В статье освещены некоторые лингвистические аспекты произведений Эжена Ионеско, виднейшего представителя французского театра абсурда XX века.
Ключевые слова: театр абсурда, стилевое своеобразие, билингвизм, игра слов, каламбур.
Тематика настоящей статьи представляется актуальной для исследования, ввиду возрастающего интереса читателей не только во Франции, но и во всём мире, к творчеству Эжена Ионеско, драматурга и прозаика, в котором усматривают художественного коллекционера абсурда. В этом контексте внимание привлекает сущность понятия «абсурд» и предпосылки его возникновения в современном культурном и литературном наследии. Эволюция термина «абсурд» проходит путь от античности до современности. Сам термин в европейские языки приходит из латыни (ab — «от», surdio — «глухой», ab-surdus — «неблагозвучный», «нелепый», «причудливый») [2, с.9]. Истоки абсурда лежат ещё в античности, когда только начинала осмысливаться и признаваться иррациональность мира; подвергалась сомнению, пусть на время, логичность и упорядоченность человеческого бытия.
Эжен Ионеско вступает в литературу в середине XX века в послевоенный период, когда феномен абсурда был обусловлен сменой ценностных ориентиров на фоне таких явлений, как фашизм и тоталитаризм. В современную эпоху система «абсурда» раздвигает границы человеческой реальности, являясь источником дальнейших философско-художественных поисков смысла бытия. В контексте творчества Э. Ионеско абсурд рассматривается критиками и исследователями с точки зрения логики, а также в качестве принципа, который предполагает внедрение эстетических и стилистических приёмов, свойственных языку его произведений, порождающих неожиданный логический и эстетический художественный эффект [4, p.1–2].
Объяснение феномена стилевого своеобразия языка произведений Ионеско заключается в некоторых деталях его биографии. Известно, что Эжен Ионеско родился в 1912 году в городке Златине в Румынии, неподалёку от Бухареста. Отец его был румынский адвокат, мать — француженка. Вскоре семья переехала в Париж, с которым отец связывал свои надежды на успешную юридическую карьеру. Через три года он оставил жену с двумя детьми и вернулся в Румынию, где вскоре создал новую семью. Эжен остался во Франции с матерью и сестрой [6, p. 467–468].
В 1926 году они с сестрой переезжают к отцу в Бухарест, где прожили 13 лет до 1938 года. Праздник детства закончился, это был конец рая, по свидетельству писателя. Эти тринадцать лет, прожитые в Румынии, позволили Ионеско получить филологическое образование, приобщиться к румынской культурной традиции, сделать свои первые литературные шаги. Учёба в лицее в Бухаресте требовала серьёзных занятий румынским языком, которого Ионеско до этого времени почти не знал. Погружаясь в стихию нового языка, он всё больше отдалялся от французского. Опыт «забвения» и нового «знания» («познания») вкуса слов, когда разобщённые мысль и звук снова воссоединяются, приобретая новое единство и яркость, позднее вплетается в языковую ткань пьес других произведений Ионеско. Этот опыт объясняет свойственные языку его произведений — каламбуры, игру слов, художественную многозначность словосочетаний. Исследователи отмечают: Не эта ли отстранённость от его собственного языка, его как бы первозданное «удивление» перед миром привело писателя к стилевому своеобразию пьесы «Лысая певица»?
Замысел этой пьесы, по собственному признанию Ионеско, возник у него во время изучения английского языка по самоучителю [5, p. 144–145].
Эжену Ионеско и его современникам Артюру Адамову и Сэмюэлю Беккету — всем троим — в высшей степени было свойственно осмысление одного из центральных явлений современной европейской культуры: существование речи, языка как непосредственной судьбы человека. На это обратил внимание Жан-Поль Сартр, назвав власть языка и власть над языком в структуре художественного произведения «панвербализмом».
