Образ леди Макбет: интермедиальный аспект



Кинофильм представляет собой особую семиотическую систему подобно тексту. Так, кинотекст как вид интертекста — это «связное, цельное и завершенное сообщение, выраженное при помощи вербальных (лингвистических) и невербальных (иконических и/или индексальных) знаков, организованное в соответствии с замыслом автора» [Слышкин, Ефремова 2004, c.32]. Согласно «Теории литературы» Б. В. Томашевского, сюжет — это «художественно построенное распределение событий в произведении» [Томашевский 1999, с.120], изменение мотивов которого порождают «странствующие» сюжеты. В нашем случае основополагающим становится не просто сюжет, заключающийся в совершении преступлений женщиной, но модель построения: мотивы, образы и т. д. Явления «странствующих сюжетов» порождает в произведениях писателей других стран и эпох реминисценции, «воспоминания, припоминание») — в художественном произведении (преим. поэтическом) какие-либо черты, наводящие на воспоминание о др. произведении. Реминисценция обычно рассматривается как бессознательное заимствование автором чужих образов или ритмико-синтаксических ходов, что чаще всего бывает следствием так называемых ритмической памяти» [Морозов 1971, с.254]. Так, возникают «вечные образы» — «литературные персонажи, получившие многократное воплощение в словесности разных стран и эпох, ставшие своеобразными знаками культуры» [Зиновьева 2001, с.12]. Осознанно и неосознанно автор создаёт текст, который вступает в диалог в другими текстами. Р. Барт, который отметил, что «каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат» [Барт 1989, с. 417].

В рецензиях многих кинокритиков таких, как Вадим Рутковский (портал «Сноб»), Сергей Мезенов (Newlab), Женя Шабынина (кино-театр.ру), Дмитрий Сосновский (Российская газета), Филипп Вуячич (КГ-портал), Александра Подольникова (Киноафиша), представлена связь сюжета кинокартины Егора Баранова «Саранча» (2013) с шекспировскими текстами, в частности с пьесой «Макбет».

Причины схожести произведений авторов разных стран и эпох — главная героиня-женщина и мотив греха (преступления), влекущего череду иных преступлений. В основе этих схождений лежит древняя обрядовость, отголоски которой проявляются в образах-символах, имплицитно влияющих на ход сюжета. Главным мотивом в сюжетной линии «леди Макбет» становится убийство, главным образом совершенное не самой героиней, а через посредника в лице мужа или любовника. Она трансформируется и усложняется в зависимости от времени/эпохи, страны, культурного окружения, индивидуального мировоззрения писателя [Cеменова 2019, URL].

Как объясняет американский ученый Дж. Ф. Бирлайн появление общих моделей: «Это объясняется тем, что миф — это совокупное наследие воспоминаний наших предков, передававшееся из поколения в поколение. Миф даже может входить в структуру нашего подсознания; не исключено, что он закодирован в наших генах» [Бирлайн 1997, URL]. Поэтому мы получаем реализацию архетипического сюжета и в мифах, и в литературе, и в кинематографе.

Мотив яда становится объединяющим. В пьесе «Макбет» для совершения убийства короля Дункана леди Макбет опаивает постельничих. В повести Лескова свёкр главной героини Катерины Львовны будет отравлен крысиным ядом. У Л. Н. Толстого Матрёна приносит Анисье «сонные порошки» для убийства её мужа Петра. Первое убийство, совершённое Артёмом — опаивание своей жены, Натальи — происходит посредством алкоголя, которым и так увлекалась Наталья. Вино как яд. Её преданность вину, в кадре она практические не появляется без бокала, подобна Дионисийской, которая перерастает в вакханалию: разврат и убийства.

Но способ убийства Натальи в фильме усложняют удушением, которое так же встречалось и в пьесе «Макбет» Шекспира, и повести Н. С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда».

Интересен интермедиальный для пьесы «Макбет» Шекспира и кинокартины «Саранча» символический код. Символ слепоты как нравственной слепоты, постоянной связи и инфернальными силами проявляется в образе слепого Банко (Шекспир), кота-свёкра (Лесков). В романе Э. Золя к Лорану и Терезе в образе кота Франсуа наведывается убитый Камилл, муж героини. Примечательно, что Франсуа не слеп, но нем — он видит, а рассказать не может [Семенова 2019, URL]. В данном случае немота уподоблена слепоте [Cеменова 2019, URL]. Так и Кирилл, сын Леры, нем. Он Видит измену матери, но рассказать ничего не может.

