Изменения уголовно-процессуального законодательства на постсоветском пространстве: вестернизация или модернизация права?



Стремление к демократизации уголовно-процессуальной доктрины, ужесточению в концепции судебной реформы гарантий допустимости доказательств, состязательности процесса, изменению самой модели процесса наряду с фундаментальными тенденциями построения правого государства привели к масштабной рецепции зарубежных уголовно-процессуальных институтов. Как таковая, рецепция — один из наиболее востребованных способов новеллизации права, однако, требующий детального анализа специфики «донорской правовой системы» и системы, воспринимающей реципированный институт. Рецепция может как восполнить проблемы и улучшить качество законодательства, так и остаться чужеродным элементом нарушающий системность и принципы. Начиная с конца 1980-х годов, шёл процесс фундаментального отказа от концепции преимущественного публицистического характера советского права, внедрения институтов частного права на территории всего социалистического государства [5, с.182].

Длительное время республики, входящие в состав СССР, развивались в едином фарватере. Советское уголовно-процессуальное право в 60–70-е года 20 в. совершило значительный рывок в исследовании правой природы, структуры, свойств доказательств. Однако, на постсоветском пространстве актуальность приобрел такой вопрос как состязательная модель уголовного процесса. С 1995 г. (момента окончания серии научных семинаров в Сиракузах) обозначилась ещё одна тенденция уголовно-процессуального права: ускорение за счёт сокращения, также появился институт «сделки с наказанием». Усложнение уголовно-процессуальных отношений привело к появлению множества коллизионных и пробельных моментов, которые породили ряд новых доктрин, в частности, асимметрию доказывания и др. Происходит возрождение таких правовых институтов как суд присяжных, мировая юстиция, следственный судья, апробированных многолетней практикой в России и имеющих богатую практику, в том числе, в современном процессе странах континентальной Европы и Англии.

По мнению зарубежных исследователей, большинство институтов участвовало в циркуляции зарубежных моделей права [1, с.1087]. При создании «фундамента» и «базы» новых национально-правовых систем, к сожалению, учитывалась не столько философско-правовая доктрина и историческое развитие каждого отдельного государства, сколько политические воззрения и представления руководства существующих режимов, а именно — политических и правовых элит о должном «прогрессивном» и «регрессивном» движении права и государства. В достаточной мере не были учтены, наряду с социальными и политическими, также изменения ноосферы (новые концептуальные модели взаимосвязей человека и природы) [7, с.4].

С момента создания независимых государств прошло 27 лет. Сейчас перед многими юристами возникает ряд вопросов: «Удалось ли существующим независимым государствам создать собственные правовые системы? Или до сих пор они представляют лишь разновидность национально-правовой культуры России или копию национально-правовых систем Европы? Возможно ли говорить о чрезмерной рецепции правовых моделей Запада в качестве определяющих?» Для ответа на данные вопросы, авторы данной статьи проводят сравнительно-правовой анализ изменений в области уголовно-процессуального законодательства в отдельных постсоциалистических странах. Для обобщения процессов насильственного (на наш взгляд) внедрения и заимствования правовых институтов постсоветскими государствами в данной статье будет введено понятие «вестернизация» как феномен существующего глобализирующегося мира.

Вестернизация как чрезмерное и неоправданное внедрение в правовую систему принципов и ценностей Западного мира [2] (как Европы, так и США, Канады), при одновременном сокращении собственной правовой и государственной национальной идентичности, подвергается анализу с целью определить критерии допустимости данного процесса, необходимые условию её осуществления, позволяющие новеллизировать национальную систему (в ряде случаев — уничтожить.

Мы можем с большой долей уверенности констатировать, что действующий уголовный процесс сформировался не только на осколках уголовно-процессуального права СССР, его последующее реформирование часто было бессистемным, без учёта мнения отечественных юристов.

Решение вопроса о развитии собственного уголовно-процессуального законодательства проходило в каждой бывшей советской республике по-разному. Уровень развития правовой доктрины, географическое положение, уровень взаимодействия с Россией и странами Запада, международная обстановка — факторы, определяющие критерии решения данного вопроса.

Постсоветские государства условно можно разделить на определенные группы при реформировании прежней уголовно-процессуальной системы. Авторы данной работы в качестве критерия разделения стран на группы используют собственный научный подход, основанный на анализе глубины процессов вестернизации права и противоположному ему процесса сохранения уголовно-процессуальных традиций.

