Братство прерафаэлитов — уникальное явление в культурной жизни викторианской Англии. Прерафаэлитизм — первое течение, возникшее в Англии и достигшее мировой славы, а впоследствии оказавшее влияние на формирование модерна и символизма на рубеже XIX–XX веков.
Молодых членов Братства называли мятежниками, бунтарями и последними романтиками XIX века. Братство, основанное в 1848 году, было призвано восстать против господствующего художественного течения — академизма, с его традиционализмом, условностью и сухостью изображения, и провозгласить искусство новое — свободное от сложившихся канонов изображения, чувственное и эмоциональное, наполненное тайными символами и знаками, погружающее в мир древних мифов и средневековых легенд. Именно в средневековье и раннем возрождении прерафаэлиты видели свой идеал, они стремились к духовности, чистоте и наивности, свойственным искусству тех далёких эпох.
Эстетические идеи прерафаэлитов можно отнести к разновидности гуманитарной утопии. Главная их идея заключалась в признании красоты высшей и обязательной ценностью искусства [7]. Формулу Китса «Красота есть истина, а истина есть красота» можно считать аксиомой прерафаэлитов [5].
Почва для зарождения символистского идеала была подготовлена, с одной стороны, философско-поэтическими и живописными произведениями английского поэта и художника У. Блейка (1757–1827) и философским романом английского историка и писателя Т. Карлейля (1795–1881) «Sartor Resartus» («Заштопанный портной»), опубликованным в 1833–1834 гг. На основе их идей возник английский символизм в лице прерафаэлитов [2].
Большое влияние на формирование и развитие эстетики прерафаэлитизма оказал английский литературный критик Джон Рёскин. Рёскину принадлежит ясное определение художественных целей прерафаэлитизма. «Легко управлять кистью, — говорит он, — и писать травы и растения с достаточной для глаза верностью; этого может добиться всякий после нескольких лет труда. Но изображать среди трав и растений тайны созидания и сочетаний, которыми природа говорит нашему пониманию, передавать нежный изгиб и волнистую тень взрыхленной земли, находить во всем, что кажется самым мелким, проявление вечного божественного новосозидания красоты и величия, показывать это не мыслящим и не зрящим — таково назначение художника». В этих словах заключается вся суть искусства прерафаэлитизма; они стремились разрушить рамки условности и одухотворить искусство религиозным и этическим содержанием [7].
Искусство прерафаэлитов наполнено символами, которые с глубокой древности присутствовали в культуре любого народа. Зачастую символ не обладает устойчивым значением и в разных культурах может быть истолкован по-разному. Символ — это множество смыслов и, в то же время, центр всех смыслов. В отличие от знака, символ не поддаётся пониманию, его можно лишь интерпретировать. При этом символ и символизируемое имеют внутреннюю связь на уровне ассоциаций и интуиции.
По определению А. Ф. Лосева символ — это «субстанциальное тождество идеи и вещи». Символы представляют собой итог «определенного способа осознания родом человеческим деятельностей и событий, которые входят в его опыт в течение эпох». Поэтому символы сохраняются во все времена, у всех народов, являя собой структуры человеческого символического сознания, вобравшего коренные, глобальные элементы общечеловеческого опыта [4].
Искусство прерафаэлитов органично соединяет в себе изобразительное искусство и литературу. Прерафаэлиты не ограничились использованием сюжетов классической поэзии и литературы (творениями Данте Алигьери, Уильяма Шекспира, Уильяма Блейка, Джона Китса и Альфреда Теннисона) для создания большинства своих картин, их связь с искусством слова была куда более тесной. Среди членов Братства было множество незаурядных поэтов, таких как Данте Габриэль Россетти, Джордж Мередит, Уильям Моррис и Алджернон Суинберн. Живопись и поэзия прерафаэлитов представляют собой неразрывную связь. Многие стихи создавались одновременно с картинами.
Один из основателей Братства Прерафаэлитов Данте Габриэль Россетти мечтал осуществить синтез литературы и живописи. Поэзия и визуальный образ в произведениях Россетти тесно переплетаются: он часто писал сонеты в дополнение к собственным картинам, а также охотно иллюстрировал чужие произведения [5].
Для одной из самых известных своих картин — «Прозерпина» — Россетти написал сонет на итальянском языке и поместил его в правом верхнем углу картины. Этот же сонет, но уже на английском, художник дублировал на раме, обрамляющей картину.
Богиня, изображённая на полотне художника, дочь Деметры и Зевса, была похищена Аидом и, вкусив зерно граната, была обречена проводить в его подземном царстве половину года. В древнеримской традиции — Деметре соответствует Цецера, Зевсу — Юпитер, Аиду — Плутон, а самой Персефоне — Прозерпина.
Россетти писал о Прозерпине следующее: «Она изображена в мрачном коридоре своего дворца, со смертельным фруктом в руке. Она проходит мимо, и отблеск света падает на стену позади неё из какого-то внезапно открытого проёма, показав на мгновение верхний мир, и она украдкой взглянула на него, погружённая в свои мысли. Рядом с ней стоит курильница — атрибут богини. Ветка плюща на фоне может рассматриваться как символ цепляющегося воспоминания» [8].
В древнегреческой традиции гранат был атрибутом Персефоны, т. к. был связан и с преисподней, и с растительными силами природы, как и сама Персефона. Персефона-Прозерпина будто объединяет в себе два начала: смерть и возрождение. Уход Персефоны из мира живых погружал её мать в глубокую печаль и вся природа горевала об ушедшей. Миф о похищении Персефоны в античном мире символизировал смену времён года. Таким образом, плод граната у греков являлся символом плодородия, процветания и супружества [10].
