В настоящее время реальную угрозу национальной безопасности России, ее территориальной безопасности, конституционным правам и свободам граждан, социально — политической стабильности общества представляют проявления экстремизма в различных его формах. В этой связи проблема экстремизма стала предметом пристального внимания ученых, рассматривающих экстремизм, как негативное социальное явление, опираясь на достижения современной науки в области философии, социологии, права, политологии.
Однако, несмотря на многостороннее изучение экстремизма как социально-политического феномена, единого общепринятого подхода к анализу аспектов данной проблемы и методов его решения в научной среде не сформировано.
Одним из перспективных теоретических и методологических направлений в современной политической науке является неоинституциональный подход, широко используемый рядом отечественных и зарубежных исследователей. Применения данного подхода, позволяет по новому взглянуть на проблему экстремизма через призму его институционального оформления, определить функциональные характеристики данного негативного явления, роли определенных акторов и их взаимодействия.
Институциональные теории как методологический базис ряда исследований, получили широкое распространение в социальных, политических и экономических науках. Однако, именно сформированный к середине 1980-х гг. обновлённый институционализм активно развивался в научной среде за последние десятилетия и особенно в политической науке [4].
Вместе с тем, новый институционализм не является строго однонаправленным теоретико-методологическим подходом. Уже на этапе своего формирования данный подход разделился на самостоятельные направления.
Не вдаваясь подробно в дискуссии по вопросу классификации институциональных теорий отметим лишь, что довольно широкий круг исследователей выделяет следующие группы новой институциональной теории: институционализм рационального выбора, нормативный институционализм, социологический институционализм, исторический институционализм [6].
Прежде чем рассмотреть различные варианты применения неоинституционального подхода к изучению проблемы экстремизма, кратко обозначим его основные положения.
Нормативный неоинституционализм, сторонниками которого являются Дж. Марч, Й. Олсен, делает акцент на способности учреждений, организаций вырабатывать нормы и ценности. Сквозь их призму объясняются процессы различных уровней. С точки зрения нормативистов, институт представляет собой норму поведения, которая реализуется в повседневной практике, становясь при этом типичной и устойчивой. Любая норма проходит путь от своего зарождения в качестве неформальной и локальной, до рутинной и типичной в ходе процесса институционализации. Дж. Марч и Й. Олсен видят в институте сравнительно устойчивую совокупность правил и организованных практик, укоренённых в структурах значений и ресурсах [4, с. 11].
Теоретики рационального выбора в неоинституционализме (Э. Остром, К. Шепсл, Д. Норт.) в отличие от нормативистов, главенствующую роль отводят рациональному актору, отличительной чертой которого является способность определить для себя наиболее удачную стратегию поведения, опираясь на личные предпочтения и исходя из расчёта баланса издержек и прибыли. В этом контексте институты рассматриваются, как правила взаимодействия акторов, определенными «договорённостями», которые снижают уровень неопределённости и трансакционные издержки. По мнению Д. Норта институты это «правила игры», т. е. «созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми…институты включают в себя все формы ограничений, чтобы придать определённую структуру человеческим взаимоотношениям» [3, с. 17]. В итоге, институты определяются как регулятивные правила, являясь внешними ограничителями поведения индивидов.
Исторический неоинституционализм определяет институты как формальные и неформальные процедуры, нормы и соглашения, корни которых уходят в организационную структуру той или иной системы. Огромную роль играет первоначальный выбор, который оказывает наиболее значительное воздействие на все последующие решения. Институт воспринимается, скорее, как обеспечивающий долгосрочную преемственность, а не реформы и инновации [2, с. 212]. Данный подход рассматривает институты как формальные и неформальные процедуры, нормы и соглашения, определяющие принятые в обществе практики политического действия. Именно организации и институты, в данном подходе, являются первичными по отношению к действующим акторам. Помимо этого исторический подход позволяет выявить интересы организаций, идеологические и ценностные ориентации на уровне социальных групп и обществ, проследить путь их предшествующего институционального развития [2].
Акцент на самоорганизацию общественных структур, норм и практик делает социологический неоинституционализм. Авторы данного направления считают, что коллективные решения не являются простой суммой индивидуальных решений. Они формируются под организационным давлением. Институты влияют на направление агрегирования интересов так же, как и индивиды, социальные группы [4].