В первую группу можно объединить такие страны, где демонтаж советского уголовно-процессуального права полностью завершился, благодаря перманентно сменяющим друг друга реформам. Принятые новые УПК соответствовали требованиям Совета Европы, ОБСЕ, позициям юристов США и Канады. Однако наряду с отказом от уголовно-процессуальных рудиментов советской эпохи из уголовно-процессуального права были удалены апробированные и доктринально обоснованные процессуальные институты, составлявшие основу системности уголовного процесса (принцип достижения объективной истины, чёткие критерии допустимости доказательства, соотносимые с национально-правовой системы и др.). Наиболее проблемна (по последствиям) рецепция институтов стран семьи общего права, поскольку само понимание глубины элементов системы доказывания розниться с континентально-правовой идеологией. К странам, где уголовный процесс претерпел максимальную вестернизацию, можно отнести: Эстонию, Латвию, Литву, Молдавию, Грузию, Армению. Так, принятый в 2009, новый УПК Грузии содержит уголовно-процессуальные институты, не свойственные континентальному праву (сделки о признании; прокурорская дискреция при осуществлении уголовного преследования; отказ от стадии возбуждения уголовного дела; введение американского «судьи-магистрата») [6, с. 197]. Как видим, в Грузии происходит вестернизация с американским уклоном, когда процесс компилирования приобретает широчайшие масштабы, а введение германских или французских институтов практически минимизировано.

Германский вектор вестернизации полностью проявил себя в Прибалтийских странах. Например, в Эстонии отсутствует стадия возбуждения уголовного дела, сохраняется функция прокурора как главного «надзирателя за следствием», наблюдается отказ от надзора как самостоятельной стадии уголовного процесса, а также происходит введение специальной должности «следственного судьи», которая искажает германский вариант данной уголовно-процессуальной «ткани». Вместе с тем реформаторы не учли специфику уголовно-процессуальной доктрины Германии, например, обвинительной функции судьи в уголовном процессе. Вместе с тем, глобальные взгляды на уголовно-процессуальную доктрину Германии показывают логичность и структурность всех институтов, в то время как их случайная рецепция приводит к искажению их смысла и сущности.

Уголовно-процессуальная эклектика в данных странах нередко создавала проблемы, когда чрезмерное реципирование англо-американских, французских или германских моделей приводит к сбою действия отдельных институтов уголовно-процессуального права. Искусственная, навязанная модель (как отрицательное проявление вестернизации) всегда является нежизнеспособной, а значит, в скором времени, мы сможем наблюдать очередной этап реформ в уголовно-процессуальном законодательстве данных стран.

Страны второй группы можно охарактеризовать как относительно стабильные, где процесс реформирования уголовно-процессуального законодательства происходит медленно с минимизацией вестернизации. К таковым относятся: Республика Беларусь, Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан. Если стабильность первого государства связана с отсутствием членства в международных организациях и консервативностью действующей власти, то все остальные продолжают следовать советским традициям в силу своего географического положения. Действующее уголовно-процессуальное законодательство в данных странах основывается на Модельном кодексе УПК для стран СНГ. Происходит отказ от внедрения «чужеродных» институтов уголовного процесса, не свойственных ни правовой природе, ни историческому генезису. Советская уголовно-процессуальная инфраструктура сохраняет себя в некотором видоизменённом облике, законодатели отказались от имплементации американской и европейской моделей уголовного процесса.

Рецепция, тем не менее, происходит, но она продуманно следует в ключе универсальных уголовно-процессуальных тенденций, например, ускорение судопроизводства, учитывает основные доктринальные ценности и специфику национальной уголовно-процессуальной системы. Присутствуют незначительные системные сбои, корректируемые актами официального толкования судебной практики.

Третья группа стран занимает промежуточное положение (Украина, Азербайджан, Казахстан, Киргизия). С одной стороны, произошёл отказ от прежней уголовно-процессуальной политики советской эпохи, с другой стороны, процесс вестернизации происходит не так активно, как у первой группы. Так, к традиционным нововведениям можно отнести следующие: отказ от стадии возбуждение уголовного дела; усиление процессуального контроля прокурора; слияние дознания и следствия [8, с. 89]; определение процессуальной формы суда присяжных. Принятие новых УПК происходило с явным вектором в сторону американской и европейской правовой культуры. Результатом такой непоследовательной вестернизации стало появление в ряде из указанных государств двух противоборствующих научных школ: Харьковской, отстаивающий традиционные уголовно-процессуальные ценности, и Киевской, защищающей политику максимальной вестернизации.

