Ключевые слова: исторический роман, магический реализм, роман, готический роман, жанровый канон, поэтика произведения, жанр.
Творчество Б. А. Садовского — поэта и прозаика Серебряного века — вплоть до недавнего времени оставалось практически неизвестным читателю и не входило в круг научных интересов ученых, занимающихся исследованием литературы данного периода. Однако представляется несомненным, что литературное наследие Б. А. Садовского — это яркий пример модернистской литературы рубежа веков — периода, в который как никогда раньше проявилось стремление к синтетичности в искусстве, к осмыслению опыта предшественников, с одной стороны, или демонстративному размежеванию с ними, с другой. На этом этапе литература уходит от своих истоков как в отношении жанровой определенности, так и в отношении сюжетостроения. Это приводит к размытию границ жанров, а также к тому, что встречаются все более сложные сюжетные контаминации и все более изощренной становится игра с читателем, который оказывается в ситуации «сюжетной неопределенности» [1, C.300]. По этим критериям роман Б. А. Садовского «Кровавая звезда»можно отнестиотносится к модернистской литературе, в связи с чем в рамках данной статьи представляется интересным рассмотреть, как в его тексте реализуется такое понятие как «память жанра» и какие разновидности романа нашли отражение в поэтике произведения Б. А. Садовского. Оговоримся, что сосредоточим внимание на жанровой отнесенности произведения и на специфике его хронотопа.
Говоря о сохранении жанрового канона в романе Б. А. Садовского «Кровавая звезда», мы столкнемся с необходимостью искать параллели с такими жанровыми образованиями, как готический роман, исторический роман, мистический роман, а также роман, относящийся к жанру магического реализма (в данном случае можно говорить, скорее, о том, что роман Б. А. Садовского предвосхищает возникновение данного жанра, возникновение которого официально относится к 1949 году). Последовательно рассмотрим, как черты этих жанровых образований реализуются в поэтике произведения Б. А. Садовского.
Действие романа «Кровавая звезда» с определенными оговорками относится к первой трети девятнадцатого века, ко времени, когда будущий император Александр II, один из центральных персонажей произведения, являлся наследником престола. Основные события произведения с оценками в их истолковании сформулированы Ю. А. Изумрудовым в статье «Большевизм и интеллигенция в творчестве Б. А. Садовского»: «В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II. Его прельстили красавицей Гетой, дочерью барона-дипломата из голландского посольства (того самого, где служил и отчим убийцы Пушкина Геккерен) от брака его с незаконной дочерью международного авантюриста и деспота Наполеона, кумира всей «просвещенной» Европы и, конечно же, России. Подпавший под чары нанятой «на любовь» баронессы и утративший способность адекватно анализировать создавшуюся ситуацию, цесаревич готов на все, что только пожелает красавица: бежать с ней, быть ее слугой, даже близкого ему человека убить, друга еще с детских лет, поэта Алексея Толстого. Гета, отвергнув все эти порывы, пожелала лишь одного: «…когда будешь царем <…> освободи свой народ от рабства» [2, с. 28]. И цесаревич поклялся свершить это…» [3, C.338].
Обращаясь к национальному прошлому в тексте, автор в первую очередь апеллирует к канону исторического романа — жанра популярного в начале девятнадцатого века, а потому хорошо известного большинству читателей. Вместе с тем, структура данного жанра подвергается Б. А. Садовским коренной переработке, что позволяет найти в тексте романа черты иных жанровых образований, корни которых, однако, так же, как и корни исторического романа, восходят к эпохе романтизма. Для данного литературного направления, как и для литературы рубежа веков, свойственен интерес к мистике, потусторонним силам и возможности их вторжения в повседневность. Для иллюстрации данного тезиса достаточно вспомнить сборники повестей Н. В. Гоголя «Миргород», «Вечера на хуторе близ Диканьки» «Петербургские повести», «дневную» и «ночную» фантастику Э. Т. А. Гофмана, а также многих других авторов. По словам Т. А. Чернышевой, «эта приверженность к сказочному, чудесному, фантастическому, к баснословным вымыслам проявляется у романтиков самых различных школ и направлений, она наблюдается и у Шелли, Байрона, и у Кольриджа, Новалиса, Л. Тика» [4, С.75].
Столь значительная роль фантастического начала позволяет предположит тесную связь произведения Б. А. Садовского с готическими романами, приобретшими популярность примерно в тот же период, что и романы исторические. При этом сам готический роман — явление также неоднородное. На настоящий момент возможно говорить как минимум о двух разновидностях этого жанра: о сентиментально-готическом и о, так называемом, «черном» готическом романе, с которым «Кровавую звезду» сближает то, что «фантастика в этой разновидности жанра носит отнюдь не мнимый характер. Сверхъестественные силы действуют как реально существующие. […] В романах этой разновидности дьявольское начало принимает человеческий облик» [5, С.20]. Под этой оболочкой, часто весьма привлекательной (Гета), его почти невозможно распознать, следовательно, труднее бороться.