Важнейшим магическим атрибутом обряда инициации является кровь. Мыслимая как вместилище души кровь знаменовала не только рождение, но и смерть. Процесс инициации героя, совершаемый как условная смерть и возрождение, совершается в обрядовых действиях, сопровождаемых кровопусканием и даже отсечением части тела. Для подтверждения прохождения инициации посвящаемый должен показать знаки совершившейся смерти. Таковыми были, например, пятна крови. Так, Клитемнестра после убийства мужа выходит к народу в одежде, обрызганной кровью, и показывает обагренную кровью секиру. Так, Макбету как предостережение о будущем злодеянии мерещится окровавленный кинжал:

Га! Это что? Кинжал

И рукояткою ко мне! Возьму.

<…>

Ты в путь задуманный меня ведёшь :

Такой клинок хотел употребить я.

Мой глаз безумствует, иль он острее

Всех прочих чувств. Ты здесь ещё –

Вот капли крови на твоём клинке;

Их прежде не было. Нет, это призрак,

Кровавый замысел морочит зренье… [Шекспир 2013, с. 187–188].

В славянской же культуре кровавым пятном на белой простыне или сорочке знаменовалась чистота и непорочность вступившей в брак невесты, следовательно, прошедшей инициации и переродившейся в новом статусе жены. Образ кровавых пятен возникает и в пятом акте пьесы В. Шекспира «Макбет»:

Леди Макбет

Вот еще пятно .

Доктор

Тс, она говорит. Я запишу слова её, чтоб лучше упомнить.

Леди Макбет

Прочь, проклятое пятно ! Прочь, говорю я!... [Шекспир 2013, с. 252]

В трагедии образ кровавого пятна трансформируется. Хоть оно и обозначает совершение леди Макбет преступлений, героиня противится появлению этих пятен. Леди Макбет не проходит инициацию.

В фильме «Саранча» каждое новое преступление, совершенное Артёмом ради соединения с Лерой, так же ознаменованы кровавыми пятнами. Так, в эпизоде убийства ненавистного мужа Гуревича на экран выводится окровавленный белый катер. После на первый план выводится кадр Леры в окровавленных объятиях Артема. Героиня пока хоть и является причиной преступлений, но пока не ознаменована «пятном» сама. Примечательно то, что мысль, изложенная в труде «Тотем и Табу» З. Фрейда, что «человек, нарушивший табу, сам становится табу, потому что приобрел опасное свойство вводить других в искушение следовать его примеру» [Фрейд 2018, с. 49] подтверждается в этом эпизоде, что делает финальную сцену логичной. Кирилл, сын, т. е. порождение, Леры, делает её саму главным виновником убийств. Героиня в кадре предстает полностью окровавленной — и одежда, и руки, и лицо — хотя собственноручно она не совершила ни одного убийства.

Но именно Лера начала череду преступлений. Измена — а именно с нее начинается крах любви, когда Лера предает чувства Артёма — это нравственная смерть героев, что сближает их с миром мёртвых. «Оставаясь на почве сравнения с инфекцией, мы убеждаемся, что табу мертвецов отличается особой вирулентностью у большинства примитивных народов. Это прежде всего выражается в тех последствиях, которые влечет за собой прикосновение к мертвецу, и в обращении с оплакивающими мертвеца. У Маори всякий, прикасающийся к трупу или принимавший участие в погребении, становится крайне нечистым, ему почти отрезано всякое сообщение с другими людьми, он, так сказать, подвергается бойкоту. Он не смеет входить ни в один дом, не может приблизиться ни к какому человеку или предмету без того, чтобы не заразить их такими же свойствами» [Фрейд 2018, с. 75]. Главные героини наших авторов становятся источником распространения греха — «нарушивший табу, сам становится табу» [Фрейд 2018, с. 49] — один совершённый грех порождает другой — этим объясняется присутствие в сюжете череды измен/убийств, вовлечение сообщников (любовников) в содеянное. Но мотив измены роднит фильм «Саранча» в больше й степени уже с русской «леди Макбет», Катериной Львовной, повести «Леди Макбет Мценского уезда» Н. С. Лескова.

