронологические границы последнего этапа работы Пушкина над «Подражаниями». Несомненно, только то, что окончательное его оформление закончилось до 15 марта 1824 г., когда поэт отправил в Петербург рукопись сборника своих стихотворений. В вышедших из печати в самом конце 1825 г. «Стихотворениях Александра Пушкина» цикл «Подражания Корану» помечен 1824 г.
Другим интересным примером творческой истории, на наш взгляд, является стихотворение «К***».
Письмо и стихотворение, посвященные А. П. Керн, были написаны в 1825 г в Михайловской ссылке. Примечателен тот факт, что событие, описываемое в стихотворении и в письме, одно и то же — встреча. Центральным, безусловно, является образ А. П. Керн.
А. П. Керн посетила Тригорское имение, находящееся недалеко от места пребывания поэта в ссылке.
Пушкин, окрыленный зародившимся в нем чувстве к Анне Петровне, наделяет образ земной женщины романтическими чертами идеальной возлюбленной.
Ср: в письме 13 августа 1825г из Михайловского в Ригу: «милая, прелесть! Божественная! прекрасная и нежная <…> ваш образ предстает передо мной, такой печальный и сладострастный»
В стихотворении «К***» 1825 г.
«мимолетное виденье
Гений чистой красоты;
Милые черты, голос нежный
Небесные черты»
Налицо повторы в использовании эпитетов, обращений к одной и той же женщине: божественная — гений чистой красоты; милые черты, голос нежный — милая, прелесть, нежная мимолетное виденье — образ печальный и сладострастный.
В письме от 13 августа 1825 г. обратим внимание на пушкинскую фразу: «сейчас ночь, и ваш образ встает передо мной», которая в несколько трансформированной форме встречается и в стихотворении:
Я помню чудное мгновенье
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Приемы создания образа и в письме, и в стихотворении идентичны. Однако следует согласиться с И. Семенко в том, что Пушкин в письмах выступает, прежде всего, как реальный человек, и, следовательно, образы в письмах более реальны: «прелестная, или мерзкая», чем в лирике.
В стихотворении Пушкин выступает как творец в духе романтической поэзии, о чем свидетельствует третья строфа стихотворения:
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние места,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты
Так, образ А. П. Керн явно проступает как в лирике, так и в письмах Пушкин как образ реальной женщины, наделенной чертами идеальной возлюбленной. В создании образа Пушкин использует одни и те же синтаксические обороты, художественные средства и приемы, в основе которых одни и те же чувства, вызванные именно А. П. Керн.
Таким образом, письмо к Л. С. Пушкину дополняет хронологические изыскания литературоведов по созданию «Подражаний Корану», письмо к П. А. Вяземскому подтверждает переход Пушкина от привычного церковнославянского стиля к изысканному восточному слогу, а письмо к А. П. Керн изображает соответствие языковых приемов как в прозе, так и лирике Пушкина.
Литература:
- Пушкин А. С. Письма // pushkin.niv.ru› Письма Пушкина
- Томашевский Б. В. Пушкин.- М., 1929//pushkin.niv.ru›pushkin/bio/tomashevskij
- Фридман Н. В. Проза Батюшкова и Пушкин //www/booksite.ru
- Семенко И. Письма Пушкина // rvb.ru›Пушкин›03articles/09letters.htm
