Вопрос существования в России такого литературного жанра как готический роман, неразрывно связан, в том числе и с именем американского писателя начала девятнадцатого века – Вашингтона Ирвинга. Данная связь прослеживается в неком литературном наследованию архаичному жанру, обыгрыванию значимых для данного жанра сюжетов и разновидностью творческой переработки сюжетов и мотивов, которую В.Э. Вацуро назвал «травестией готики». Целью данной статьи станет рассмотрение самой возможности подобного вида наследования жанру предшественнику и возможные пути творческой адаптации такого жанра. Успех творчества Ирвинга был связан, по мнению В.Э. Вацуро с пародийным снижением, игрой с таинственными сюжетами [1, С. 276]. В игровое сюжетное поле готического романа автор добавил еще одну возможность, позволяя читателю поиграть со знакомым сюжетом по новым правилам. Ирвинг разворачивал запутанный, пугающий сюжет и давал затем нарочито обыденные объяснения. Не являясь пародией в полной мере, его произведения становятся вариантом литературной полемики с уходящим в небытие жанром. Что бы понять всю полноту замысла автора, читателю было необходимо знать первоисточники.
Этот выражено «синтетический» характер творчества Ирвинга дает хорошую возможность заглянуть в скрытую область возникновения инноваций в литературном процессе. Настоящая статья нацелена на обозначение возможностей постановки проблемы инноваций в литературе через рассмотрение литературного явления в контексте процесса «освоения» литературных явлений – предшественников, как носителей определенных модальностей, творческая актуализация которых способна породить новый литературный феномен.
Творчество Ирвинга (как, возможно, и любого автора) может рассматриваться, как системная целостность смыслов, проявленная в совокупности авторских текстов, как некое «высказывание», существенно отличающееся от «высказываний» других авторов и поэтому – узнаваемое и неповторимое. С этой точки зрения, творчество Ирвинга, как литературный феномен, обладает чёткими логическими границами и самоочевидной «автономией», т.е. нам понятно, где Ирвинг «начинается и заканчивается».
Вместе с тем, столь же очевидно, что мир Ирвинга не замыкается сам на себя. Но представляет собой некий момент определённой литературной традиции, находится в истории литературного направления. В этом смысле он наследует иному литературному феномену, иной целостной системе смыслов (готическому роману), причём наследует активно, - используя эту систему, не только как «образец», но и как «материал». – не только воспроизводит элементы системы предшественницы в своем литературном мире, но и создает на их основе свои собственные смысловые образования, не совпадающие с исходными.
Важно, что мир готического романа представляет собой аналогичную инновацию, трансформировавшую в своё время базовую для себя смысловую систему предшественника – средневекового готического романа.
Родоначальник жанра Гораций Уолпол (Horace Walpole. 1717—1797), рассматривал слово «готический» как синоним слова «средневековый». Готические романисты, начиная с Г. Уолпола, полагали, что содержательно они восстанавливают средневековый жанр romance, соединяя его с детальностью и обстоятельностью описания, свойственными современному novel. Чудесное и сверхъестественное были неотъемлемой частью поэтики средневекового romance, важную роль играли они и в готическом романе (также именовавшем себя romance), однако характер чудесного и отношение к нему изменились радикальным образом.
Понять характер этого изменения отчасти помогает проведенное в работе Ц.Тодорова «О фантастическом», [3, С. 355-369] разграничение между понятиями фантастического-чудесного и фантастического-сверхъестественного. Чудесное для него то, что воспринимается как должное, не вызывая удивления (как говорящий волк или столетний сон красавицы в сказке), сверхъестественное же – то, что вызывает удивление и требует объяснения. Применительно к нашему материалу: средневековый роман повествует о чудесном, в которое просто верят, готический роман делает предметом изображения сверхъестественное – явления рационально непостижимые, требующие и для автора и для читателя какого-нибудь приемлемого объяснения. Если рассмотреть эти явления в историко-культурном контексте, то различие между ними очевидно объясняется тем, что между средневековым и готическим романом пролегает эпоха, к которой относится становление и распространение научного рационалистического мировоззрения. Оно делает невозможной прежнюю наивную веру в чудеса.
Однако, наряду с этим понятным различием между средневековым чудесным и готическим сверхъестественным существует и другое различие, гораздо менее понятное и гораздо более огорчительное для современной эпохи распространения готического романа (который, родившись в XVIII в., продолжил свою историю и в XIX в. и – в новых формах – в XX). Чудо в средневековом романе столь же часто помогает герою, сколь и препятствует ему, оно может удивлять и даже поражать, но никогда не вызывает того панического страха, какой испытывают герои готического романа, столкнувшись со сверхъестественным. Готический роман недаром называют также романом ужасов, ибо никаких других эмоций происходящие в нем загадочные события по определению вызывать не должны. Существуют и многие другие примеры наследования готического романа средневековому при одновременных существенных изменениях смысловой системы последнего в рамках первого.
