Психолингвистические стратегии диффамации в современной социально-политической коммуникации

На сегодняшний день в России весьма активно распространена судебная практика по делам, связанным с распространением ложной информации, которая порочит достоинство, честь или репутацию личности, а порой и целой нации. В атмосфере всеобщей безнаказанности и вседозволенности диффамация (от лат. «diffanatio» — «порочить») в социально-политической коммуникации носит массовый характер. Актуальность исследования состоит в том, что данная проблема имеет неоднозначное решение, поскольку является крайне сложной и лежащей на стыке ряда научных дисциплин: психологии, лингвистики, юриспруденции, поскольку, на наш взгляд, диффамация на любом уровне органически связана с ксенофобией — глубокой неприязнью к другим людям, народу, нации, расе или стране. Другими словами, при попытке объяснить диффамацию следует учитывать факторы психологии, нравственности, воспитания, образованности и цивилизованности того, кто на это идет. И тем не менее все забывают о том, что подменять анализ ситуации субъективными речевыми действиями, заменяя факты комментарием и оценкой, непозволительно, и что распространение порочащих сведений неминуемо влечет уголовную и гражданско-правовую ответственность. И если в случае диффамации на индивидуальном уровне возможно обращение в суд, то при проявлении диффамации на коллективном уровне обращение в судебные инстанции весьма затруднительно. В данном аспекте особую актуальность имеют исследования, посвященные анализу диффамационных речевых стратегий использования языковых средств, оказывающих воздействие на слушателя/читателя, которые формируют его социальную и политическую позицию по отношению к какому-либо событию или явлению окружающей действительности.

Предметом исследования является формирование антисемитского ксенофобского отношения с использованием психолингвистических стратегий диффамации в устной и письменной политической коммуникации современной России. Материалом исследования послужили данные Национального корпуса русского языка (НКРЯ), информационных ресурсов Рунета, записи теле-радиоэфиров, реализующих коммуникативную стратегию диффамации. С учетом соответствия/несоответствия распространяемых сведений действительности и субъективного отношения распространителя к своим действиям выделяются следующие виды диффамации: 1) распространение заведомо ложных порочащих сведений — собственно клевета; 2) неумышленное распространение ложных порочащих сведений — неумышленная недостоверная диффамация; 3) сознательное распространение правдивых порочащих сведений. Приступая к анализу исследуемых стратегий, с лингвистической точки зрения важно учитывать, что доказывание наличия диффамации в речевых действиях (устных и письменных) предполагает разграничение понятий мнения и знания. Источником диффамации может оказаться утверждение о фактах — это то, что относится к знанию или незнанию говорящего, выступающего в роли автора сообщения. Диффамация и оскорбление могут содержаться как в разных фрагментах текста, так и в одном и том же текстовом отрезке. Диффамация связана с содержательной стороной сообщаемого (инвенцией) — подменой информации, имеющей статус мнения, информацией со статусом знания. Как отмечает Карагодин А. А., «в экспертных заключениях по делам о диффамации термины «знание», «мнение» употребляются как лингвистический аналог юридических терминов «утверждение о факте» и «оценочное суждение», а спорные высказывания нередко квалифицируются как знания либо мнения. Однако следование лингвистической традиции разграничения знания и мнения в лингвоэкспертной практике создает ряд трудностей» [1, с.184].

С точки зрения применения психолингвистических технологий распространитель порочащих сведений для достижения поставленной цели использует большой арсенал языковых и речевых приемов. Рассмотрим некоторые из них. Так, достаточно широко в СМИ был освещен процесс над сельским учителем И. И. Фарбером, который был обвинен в вымогательстве, где прозвучала, обращенная к присяжным, следующая фраза прокурора: «Вы верите, что человек по фамилии Фарбер мог бескорыстно помогать деревне?». Всем понятна разница между словосочетаниями просто «человек» и «человек по фамилии…», сравните аналогичные конструкции: «лицо» и «лицо кавказской национальности». Используемая нетолерантная лексика содержит в себе отрицательную этническую информацию: действует психолингвистический атрибутивный перенос: слушателю/читателю навязывается «нужное» причинно-следственное отношение. Также в приведенном примере наглядно используется стратегия семантической дискредитации как способ индуцирования необходимой семантики, оформленной с применением лексико-грамматической модели риторического вопроса с отрицательной коннотацией. Модель подобного вопроса предполагает имплицитный отрицательный вывод. При этом не только данный представитель тверской прокуратуры, поддерживавший гособвинение в ходе первого судебного процесса по делу Фарбера, позволил себе увязать данное уголовное дело с фамилией подсудимого и этническим происхождением, но и многочисленные представители интернет-сообществ.