Злые потусторонние силы у Б. А. Садовского персонифицируются, представая в образах героев, которые непосредственно контактируют с персонажами, имеющими реальные исторические прототипы: с Николаем Первым, цесаревичем Александром, В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным, К. К. Мердером. Барон-дипломат, искушающий наследника престола и попутно забирающий при помощи колдовства жизни тех, кто мешает осуществиться его планам («И опять на мезонине запела флейта. Карл Оттович испуганно вскочил. Шиллер со стены кривлялся, подмигивал, строил гримасы. Дрожа, раскрыл Риттер книгу: буквы слились, бумага закоробилась. В отчаяньи он бросился к скрипке, схватил смычок: со стоном лопнули одна за другой все струны. Задыхаясь, взглянул он на перстень и замер: в черной оправе алела звезда о пяти концах»), олицетворяет потустороннее зло.
В «черном» готическом романе именно борьба с потусторонними злыми силами составляет основной конфликт: «Главное же здесь — конфликт добра и зла, борьба человека с инфернальными силами, причем в эту борьбу часто вовлекается не только главный герой, но и окружающие его люди». [6, С.31] Малкина также конкретизирует черты этого жанра, отмечая, что ему свойственны: «особый хронотоп (события разворачиваются в эпоху средних веков в пространстве средневековых зданий — замка, аббатства, башни, собора и т. п.); этический конфликт, связанный с проблемами преступления и наказания и такими мотивами, как общение с дьяволом, родовая вина, родовое проклятье, возмездие; присутствие (и в хронотопе, и в сюжете) сверхъестественного элемента» [6, C.37]. Действие в «Кровавой звезде» разворачивается не в Средневековье, а, как мы уже отмечали выше, в начале девятнадцатого века, но при этом кульминационные события, связанные с принятием цесаревичем фатального решения, перенесены автором в обстановку романтического замка: «Берега излучистого Арно пестреют и зыблются; на небосклоне голубая цепь Апеннин. Дорога ведет к аббатству Сан-Донато. Под сенью исполинских кипарисов суровый храм со сквозной колокольней; замок тонет в саду» [2, C.28].
Говоря об этическом конфликте, присущем «черному» готическому роману, необходимо отметить, что в «Кровавой звезде» он может быть соотнесен с мотивом родовой вины или родового проклятия, так как решение Александра об отмене крепостного права, с точки зрения автора, становится проклятием Российской империи, которое приводит ее к краху.
Сочетание в романе реального и вымышленного, правдоподобного и явно фантастического позволяет предположить, что произведение «Кровавая звезда» может быть рассмотрено, с одной стороны, в традиции готического романа, а с другой стороны, в контексте такого явления как «магический (мистический) реализм». Термин «магический реализм» применительно к литературе впервые был предложен французским критиком Эдмоном Жалу в 1931 году. Вот что он писал: «Роль магического реализма состоит в отыскании в реальности того, что есть в ней странного, лирического и даже фантастического — тех элементов, благодаря которым повседневная жизнь становится доступной поэтическим, сюрреалистическим и даже символическим преображениям». Можно также выделить конкретные этого направления. Магический реализм можно считать одним из наглядных примеров преломления и отражения истории в искусстве. Произведения этого жанра включают в себя противоречивые элементы действительности и фантастики. Этим термином в современном литературоведении обозначается «особый тип художественного мышления, свойственный разнородным явлениям в литературе XX века, при котором писатель отрицает плодотворность рационалистического мышления в стремлении выразить и художественно осмыслить мифически-магическую модель мировидения и для которого характерно органичное использование элементов фантастики наряду с обязательным наличием черт легко опознаваемой исторической реальности» [7, С. 255]. Можно также предположить, что магический реализм генетически восходит к гротескному реализму, для которого свойственна «большая деформация реальных подробностей жизни, ее предметных деталей. Здесь присутствует странная, неестественная картина действий, в сюжетах и персонажах много неправдоподобного» [8].
Черты, сформулированные в данном определении, присущи и роману Б. А. Садовского. Так, историческая конкретность в целом сохраняется в тексте романа, но в то же время неправдоподобие и своеобразное двоемирие присутствуют в сюжете с первых страниц, начиная со встречи Наполеона с представителем явно потусторонних сил, которому известно будущее и который знает, как этим будущим управлять: «Черный поднес к глазам императора зеленоватое зеркальце.
— Кого ты видишь?
— Юношу в короне.
