Изменения в способах создания культурного и интеллектуального продукта, вызванные распространением ИИ, ставят под сомнение адекватность традиционных правовых конструкций. Система авторского права, столетиями формировавшаяся вокруг фигуры автора-человека, столкнулась с новым типом творческого агента — алгоритмом, способным к автономному созданию результатов, внешне неотличимых от продуктов интеллектуальной деятельности человека [1].

Основная коллизия заключается в том, что технологии развиваются экспоненциально быстрее, чем формируется адекватное правовое регулирование. ИИ эволюционировал от инструмента, выполняющего команды, до сложной системы, способной производить уникальные и новаторские результаты на основе обобщения и синтеза гигантских массивов данных. Это привело к ситуации, когда ИИ выступает полноправным участником творческого процесса — от написания студенческих работ до генерации произведений искусства [2]. Государственные институты вынуждены реагировать на это явление, однако их реакция зачастую фрагментарна и не затрагивает сути проблемы. Примером может служить появление национальных стандартов, детально регламентирующих применение ИИ в конкретных сферах, например, в научно-исследовательской деятельности в образовании [3]. Подобные документы фиксируют и легитимизируют роль ИИ как «соавтора» на всех этапах научной работы, но при этом полностью обходят молчанием ключевой вопрос о правах на результаты этой деятельности.

Сердцевина проблемы лежит в антропоцентричной природе современного права, которое исторически рассчитано на регулирование отношений между людьми [4]. Российское законодательство, как и большинство зарубежных систем, в качестве краеугольного камня авторского права закрепляет фигуру автора-человека. Согласно статье 1228 Гражданского кодекса РФ, автором признается гражданин, творческим трудом которого создано произведение. Эта норма автоматически исключает ИИ из числа потенциальных субъектов права, что порождает парадокс: объект, обладающий элементами автономной воли и способностью к творческому результату, не может быть признан его создателем с юридической точки зрения [4].

В условиях отсутствия прямого законодательного регулирования в доктрине и правоприменительной практике сформировались противоположные подходы к определению правообладателя. Одна точка зрения отрицает за ИИ какую-либо правосубъектность и предлагает признавать автором либо пользователя, инициировавшего процесс и осуществлявшего творческий контроль (например, через детальный промпт и постобработку), либо разработчика алгоритма [1, 5]. Другая, более радикальная позиция, обсуждает возможность наделения сложных автономных систем особой, «цифровой» правосубъектностью по аналогии с юридическим лицом или даже создания концепции «электронного лица» [2, 5]. Однако эти конструкции наталкиваются на непреодолимое, с точки зрения традиционного права, препятствие — отсутствие у ИИ эмоционального интеллекта, сознания и способности нести ответственность, что делает бессмысленным применение к нему классических правовых инструментов управления и наказания [4].

Бюро по авторским правам США и суды Европейского союза последовательно отстаивают доктрину «существенного человеческого вклада» [1]. При этом в поисках выхода западные юристы активно обсуждают альтернативные режимы охраны, такие как отнесение полностью автономных произведений ИИ к общественному достоянию или создание для них специального права, аналогичного охране баз данных [2]. Интересен прецедент Верховного кассационного суда Италии, который в 2023 году признал охраняемым произведением архитектурный проект, созданный с помощью ИИ, указав, что использование технологии не отменяет творческого характера работы, если вклад человека был преобладающим [2]. Этот подход, фокусирующийся на оценке степени и качества человеческого участия, представляется наиболее прагматичным в текущих условиях, однако он не решает судьбу произведений, созданных со значительной долей автономии алгоритма.

Преодоление сложившегося кризиса требует подхода, сочетающего технологические, этические и правовые новации. Первым, технологически-правовым вектором может стать внедрение систем прозрачности и идентификации. Речь идет об обязательной маркировке контента, созданного с помощью ИИ, и развитии реестров, фиксирующих «цифровой след» произведения: использованную модель, промпт, степень вмешательства человека. Подобные реестры, основанные на технологиях распределенного учета, уже предлагаются в юридической доктрине как механизм для упорядочивания объектов, созданных ИИ [5]. Это не только обеспечит необходимую прозрачность для потребителей и регуляторов, но и создаст техническую основу для будущего распределения прав и вознаграждений.

Второй вектор предполагает эволюцию закона через создание новых правовых категорий. Прямое распространение на произведения ИИ классического авторского права с полным набором исключительных прав представляется нецелесообразным. В качестве компромисса может быть рассмотрен режим ограниченного исключительного права для пользователя ИИ, например, с сокращенным сроком охраны и уступкой в пользу общественных интересов, как это предлагается в одном из российских законопроектов [1]. Альтернативой, активно обсуждаемой в Европе, является создание специального режима, который предоставлял бы не авторско-правовую, а иную, более узкую охрану, возможно, по модели смежных прав или защиты инвестиций в создание базы данных [2].

Третий, ключевой вектор — смещение акцента с фиксации авторства на установление ответственности. Поскольку привлечь к ответственности ИИ невозможно в силу отсутствия у него правосубъектности и имущества, логичным решением становится закрепление ответственности за конкретными человеческими акторами: оператором, разработчиком или конечным пользователем, выпустившим результат в публичное пространство. Такой подход, основанный на презумпции контроля человека над технологией, закреплен, например, в британских принципах робототехники и коррелирует с антропоцентричной логикой права [4].

Фундаментом для изменений должны стать этические принципы, которые выступают в роли первичного регулятора. Принятый в России Кодекс этики в сфере ИИ, как и аналогичные документы в других странах, закрепляет принципы приоритета прав человека, безопасности и недопустимости причинения вреда [4]. Эти нормы задают необходимые рамки, внутри которых будет развиваться будущее правовое регулирование, обеспечивая баланс между стимулированием инноваций и защитой фундаментальных общественных ценностей.

Литература:

1. Сичкаренко А. Правовая природа результатов творческой деятельности, созданных ИИ [Электронный ресурс] // Адвокатская газета. 2025. URL: https://www.advgazeta.ru/mneniya/pravovaya-priroda-rezultatov-tvorcheskoy-deyatelnosti-sozdannykh-ii/ (дата обращения: 17.12.2025).
2. Ерохина Е. Д. Авторские права на произведения, созданные искусственным интеллектом [Электронный ресурс] // Zakon.ru. 2024. 25 мая. URL: https://zakon.ru/blog/2024/5/25/avtorskie_prava_na_proizvedeniya_sozdannye_iskusstvennym_intellektom (дата обращения: 17.12.2025).
3. ГОСТ Р 70949–2023. Технологии искусственного интеллекта в образовании. Применение искусственного интеллекта в научно-исследовательской деятельности. Варианты использования. — Введ. 2024–01–01. — М.: Стандартинформ, 2023. — 16 с.
4. Белозерцева В. В. Правовое регулирование искусственного интеллекта // Пробелы в российском законодательстве. 2024. Т. 17. № 6. С. 078–086.
5. Вопрос правового регулирования авторских прав на произведения нейронных сетей/искусственного интеллекта [Электронный ресурс] // Группа «Деловой Профиль». 2025. 21 января. URL: https://delprof.ru/press-center/experts-pubs/vopros-pravovogo-regulirovaniya-avtorskikh-prav-na-proizvedeniya-neyronnykh-setey-iskusstvennogo-int/ (дата обращения: 17.12.2025).