Пример использования подобной стратегии наблюдается и в телевизионном массмедийном пространстве. Зимой 2014 года Д. Киселев, телеведущий телеканала «Россия», позволил себе «скользкие» высказывания в телепрограмме «Вести недели». Критикуя публициста Шендеровича за его комментарий опроса по поводу блокады Ленинграда на радиостанции «Дождь», журналист задал риторический вопрос: «Писателю Шендеровичу это может быть интересным, что в блокадном Ленинграде было порядка 300 тыс. евреев. Среди них, например, детская поэтесса и писательница Вера Инбер ….Что бы Шендеровичу ответила Вера Инбер на предложение сдать Ленинград?» (эфир от 09.02.2014).

Далее рассмотрим другие стратегии диффамации в антисемитских высказываниях, которые стали периодически появляться в крупных изданиях и на некоторых центральных телеканалах, где упоминание еврейского происхождения персонажей публикаций и эфиров в качестве «разоблачения» перестало считаться неэтичным. Напомним, что в юрислингвистике специально подчеркивается, что сведения — это тексты, содержащие описание (и оценку) тех или иных событий или их отдельных компонентов, которые могут быть фактологическими и оценочными, истинными и ложными и т. д. В данном ключе порочащие сведения часто оформляются оценочными фактологическими выражениями. Так, в выпуске программы «Вести недели», в репортаже, озаглавленном «Биохимия предательства»: что такое технология измены?», Д.Киселев упоминает не только национальность Шендеровича, но и «настоящую» фамилию поэта Игоря Иртеньева: «А поэту Иртеньеву (в миру — Игорю Моисеевичу Рабиновичу) и подавно грех превозносить довоенную жизнь в Германии при Гитлере. Евреев там разоряли и изгоняли. Оставшихся отправляли в концлагеря. Не было бы там текстов Шендеровича или Иртеньева, не было бы и их самих» (эфир от 16.02.2014). Поводом для приведенной цитаты стали публикации Виктора Шендеровича и Игоря Иртеньева, где оба автора провели параллели между недавней Олимпиадой в Сочи и Олимпиадой 1936 года в Мюнхене. В этом случае мы наблюдаем реализацию тактики дискредитирующего намека в рамках стратегии диффамации: иначе говоря, слушатель волен сам выбирать между ситуациями, высказанными ведущим. Также параллельно работает когнитивный прием искусственно созданной иллюзии совместного семантического вывода: одного из продуктивного способа внедрения знаний в модель мира слушателя/читателя.

К области семантической диффамации относится широкое использование на необъятных полях Интернета оскорбительных номинаций, навешивание ярлыков, присвоения различного рода «ментальных бирок»: «жид», «жиденок», «жидюн», «жидюга», «жидоморить», «жидомасон», «порхатый», «иго иудейское», «еврей он и в Африке еврей», «жидовская власть» и другие. Большинство носителей русского языка осознают отрицательную коннотацию данных словоупотреблений (негативное / бранное прозвище еврея; грубое / обидное / оскорбительное / ругательное / презрительное название еврея; Еврей — употребляется в шутку; пренебрежительное наименование / прозвище людей еврейской национальности, но с завидным постоянство продолжают их использовать. Напомним, что в XX веке изначально нейтральное значение слова «жид» было окончательно утрачено, а бранное употребление приобрело агрессивную окраску под влиянием социально-политических факторов, способствовавших распространению антисемитизма в СССР. К сожалению, хорошо известно высказывание лауреата Нобелевской премии русского поэта Иосифа Бродского: «…В печатном русском языке слово «еврей» встречалось так же редко, как «пресуществление» или «агорафобия». Вообще по своему статусу оно близко к матерному слову или названию венерической болезни… Помню, что мне всегда было проще со словом «жид»: оно явно оскорбительно…» [2, с.71]. Наиболее традиционным средством, применяемым в данной тактике, является экспрессивная и оценочная лексика, в первую очередь с отрицательным коннотативным компонентом. Действительно, исследователь Хохлина М. Л. верно отмечает, что «в группе фразем, в семантической структуре которых содержится номинация тех или иных черт еврейского этноса, преобладают единицы с негативными коннотативными семами. Когнитивной базой формирования единиц типа жадный как еврей, еврей он и в Африке еврей, за компанию и жид удавился, не тот еврей — жид, кто еврей, а тот кто — жид, жид сам бьет, сам гвалт кричит и других послужили представления о евреях» [3, с.75]. В сознании носителей языка семантические признаки существуют в основном неосознанно, но в процедуре выбора слова они учитываются, а в акте речи эти признаки актуализируются. Обращает на себя внимание тот факт, что образные номинации и эмоционально-оценочные компонентов лексического значения неофициального этнонима евреев далеко не всегда соответствует критерию объективности. Для указанных примеров характерно то, что часто авторы вышеперечисленных номинаций используют форму единственного числа, которая имеет в контекстах значение собирательности, то есть говорится не о каком-то конкретном человеке, а обо всех представителях еврейской национальности. Здесь срабатывает стратегия генерализации, о чем речь пойдет ниже.

