Определение понятия «дискурс» является одной из центральных проблем языкознания. Категория «дискурс» имеет множество научных интерпретаций, так как дискурс представляет собой явление промежуточного характера между речью и общением, а также языковым поведением, с одной стороны, и фиксируемым текстом с другой стороны. Поэтому мы считаем, что дискурс необходимо рассматривать динамически с позиции не только лингвистики, но и социолингвистики, прагмалингвистики и лингвофилософии [2, с. 26].
Социолингвистически дискурс — это общение людей, рассматриваемое с позиции их принадлежности к той или иной социальной группе или применительно к той или иной типичной речеповеденческой ситуации. Лингвофилософия рассматривает дискурс как «конкретизацию речи в различных модусах человеческого существования» С точки зрения прагмалингвистики, главными критериями в изучении дискурса являются признаки способа и канала общения. С позиции лингвистики речи, дискурс представляет собой процесс живого вербализуемого общения, который можно охарактеризовать множеством отклонений от канонической письменной речи, отсюда внимание к степени спонтанности, завершенности, тематической связности, понятности разговора для других людей [8, с. 232 -243].
Возникший и утвердившийся к концу ХХ в. коммуникативный подход к изучению дискурса во многом опирался не только на создание нового категориально аппарата, но и на переосмысление существующих терминов. Доминантный интерес к языковой личности, характерный для коммуникативной лингвистики, обогатил традиционную систему лингвистических терминов новыми понятиями, описывающими язык в его функциональном аспекте.
Согласно М. Л. Гаспарову, в основе коммуникативного подхода к дискурсу лежит теоретическое положение о паритетной значимости горизонтального и вертикального развертывания речевого потока [5, с. 91]. Иными словами, речевой поток говорящего на родном языке формируется как полицитатное явление, включающее множество готовых «коммуникативных фрагментов», а также как результат линейного конструирования единиц языковой системы. Именно они выступают в качестве «прототипического фона» для новой формы, включая в себя символически нагруженные выражения, авторские метатекстовые включения, которые имеют самостоятельное значение за пределами линейной структуры текста.
Н. Д. Арутюнова отмечает, что дискурс мыслится как речь, вписанная в коммуникативную ситуацию, и в силу этого — как категория с более отчетливо выраженным социальным содержанием по сравнению с речевой деятельностью индивида, иными словами, «дискурс — это речь, погруженная в жизнь» [1, с. 121].
А. В. Олянич считает коммуникативную цель, для достижения которой автор прибегает к использованию фактов иноречевой среды, основанием для построения модели дискурса. Он подчеркивает, что смысловые фрагменты выступают в процессе текстопорождения как проявление активного авторского начала, которое реализуется как «отсылка к чужому опыту и метафорическая презентация этого опыта, характеризующая личность носителя и собственное действие, приведшее к запланированной цели» [17, с. 53].
Коммуникативный подход к анализу внутренней структуры текста позволяет рассматривать его как полифоническую структуру, а именно — как «такой способ организации информации, при котором ее производство и восприятие в коммуникативном процессе осуществляется за счет обращения к смысловому содержанию множества речевых фрагментов, созданных и получивших нагруженность в конкретно-ситуативной реализации текста» [22, с. 75]. Единицей данной структуры И. В. Тубалова называет полифоническое включение — речевой фрагмент, отягощенный некоторой «дотекстовой информацией», «унаследованной» из предыдущих текстов.
Характерное для коммуникативного подхода положение о взаимодействии двух текстов (текста-источника и текста-результирующего) позволяет применять его при анализе дискурса медиации, так как сам процесс альтернативного урегулирования конфликтов предполагает обязательное обращение к «дотекстовой» информации. При этом дискурс-источник может проявляться и через конкретный прототекст, либо существовать отдельно от конкретно-текстового проявления социокультурно обусловленной дискурсивной модели. Специфика дискурса медиации определяет необходимость опираться при исследовании на определённую дискурсивную модель или прототекстовую среду, служащую источником формирования текстовой полифонии. Однако для более точного анализа необходимо обращение к социальному аспекту дискурса, а также к специфической взаимосвязи «дискурс — общество», которая была рассмотрена Ю. Хаббермасом в рамках социально-коммуникативного подхода.