Известно двойственное применение ядов. Ещё в мифологии древней Греции описывается различное применение яда. В правильных количествах яд имеет лечебное свойство. Современная фармакология имеет своё название в честь фармакид, которые были просвещены в изготовлении и использовании не только лечебных трав, но и ядов [Голиков, URL]. Яды использовались и как средство убийства. В Мифе об Аргонавтах, Медея (жрица Гекаты, богини мрака, ночных видений и чародейства) усыпляет дракона, сторожившего золотое руно [Голиков, URL]. Чтобы умертвить соперницу, Креусу, та же Медея дарит ей платье, пропитанное ядом [Голиков, URL]. В трагедии «Гамлет» В. Шекспир описывает покровительницу «полночных трав»:

Зло в сердце, яд в руке, уединенье,

Приличный час — свершись же, преступленье?

Ты, влага трав полунощных, трикраты

Заклятая волшебствами Гекаты!

Отраву в кровь пролить ему спеши,

И жизни огнь мгновенно потуши! [Шекспир 2013, с. 85]

Мотив яда становится объединяющим. В пьесе «Макбет» для совершения убийства короля Дункана леди Макбет опаивает постельничих. В повести Лескова свёкр главной героини Катерины Львовны будет отравлен крысиным ядом. У Л. Н. Толстого Матрёна приносит Анисье «сонные порошки» для убийства её мужа Петра. Первое убийство, совершённое Артёмом — опаивание своей жены, Натальи — происходит посредством алкоголя, которым и так увлекалась Наталья. Вино как яд. Её преданность вину, в кадре она практические не появляется без бокала, подобна Дионисийской, которая перерастает в вакханалию: разврат и убийства. Но способ убийства Натальи в фильме усложняют удушением, которое так же встречалось и в пьесе «Макбет» Шекспира, и повести Н. С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда».

Количество убийств, совершенных в произведениях различно, но решающим, самым губительным для души является убийство ребенка. Этот мотив — точка невозврата, в результате чего наступает окончательная смерть не только душевная, но и физическая: леди Макбет сходит с ума, Эмма Бовари, Тереза Ракен, Катерина Львовна кончают жизнь самоубийством. Мотив усложняется во французском романе «Тереза Ракен», где героиня убивает не чужого ребенка, а своего собственного, причём еще не родившегося. А Эмма косвенно убивает свою дочь, оставив сиротой. В фильме же Егора Баранова ребенок, образ непорочный и чистый, становится убийцей сам. Но, судьба литературных героинь завершается точкой невозвата, когда судьба Леры, хоть и находящейся под следствием, не конечна. Фильм заканчивается известием о беременности героини как символе новой жизни не только ребенка, но и Леры. Егор Баранов дает нестандартное разрешение проблемы «греха, порождающего другие грехи» — возможность на возрождение, очищение от порока есть.

Литература:

1. Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. — М.: Прогресс, 1989. — 616 с.
2. Бирлайн, Дж. Ф. Параллельная мифология. — М.: 1997. — URL: http://bookre.org/reader?file=717074.
3. Голиков С. Н. Яды и противоядия — URL: http://pharmacologylib.ru/books/item/f00/s00/z0000014/index.shtml.
4. Ефимкина Р., Горлова М. Психологическая инициация женщины // Российский гештальт. / Под ред. Н. Б. Долгополова и Р. П. Ефимкиной. — М.: МИГИП, Новосибирск: НГУ, 1999 — С. 49–65. — URL: https://oko-planet.su/ekstrim/ekstrimschool/54472-efimkina-gorlova-a-psihologicheskaya-iniciaciya-zhenschin.html.
5. Зиновьева, А. Ю. Вечные образы // Литературная энциклопедия терминов и понятий. — М.: НПК «Интелвак», 2001. — С. 121–123.
6. Морозов, Ал. Реминисценция // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Сов. энцикл., 1962–1978. Т. 6: Присказка — «Советская Россия». — 1971. — С. 254.
7. Семенова И. А. Архетипическая основа сюжетной модели «Леди Макбет» // Молодой ученый. — 2019. — № 41. — С. 281–284. — URL https://moluch.ru/archive/279/62987
8. Слышкин Г. Г., Ефремова М. А. Кинотекст (опыт лингвокультурологического анализа). — М.: Водолей Publishers, 2004. — 153 с
9. Томашевский, Б. В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. пособие/Вступ. статья Н. Д. Тамарченко; Комм. С. Н. Бройтмана при участии Н. Д. Тамарченко. —М.: Аспект Пресс, 1999. — 334 с.
10. Фрейд, З. Тотем и табу: психология первобытной культуры и религии/ Зигмунд Фрейд. — Москва: Эксмо, 2018. — 224 c.
11. Шекспир, У. Гамлет. Макбет/ У. Шекспир, пер. М.В., А. Кронеберг — М.: Искательпресс, 2013. — 272 с.