Еще в 1989 году известным лингвистом и семиотиком Т. А. ван Дейком [4] было описано, какими способами в прессе создаются всевозможного рода предубеждения, в том числе и этнические. Приведем частный прием стратегии диффамации — прием расширения, когда происходит перенос общих свойств, приписанных этнической группе или ее «типичным» представителям, на частный случай — человека или событие и наоборот. Так в российских СМИ не раз высказывается точка зрения, что евреи суть агентура в нашем обществе сионизма и масонства. Это убеждение тут же конкретизируется в обвинениях, адресованных конкретному лицу еврейского происхождения, например, Гусинскому, Абрамовичу, Чубайсу, Лившицу и др. Морально-нравственные установки отдельных представителей или отдельных слоев еврейского народа (как исторических лиц, так и современных, в том числе относящихся к правящим кругам) распространяются на всех представителей национальности, что подчеркивается употреблением формы единственного числа существительного «еврей» в собирательном значении.

Также в качестве диффамационного приема используется такой семантический ход, как механизм контраста/ противопоставления — широко применяемый психолингвистический прием, который в текстах массмедиа выглядит как эпизодическое или систематическое противопоставление лиц, групп, партий и т. д.. Современный социально-политический дискурс буквально пронизан делением на лагери «своих» и «чужих», в сферу которого попадает болезненный для России «еврейский вопрос». Зачастую он сопровождается позитивной самопрезентацией или негативной презентацией других в рамках общей стратегии: «мы вечно трудимся, а они либо бумажки перебирают, либо на скрипочке играют». Такое противопоставление исторически имело две главные предпосылки: этноментальную и экономическую, связанную с профессиональной (предпринимательской) деятельностью евреев. Например, в масс-медиальном дискурсе часто используются следующие «мэмы» (от англ. meme — единица культурной информации): подчеркивается сплоченность евреев, которые воспринимаются не как отдельные личности, а именно как группа; евреи по своей природе обладают большим интеллектом и изобретательностью; многие евреи достигают высокого общественного положения и др.: «Но не только по этой причине они достигают больших успехов в бизнесе и госслужбе, здесь большую роль играет характерная для евреев черта — взаимная поддержка в продвижении по карьерной лестнице…; евреи составляют около 2 % от общей численности населения России, но при этом они занимают ключевые посты в государстве, бизнесе и творческой сфере». «Остальную, большую часть населения страны, и, прежде всего, коренной народ — русских, эта тенденция не может не настораживать» [5, с.1]. Вскоре после разгоревшегося скандала статья с сайта была удалена. Таким образом, эксплуатируется ложные стереотипы о врожденной хитрости, жадности и предприимчивости евреев. И подобные высказывания можно перечислять и перечислять.

Таким образом, мы видим, что в приведенных примерах основными составляющими семантической диффамационной стратегии являются приемы искажения информации, намеренная гиперболизация, поверхностные обобщения, ложные аналогии, в силу чего высказывания с сомнительным истинностным значением, включающим допущения и предположения, подаваемые с размытой семантикой, сложно верифицировать в качестве уголовно наказуемых. При этом очевидно, что использование психолингвистических приемов семантической диффамации в российском массмедийном пространстве прямо соотносится с неразграничением фактов и мнений. Анализ текстового материала фиксирует высказывания политиков, журналистов, телеведущих, участников интернет-сообществ, содержащих антисемитскую лексику, которая может быть выражена эксплицитно и имплицитно. Для первой (эксплицитной) характерно употребление номинаций с негативной окраской, оценочных эпитетов с отрицательным компонентом значения, ярлыков, метафор с негативной оценкой. Для второй (имплицитной) используются средства, не имеющие прозрачной семантики для адресата. Так, чтобы сохранить объективность тона повествования и снизить категоричность высказываний, авторы часто используют прием пресуппозиции — неявного, подразумеваемого завуалированного высказывания.

Литература:

1.                  Карагодин А. А. Оппозиция знания и мнения в лингвистике и лингвистической экспертологии. // Вестник КемГУ № 3 (51) 2012. Серия Филология — С. 184–189.

2.                  Бродский И. А. Меньше единицы. — М., 2000.

3.                  Хохлина М. Л. Онтология культурно-когнитивного анализа «Своего» и «Чужого» во фразеологической парадигме. — Астрахань, 2011.

4.                  Дейк Т. А. Язык. Познание. Коммуникация — М.: Прогресс, 1989.

5.                  Цитирование с сайта: http://www.uralinform.ru/news/politics/117795-uralskie-kommunisty-opolchilis-protiv-evreev/.