Во многих культурах вечнозелёный плющ символизирует бессмертие и является атрибутом воскресающих богов, а такая его характерная особенность, как использование опоры, олицетворяет женскую потребность в покровительстве.
Изображённые на картине благовония всегда считались важным религиозным символом, поскольку от них поднимается дым, а при помощи огня или дыма, восходящего к небу, божества получали жертвоприношения, подносимые им на земле [10]. Но в контексте данного сюжета курящиеся благовония могут быть интерпретированы с двух позиций. Благовония могут либо указывать на божественную сущность изображённого на картине персонажа, либо символизировать то, что Персефона была будто «принесена в жертву» своим отцом Зевсом, который одобрил её брак с Аидом без её ведома.
Стена позади Прозерпины освещена светом, который проник через проём, на мгновение открыв взору земной мир. Свет традиционно является символом бессмертия и вечности, а также радости и самой жизни [6].
На Прозерпине синие одежды, символизирующие её чистоту, верность, «нематериальность» для мира живых и погружённость в меланхолию. Синий цвет также ассоциируется с бесконечностью, вечностью. Общая цветовая гамма картины создаёт атмосферу холода и несчастья.
Гармонично дополняет визуальный образ написанный самим Россетти сонет, который он строит на противопоставлении цветущей изобильной родины Прозерпины — Энны — и холодного, мрачного, негостеприимного Тартара. Символичны слова «The nights that shall become the days that were». День — символ полноты сил, бурной деятельности и расцвета жизненных сил [10] сменяется ночью — символом физической смерти, временем теней [10]. Так жизнь Прозерпины разделена на два периода: пребывание в царстве живых и пребывание в царстве мёртвых. И всякий раз покидая царство мёртвых, Прозерпина обречена раз за разом возвращаться обратно.
Свое творчество Россетти посвятил воспеванию идеального женского образа. Сначала таким идеалом для Россетти стала Элизабет Сиддал, а затем Джейн Бёрден, которая была женой друга художника Уильяма Морриса и моделью для многих картин Россетти, в том числе и для «Прозерпины». Образ Прозерпины не покидал Россетти с 1871 по 1882 год. За эти одиннадцать лет художником было создано восемь вариантов картины. Самая известная седьмая версия, датированная 1874 годом, была приобретена Фредериком Лейландом и сейчас хранится в Галерее Тейт.
Россетти создаёт притягательный женский образ, который, по мнению В. Бранского, можно определить как образ демонической («роковой») женщины (la femme fatale) [2]. Его божественная, бессмертная Прозерпина остро нуждается в защите и опоре. Её пребывание в царстве мёртвых — вынужденная мера, от которой она с радостью бы отказалась ради иной, более привлекательной для неё жизни, которой она была лишена, против своей воли став женой. Прозерпина Россетти — заложница обстоятельств, она в тоске и глубоком раздумье над своей судьбой, которую она не в силах изменить. Созданный Россетти образ Прозерпины становится для него символом любовного треугольника «Россети — Джейн — Моррис». Джейн, словно Прозерпина, пришедшая на краткий срок из царства мёртвых, где безраздельно властвовал её муж, преображала жизнь Россетти.
Прерафаэлиты в своём искусстве искали новые формы и сюжеты для поэзии и живописи, новые образы и эстетические идеалы, способные противостоять развивающемуся индустриальному обществу Англии. Искусство прерафаэлитов было призвано вернуть к жизни, сохранить и преумножить идеалы нравственной красоты и духовной чистоты, и символ, обладающий способностью проникать в суть вещей и явлений, становился единственным средством познания и отражения реальности.
Литература:
1. Арутюнова, Н. Д. Образ, метафора и символ в контексте жизни и культуры / Н. Д. Арутюнова // Res Philologica. Филологические исследования. М., Л.: Наука, 1990. — С. 71–78.
2. Бранский, В. П. Искусство и философия / В. П. Бранский. М.: 1999. — 704 с.
3. Долженко, С. Г. Диалог культур в романах Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» и Джорджа Оруэла «1984» / С. Г. Долженко // Филологические науки. Вопросы теории и практики. — 2014. № 8–1 (38). С. 66–69.
4. Кулагина, Н. В. Символ и символическое сознание / Н. В. Кулагина // Культурно-историческая психология. — 2006. № 1. С. 3–10.
5. Поэтический мир прерафаэлитов. Новые переводы = The Poetic World of Pre-Raphaelites. New Translations [на русск. и англ. языках] Предисл. Анны Гениной и Григория Кружкова; биогр. справки С. Лихачевой, В. Сергеевой). М.: Центр книги Рудомино, 2013. — 372 с.: илл.
6. Тресиддер, Джек. Словарь символов / Джек Тресиддер. — М.: Фаир-Пресс, 1999. — 448 с.: илл.
7. Шестаков, В. П. Прерафаэлиты: мечты о красоте. — М.: Прогресс-Традиция, 2004. — 224 с.
8. Cf. W. E. Fredeman (ed.), The correspondence of Dante Gabriel Rossetti, 7 Vols., Brewer (2002–8).
9. Символы и знаки [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://allsymbols.ru/, свободный (17.03.2015).
10. Энциклопедия Символы и Знаки. Талисманы, сигилы, амулеты, обереги [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://sigils.ru/, свободный (17.03.2015).