Использую данные постулаты различных направлений неоинституциональной теории, ряд исследователей предприняли попытку изучить сущность и указать на конструктивные элементы определения экстремизма.
Так Р. Н. Гетц, считает, что рассматривая экстремизм (прежде всего политический) с точки зрения институциональной теории необходимо различать две категории: экстремизм, как институт и экстремизм как организация. Взаимосвязь же между институтами и организациями такова: организации создаются для достижения определенных целей благодаря тому, что существующие институты (ограничения) создают возможности для соответствующей деятельности, а в процессе движения к своим целям организации выступают агентами институциональных изменений [1].
Основываясь на том утверждении что институты (прежде всего политические) представляют взаимосвязь формальных норм и неформальных правил игры, образующих в итоге сложные организующие отношения, ученый рассматривает феномен экстремизма, как неформальный институт, особенностью которого становится несанкционированная общественными нормами и нелигитимизованная форма взаимодействия определенной группы индивидов. Исходя из этого успешность борьбы с экстремизмом на государственном и общественно-политическом уровнях зависит от устойчивости и функциональности формальных институтов, слабость которых создает благоприятные условия для развития неформальных практик. Кроме дисфункциональность формальных политических институтов вызывает социальную напряженность, что в свою очередь приводит к замене социального взаимодействия в системе «граждане-государство» неформальными связями и отношениями, в том числе противоправного характера [1].
Ряд авторов зарубежных социально-гуманитарных исследований также изучали проблематику экстремизма в рамках неоинституционального подхода. Особое внимание было уделено рассмотрение данного негативного явления сквозь призму концепта рационального актора. Такой подход в рамках теории рационального выбора, подразумевал под рациональным актором, субъекта, который стремится максимально реализовать свои интересы при наименьших потерях, руководствуясь принципом кулькуляции возможных издержек и приобретений и выбора среди альтернативных вариантов наиболее выгодного. Однако, интерпретация рационального актора имела и отличия от классической трактовки в теории рационального выбора. В современных теориях объясняющих сущность экстремизма, под рациональным актором подразумевается, прежде всего, социальная группа (экстремистская организация), а не индивид. При этом данная социальная группа воспринимается как некая целостность и принуждающая сила, надстраивающая над индивидами [7, с. 244].
Как отмечает С. И. Чудинов, признав в качестве первичного субъекта социальную группу (радикальную, экстремисткую группировку), некоторые ученые разошлись во мнении относительно целей и условий, при которых такие организации готовы прибегнуть к крайним методом и средствам. Разные позиции были выражены по вопросу мотиваций индивида сподвигших его к вступлению в экстремистскую организацию, и готовности нести издержки ради достижения коллективных целей [7, с. 245].
Американский исследователь М. Блум в своей работе Dying to Kill: The Allure of Suicide Terror утверждает, что в основе динамики деятельности повстанческих групп экстремистских организаций, прибегающих к насильственным действиям и акциям, лежит идея соперничества. Конкуренция, которая нацелена на местное население, отдающее «свой голос» за данные организации, выражая тем самым свою поддержку, является ведущим фактором их деятельности. При этом подмечается, что к крайним формам и методам ведения борьбы обращаются лишь тогда, когда иные стратегии потерпели крах. Кроме этого автор отмечает, что в рамках своей пропаганды экстремисты зачастую пытаются изобразить фанатичность, иррациональность, непредсказуемость своих действий с целью убедить противника в неэффективности и бесполезности любых попыток противодействия с их стороны [8].