Следовательно, вполне можно говорить о некой тенденции инновационного преемства между литературными жанрами, «мирами». Это наводит на мысль о скрытой включенности в каждое законченное литературное высказывание определённых модальностей, делающих возможными последующие смысловые инновации.
Тем самым каждый литературный феномен может изучаться не только как совокупность проявленных смысловых элементов, но и как область непроявленных, но возможных смыслов, напоминающих возможные миры Лейбница. Эта область может быть интуитивно зафиксирована и описана, как совокупность «возможных миров», каждый из которых имеет шансы актуализоваться в последующей истории литературного процесса, как действительный. Эти миры представляют собой некие альтернативы исходному литературному феномену, которые могут быть достигнуты из него с определенной степенью необходимости.
Об этой степени, как и о средствах ее анализа и измерения пока нельзя сказать ничего определенного. На данном этапе можно высказать несколько гипотетических предположений, способных послужить эвристическим инструментом для формулировки проблемы исследования механизмов актуализации литературных инноваций, а именно:
- по – видимому, для автора (создателя) «исходного» литературного мира, способные воспоследовать из него инновации являются (употребим терминологию Я. Хинтикки) «невозможными возможными мирами». Это некая аналогия тому, что Я. Хинтикка говорил о проблеме логических следствий в становлении научных представлений: «Все мы знаем и верим в большое количество таких вещей, о следствиях которых у нас нет ни малейшего представления. Евклид не знал всего, что можно знать в элементарной геометрии, и Максвелл не знал всего, что мог знать об электромагнетизме» [4, С. 230]. Аналогично создатель литературного мира «не знает» всех созданных им возможностей его развития и не видит их логической необходимости. Другими словами – готический роман не видит необходимости в Ирвинге, но все же каким-то образом эту необходимость задает.
- литературный феномен, как целостное и неповторимее смысловое «высказывание», «произнося» то, что соответствует авторскому замыслу, одновременно «произносит» и определенную совокупность возможных альтернатив этому замыслу, задает пространство для своих интерпретаций и изменений. Это пространство принципиально закрыто для автора высказывания, но принципиально достижимо для его последователей.
- допустимо, что «возможные миры», порождаемые определенным литературным феноменом обладают различной степенью возможности и могут быть описаны в понятиях иерархии или приоритетности. «В семантике возможных миров их анализ опирается на допущение о том, что не все возможные миры равно важны для наших целей» [4, С. 230].
Можно предположить, что «возможные миры», как альтернативы тому или иному литературному явлению, отсутствуют, как элемент замысла автора данного явления и подходы к ним не проявлены с очевидностью в авторских текстах. Отсюда возникает проблема – каким образом они оказываются доступными для актуализации в литературном процессе? Каким образом они кодируются в исходном литературном феномене и расшифровываются в последующих шагах литературной традиции?
Ответ на эти вопросы требует дальнейшего исследования. Можно обозначить два направления поиска, связанные с двумя исходными гипотезами:
- «возможные миры» возникают в формальных структурах художественного текста независимо от авторского замысла и его реализаций. Художественный текст в этом случае самостоятельно подводит последователей к возможностям тех или иных инновационных ходов, сам ориентирует направление своей интерпретации.
- «возможные миры» возникают в процессе взаимодействия художественного текста с культурным контекстом творчества автора – последователя, с тем, что принято называть «реальным миром». Тем самым, источником «возможных миров» выступает не литературное явление в качестве художественного текста, но оно же – в качестве текста культурного. Иначе говоря, важны не особенности образов, сюжета и т.д., а ментальный резонанс на актуальные социально-культурные ситуации, который литературный феномен вызывает в сознании авторов – последователей.
- не исключено, что имеют место оба эти варианта, и актуализация «возможного мира», превращающая литературный феномен – предшественник в творческий материал для авторов последователей, возникает, как продукт сложного взаимодействия структурных особенностей смысловой системы предшественника и социокультурного контекста творчества авторов последователей.
Представляется, что рассмотрение литературных явлений, как носителей модальностей своего собственного развития, актуализуемых в реальном литературном процессе может оказаться достаточно перспективным для понимания литературных инноваций, связанных с эволюцией готического романа в первой половине ХIX столетия. Подобные исследования возможны, как междисциплинарные на стыке литературоведения, истории литературы, философии, логики и семантики.
Литература:
1. Вацуро В.Э. Готический роман в России. Травестия готики. М., "Новое литературное обозрение", 2002.
2. Надеждина Е.В. Художественный текст в структуре реальности: «Общественные науки и современность», № 2, 2001, С. 183-189
3. Тодоров Ц. Понятие литературы. Семиотика. - М., 1983.
4. Хинтикка. Я. Логико – эпистемологические исследования. М., «Прогресс», 1980