Известный литературовед и литературный критик Михаил Яснов в этой связи отмечает, что психолингвистика могла бы задаться вопросом: почему основоположниками театра абсурда стали армянин Адамов, ирландец Беккет и румын Ионеско? В какой мере этому способствовал билингвизм? [3]
Ионеско задумывался над этим феноменом. Французский язык был для него родным, но румынский, по его собственному признанию, безусловно, сыграл свою роль в его лингвистическом воспитании. В беседе с Клодом Бонфуа, он рассказывает: «Я попал в Бухарест в тринадцать лет и уехал оттуда только в двадцать шесть. Румынский язык я выучил там. В четырнадцать-пятнадцать я приносил плохие отметки по румынскому языку. Постепенно я научился писать по-румынски. И свои первые стихи сочинил на румынском. Я стал хуже писать по-французски, начал делать ошибки. Когда я вернулся во Францию, я, конечно, французский не забыл, но разучился на нём писать. Я имею в виду писать «литературно». Мне пришлось учиться заново. Уметь, потом разучиться, выучиться заново — по-моему, это интересный опыт» [цит. по 3].
Возвращаясь к истории возникновения замысла «Лысой певицы», которая стала с тех пор общеизвестной, Ионеско не без иронии вспоминает подробности. Купив самоучитель и приступив к изучению английского языка, драматург вдруг открыл для себя «поразительные вещи»: например, «что неделя состоит из семи дней или, что пол находится внизу, а потолок — наверху» и т. п. Самоучитель, состоящий из речевых штампов, элементарных прописных истин, мог бы стать блестящим произведением абсурдистской литературы. «Чета Смит из учебника, продемонстрировавшая автоматическую речь, лишённую жизни, превратилась в чету Смит из «Лысой певицы», которые обнажили в своих диалогах примитивность обывательского сознания и бессмысленность такого общения, где слова обесценены, ничего не значат» [3].
Таковы факты биографии Эжена Ионеско, которые помогают понять секреты лингвостилистических особенностей его пьес, ставших классикой театра абсурда: весь этот филологический юмор, превращающий театр в речевую феерию, погружающую зрителя и читателя в атмосферу языковой импровизации.
Что касается единственного романа Э. Ионеско «Одинокий», написанного им в 1973 году [1], его герой постоянно мучает себя всевозможными вопросами. Пытаясь понять, как совместить своё одиночество с теми представлениями о жизни, которые появляются в результате размышлений и приобретения нового жизненного опыта, человек бесконечно проговаривает одно и то же. И эти всевозможные повторы уничтожают не только язык, но и выхолащивают саму мысль.
«Одинокий» герой сидит в парижском ресторане, но не понимает слов, которые звучат вокруг него: «Всё это был обыкновенный шум или звуки чужого языка. Всё превратилось в мимолётные видения, во что-то вроде иллюзии пустоты» [1, с. 67]. Автор подчёркивает характерную черту современной жизни: люди перестали слышать друг друга, они всё чаще испытывают «одиночество вдвоём», «одиночество в толпе» и т. п.
Таким образом, различными способами автор даёт читателю возможность убедиться в том, что действительность, не находя опоры в языке, распадается. Мир при этом превращается в театр абсурда, а его персонажи становятся «героями» этой «трагедии языка», о которой Эжен Ионеско не уставал повторять в своих беседах, размышлениях и публичных выступлениях.
Литература:
1. Ионеско Э. Одинокий: роман/ Э. Ионеско: пер. с фр. Е. В. Баевской. — М.: Астрель, 2012. — 224 с.
2. Латинско-русский словарь/ Сост. А. М. Малинин. — М.: Гос. изд. иностр. и нац. словарей, 1952. — 764 с.
3. Яснов М. Поверх абсурда [Электронный ресурс]/ Михаил Яснов. — Режим доступа: http://fege.narod.ru/librarium/jasnov.htm
4. Brillant-Annequin A. Absurde (théâtre de l’)// Dictionnaire encyclopédique de la littérature française. — P.: Robert Laffont, 1999. — P. 1–2
5. Vasak A. Cantatrice chauve (La)// Dictionnaire encyclopédique de la littérature française. — P.: Robert Laffont, 1999. — P. 144–145
6. Vasak A. Ionesco Eugène// Dictionnaire encyclopédique de la littérature française. — P.: Robert Laffont, 1999. — P. 467–468