В теории социальной солидарности, сторонники которой считают, что в отношениях «индивид — экстремистская группа» приоритет отдается группе. Рациональность индивида, отдельного актора поглощается рациональностью группы в результате процесса социализации внутри экстремистского сообщества. С. Атран утверждает: «Путем идеологической индоктринации и тренировки и под влиянием харизматических лидеров замкнутые экстремистские и террористические организации канализируют несопоставимые религиозные и политические чувства индивидов в эмоционально сплоченную группу фиктивных родственников, которые сознательно крайние способы борьбы, что воспринимается как коллективное благо, способное смягчить политические и социальные тяготы своего общества». Чтобы процесс социализации был инициирован, индивиду сначала следует присоединиться к экстремистской группе, что во многом связано с социальным контекстом существования (коллективное чувство исторической несправедливости и пр.) [7, с. 245]
Сторонники теории экономического обмена рассматривают поведения индивидов, вступающих в экстремистскую группу, как действие рационального актора, заключающего своеобразный негласный «контракт» и акт экономического обмена услугами. Весьма плодотворны в рамках этого направления работы Л. Яннакконе, посвященные в массе своей применению теории рационального выбора к изучению социологии религии, в том числе к исследованию уровней проблемы религиозного фундаментализма и экстремизма, возрастанию религиозности подобного рода организаций и т. д.
Как и Г. Беккер, ученый считает, что теория рационального выбора должна включать в себя принцип стабильных предпочтений, рыночного равновесия и максимизации поведения.
Говоря о максимизации поведения, ученый утверждает, что принимая решения о выборе религии, вступлении или поддержке той или иной организации (в том числе и экстремистской направленности) люди взвешивает каково будет их участие в ней, с точки зрения потерь и максимизации приобретений. Стабильность же выбранных предпочтений, следование выбранному решению, (например поддержка деятельности экстремистских организаций, экстремистских идеологий) зависит от оптимальных реакций на меняющиеся обстоятельства: изменения уровня издержек/приобретений, умений, опыта, технологии, ограничение ресурсов и т. п. [5, с. 244–246]. При этом, как подмечает К. Викторовиц, рациональный выбор актора может основываться не только на материальных или политических интересах, но и «духовных понятиях», религиозных убеждениях (например, применительно к действиям религиозных экстремистов, террористов-смертников) [7, с. 246].
Вышеобазначенные постулаты неоднократно подвергались конструктивной критике. Многие исследователи вполне обосновано считают, что акторы далеко не всегда действую рационально, не всегда соизмеряют и могут подсчитать все возможные издержки и предполагаемую выгоду (данная критика особенно актуальна относительно вопроса рациональности экстремизма). Реальная практика такова, что индивиды зачастую могут предпочитать одно, а в силу культурных традиций и социальных связей выбирать другое [5].
Несмотря на то, что рассмотренные в статье подходы и теории не могут претендовать на универсальность в изучении всего спектра вопросов и проблем, связанных с феноменом экстремизма, тем не менее, дальнейшая разработка обозначенной проблемы с учетом достижений современной политической науки и неоинституциональной теории в частности видится нам весьма продуктивным.
Литература:
1. Гетц Р. Н. Современные технологии противодействия политическому экстремизму в Российской Федерации: диссертация кандидата политических наук: 23.00.02 / Гетц Роман Николаевич; [Место защиты: Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена]. — Санкт-Петербург, 2012. —161 с.
2. Кокорхоева Д. С. Современные исследования институтов политической власти (сравнительный анализ теорий) // Научные ведомости Белгородского гос. ун-та. Серия «История. Политология. Экономика. Информатика». — 2010. — Вып. 14. № 7 (78). — С. 208–217.
3. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики\ Пер. с англ. А. Н. Нестеренко; предисл. и науч. ред. Б. З. Мильнера. — М.: Фонд экономической книги “Начала”, 1997. — 180 с.
4. Патрушев С. В. Институциональная политология: четверть века спустя // Политическая наука. — 2009. — № 3. — С. 5–19.
5. Руткевич Е. Д. «Новая парадигма» в социологии религии: Pro et Contra // Вестник Института социологии. — 2013. — № 6. — C. 207–233.
6. Флигстин, Н. Поля, власть и социальные навыки: критический анализ новых институциональных течений // Экономическая социология. — 2001. — № 4. — С. 28–55.
7. Чудинов С. И. Проблема рациональности экстремизма в западных социально-гуманитарных исследованиях (на примере терроризма смертников) // Теория и практика общественного развития. —2014. —№ 21. — С. 244–247.
8. Bloom M. Dying to Kill: The Allure of Suicide Terror. New York, 2007. P. 3.