Украина, с принятием нового УПК в 2012 году, показала, что введение отдельных институтов оказывает положительное влияние на функционирование всей правоохранительной системы. Большой интерес, вызванный в обществе с принятием нового УПК, подтверждается тем, что комментированное издание к новому Закону вышло за пару месяцев до вступления его в силу, к работе над ним был привлечен большой круг специалистов. Качественная доктринальная и практическая разработанность официального комментария помогла в кратчайшие сроки унифицировать применение нового УПК, минимизировать «разночтения» среди правоприменителей. Знаковым в новом УПК Украины является отказ от стадии возбуждения уголовного дела. Создание Единого реестра досудебного расследования как автоматизированной базы создания и хранения информации об уголовных правонарушениях — гарантия, когда производство следственных действий невозможно без внесения записи в единый реестр следователем, прокурором в течение 24 часов после подачи заявления (п.1. ст.214 УПК Украины).

Увеличение количества заявлений об уголовных правонарушениях создало ещё большую загруженность следственных органов, но отмена вышеупомянутой стадии позволила в небольшой мере сократить формализованные процедуры следователей [4, с. 3] (например, действующим УПК не предусмотрено постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого). Введенный институт следственного судьи («слiдчий суддя») — это квазиинститут и своеобразное подражание германскому типу следственных судей. Полномочия данного должностного лица размыты, совпадают с полномочиями основного суда (осуществление в порядке, предусмотренном УПК Украины, судебного контроля за соблюдением прав, свобод и интересов лиц в уголовном производстве — п.18.ст.3). Происходит усиление функций прокурорского надзора [3, с. 2456], когда их процессуальный контроль над следственными органами усилился (п.1–5. ст.36 УПК Украины). Отказ от отдельных оперативно-розыскных мероприятий и переименование их в негласные следственные действия был продиктован Советом Европы и ОБСЕ в качестве необходимой меры по стремлению Украины в Европу. Отныне, оперативные подразделения могут проводить отдельные негласные следственные действия только с прямого поручения следователя или прокурора без права собственной инициативы.

Эти и многие другие нововведения свидетельствуют об активной экспансии институтов уголовно-процессуального права Западной Европы в уголовный процесс Украины и другие постсоветские страны. Положительные и отрицательные результаты уже очевидны, и это заставляет многих законодателей задуматься о векторе развития права. Действительно ряд нововведений принесли положительный эффект, однако, как мы констатировали выше, грубый процесс вживления в национально-правовую ткань приводил к системным сбоям.

Постоянный антагонизм между сторонниками и противниками нововведений заставил законодателя найти компромисс и синтез между внедрением новых институтов при сохранении традиционных элементов, возникших ещё со времён Устава уголовного судопроизводства и советской системы уголовного процесса.

Подверженность воздействию западной уголовно-процессуальной доктрины, на наш взгляд, должна иметь разумный критерий ограничения. Реципирование с целью модернизации вполне оправдано. Масштабная вестернизация с подавлением системности форм национального процесса, на наш взгляд, способна в большой степени навредить, поэтому, поэтапное внедрение институтов западного права, которые уже апробировали себя и показали свою состоятельность, необходимо при активном обсуждении с как практикующими работниками правоохранительных органов, так и ведущими учёными. А пока, законодательное поведение постсоветских стран можно характеризовать такой формулой: быстрое, необдуманное внедрение институтов права Запада без достаточной готовности к этому национального уголовно-процессуального законодательства.

Литература:

1. Ajani G. La circulation de modeles juridigues, dans le droit post socialiste. Rid comp. 1995.
2. The Oxford Russian Dictionary. Russian-English/English-Russian. — Berkley Publishing Corporation. U.S., 1999.
3. Гловюк И. В. Некоторые вопросы уголовно-процессуальных функций по УПК Украины 2012 г. // Актуальные проблемы российского права № 11. — 2014. — С.2452–2458.
4. Грошевой Ю. М., Каплина О. В. Новый этап развития уголовно-процессуального законодательства Украины // Уголовное судопроизводство. — № 1. — С.2–6.
5. Давид Р., Жоффе-Спинози К. Основные правовые системы современности / Пер. с фр. В. А. Туманова. — М.: Междунар. Отношения, 2009. — 400 с.
6. Курс уголовного процесса / Под. Ред. Д.ю.н., проф. Л. В. Головко. — 2-е изд, испр. — М.: Статут. 2017. — 1278 с.
7. Мощелков Е. Н. Переходные процессы в России. М., 1996. — С. 315.
8. Попелюшко В. А. Штрихи к «портрету» нового уголовного процесса Украины //Евразийская адвокатура № 1. — 2012. — С. 89–97.