— Это наш последний соперник. Победить его может дочь дочери твоей. Итак, решайся». При этом привлекает внимание то, что, вводя в произведение элементы, свойственные магическому реализму в частности и фантастической литературе в целом, писатель отчасти сохраняет и черты исторического романа, однако, на наш взгляд, этот жанр оказал наименьшее влияние на текст Б. А. Садовского. Его воздействие проявилось главным образом в выборе времени, в котором происходят события, что в свою очередь подчинялось основной художественной задаче писателя — объяснить причины, приведшие Россию к революции, и понять, как это было возможно. Историческая конкретика хоть и присутствует в произведении, но по сути служит лишь фоном, добавляя достоверность событиям, которые в противном случае воспринимались бы как оторванные от действительности. Автору важна конкретная временная отнесенность происходящего: временные границы действия и приметы эпохи устанавливаются достаточно четко, несмотря на наличие временных сдвигов и анахронизмов (например, связанных с Пушкиным). Это позволяет говорить о том, что прошлое для писателя не менее важно, чем настоящее, тем более, что оно во многом определяет будущее, а значит, осмысление ошибок прошлого должно помочь избежать их в настоящем. С этой точки зрения в романе на первый план выходит фигура Александра Второго, неверное решение которого, по мнению Б. А. Садовского, стало катализатором цепи трагических последствий, финалом которой стала революция 1917 года и крах Российской империи. Таким неверным решением становится реформа по отмене крепостного права, к которой цесаревича подтолкнула Гета — олицетворение темных злых сил: «Освободи свой народ от рабства», — говорит она наследнику. Что значит эта сакраментальная фраза в устах врага? Значит, «дает понять автор, «освободи свой народ от русских православных традиций, от ответственности за судьбу отечества, ввергни его в хаос, анархию, в революцию» [3, С.338].
Важной чертой магического реализма является также открытый финал произведения, который позволяет читателю определить самому, что же было более правдивым и соответствующим строению мира — фантастическое или повседневное. В случае с романом Б. А. Садовского, завершающимся обещанием цесаревича освободить крестьян, можно рассматривать последующие события, выходящие за рамки романного хронотопа либо как логическую причинно-следственную последовательность, обусловленную закономерным ходом исторического, экономического и политического развития страны, либо как последствия происков нечистой силы, вступившей в сделку с Бонапартом, которого порой сравнивали с Антихристом. Например, о Бонапарте как властителе дьявольской страны писал Н. М. Карамзин: «Конец победам! Богу слава! / Низверглась адская держава: / Сражен, сражен Наполеон!..»
Тема принятия решения связывает роман Б. А. Садовского с темой судьбы, которая также является важнейшей в магическом реализме. Примечательно, что магический реализм соотносится также с готическим романом, о параллелях которого с романом историческим, мы говорили выше.
Говоря о сохранении жанрового канона мистического романа относительно произведения Б. А. Садовского, нельзя не упомянуть также о произведении В. Я. Брюсова «Огненный ангел». Романы «Кровавая звезда» и «Огненный ангел» можно рассматривать как инвариантные формы исторического и готического романов. При сопоставлении этих произведений становится очевидным, что В. Я. Брюсов более, чем Б. А. Садовской стремился к сохранению канонической формы исторического романа, что было отмечено как современниками автора, так и исследователями более позднего периода: «…некоторые главы «Огненного ангела» написаны с тем эпическим спокойствием, которое характеризует романы В. Скотта, несомненно сильно влиявшего на Брюсова при создании разбираемой повести», — отмечает С. Соловьев [9, C.29]. Искусно стилизованный под средневековую рукопись, роман, действие которого происходит в Германии в 1534–1535 годах, почти документально воссоздает быт той эпохи. Чтобы не возникали сомнения, автор снабдил второе издание обширной библиографией и подробными комментариями. Среди действующих лиц романа встречаются реальные исторические персоны (Аргиппа, Ульрих Цазий, доктор Фаустус). При этом, как и в случае с романом Б. А. Садовского, «Огненный ангел» оказывается намного более многогранным, чем историческая зарисовка, и наделенным символическим смыслом.
Таким образом, можно прийти к выводу о том, что в романе Б. А. Садовского, несомненно, можно найти черты различных жанровых образований, возникших как в более ранние, так и в более поздние эпохи, но, будучи причудливо сочетающимися, они приводят к созданию художественного эффекта, который позволяет рассматривать роман «Кровавая звезда» и с точки зрения псевдоисторического повествования, и как произведение мистическое, которое конструирует иной художественный мир, подчиняющийся другой логике.
Литература:
- Бройтман, С. Н. Историческая поэтика // Теория литературы: Учебное пособие: В 2 т. / Под ред. Н. Д. Тамарченко. Т. 2. М., 2004.
- Садовской, Б. А. Кровавая звезда // De visu. — 1993. — № 4. — С. 12–29.
- Изумрудов, Ю. А. Большевизм и интеллигенция в интерпретации Бориса Садовского // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. — 2012. — № № 6 (1). — С. 335–340.
- Чернышева, Т. А. Природа фантастики. — Иркутск: Издательство Иркутского университета, 1985. — 189 с.
- Малкина, В.Я., Полякова, А.А. «Канон» готического романа и его разновидности // Готическая традиция в русской литературе, Составитель: Н. Д. Тамарченко, — М.: Издательский центр РГГУ, 2008 г.
- Малкина В. Я. Поэтика исторического романа: Проблема инварианта и типология жанра. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. — 140 с. (Литературный текст: проблемы и методы исследования; Приложение).
- Маслова Е. Г. Магический реализм как парадигма культурнохудожественного сознания современного общества / Е. Г. Маслова // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. — 2002. − № 10. — С. 254–269.
- Николаев, П. А. Словарь по литературоведению / Электронный ресурс, — http://nature.web.ru/litera/3.1.5.html
- Соловьев С. Валерий Брюсов. Огненный ангел. Повесть XVI века // Русская мысль. — 1909. — Кн. 2. С.29–30.