Предлагая социально-коммуникативную трактовку дискурса, Ю. Хабермас связал само понятие дискурса с теорией социального действия — стратегического, нормативного, драматургического, коммуникативного, а также с проблемой социальной легитимности. Он особо выделил так называемое дискурсное общение, которое характеризуется им как свободное и консенсусное. Данный тип общения рассматривался как идеальная коммуникативная модель. По Хабермасу, дискурс представляет собой диалог, в процессе которого происходит согласование спорных притязаний на значимость с целью достижения согласия: «В дискурсах мы пытаемся заново произвести проблематизированное согласие, которое имело место в коммуникативном действии, путем обоснования» [23, с. 67].
Для описания и анализа дискурса медиации особенно актуальными являются выведенные в рамках социально-коммуникативного подхода «моральные принципы» построения дискурса. Так, например, дискурс всегда ориентирован на процедуру вовлечения и включения, признание «Другого» в качестве достойного участника, признания его права на иное мнение, что является необходимым в процессе медиации. А положение Ю.Хабермаса об «установке на преодоление конфликтности и противоречий не с помощью силовых методов, а посредством риторического убеждения, риторического влияния, в результате которого достигается одобрения определенной нормы или нормативного документа» [23, с.110] представляется особенно актуальным для изучения дискурса медиации, в котором принятие чужой точки зрения и уважение к ней являются критически важными для достижения основной коммуникативной цели — примирения сторон.
В основе когнитивного подхода к анализу дискурса лежит функционально-семантический анализ как один из наиболее известных современной лингвистике способов обеспечить выяснение роли того или иного языкового средства в организации текста. М. Ю. Олешков отмечает, что при этом важное место отводится не только коммуникативной природе текста, но и когнитивной специфике его бытования [19, с. 58]. В частности, актуальность изучения когнитивной основы языковых явлений в связи с их функционально-коммуникативными свойствами подчеркивается Е. С. Кубряковой: «…каждое языковое явление может считаться адекватно описанным и разъясненным только в тех случаях, если оно рассмотрено на перекрестке когниции и коммуникации» [12, с.132].
А. А. Кибрик считает, что когнитивное исследование дискурса и текста как результата дискурсивного процесса может быть осуществлено на основе когнитивно-дискурсивного моделирования, которое включает пропозициональный, контекстуальный и концептуальный анализ в их интеграции. Такой дискурсивно-когнитивный анализ речевого взаимодействия возможен с учетом контекста, в котором выделяется смысловое ядро (базовый концепт), отражающее на онтологическом уровне структуру общения и деятельности, и периферия — совокупность интенционально обусловленных локальных концептов, пропозиционально «цементирующих» дискурс [11, с. 39–41]. Для нашего исследования является важным, что в рамках когнитивного подхода особое внимание уделяется роли контекста при развертывании дискурса, так как именно он зачастую помогает вычленить имплицитные смыслы в медиативных текстах (дискурсах) и дать им адекватное (эксплицитное) объяснение.
Изучение дискурса в рамках лингвокультурного подхода предполагает обращение к проблеме реализации социокультурного компонента в дискурсе. Особое внимание к экстралингвистическим параметрам коммуникации в данной работе обусловлено спецификой использования терминов в дискурсе медиации как когнитивно-коммуникативной системе, так как изначально культура альтернативного урегулирования конфликтов развивалась именно в Америке, и при анализе необходимо учитывать некоторые культурологические и исторические аспекты формирования и функционирования языковых единиц, входящих в данную дискурсивную модель. И. А. Стернин считает, что «национальная специфика семантики лексической единицы представляет собой отличие ее по составу от значений близких по семантике слов другого языка, включая случаи близких по семантике слов другого языка, а также случаи полной безэквивалентности значения» [21, с. 99].
По мнению О. А. Леонтович, под культурным значением целесообразно понимать внеконтекстную, статичную сущность или же «закрепленное за языковой единицей содержание, маркированное с точки зрения его национальной или этнической принадлежности» [16, с. 302]. При этом культурные смыслы создаются в процессе переговоров между участниками и являются результатом их совместного творчества, формируются на основе культурных значений и являются контекстуально обусловленными, интерактивными и динамичными.
Представленные выше подходы к изучению дискурса позволяют представить его как социокультурно детерминированный процесс речепорождения и речевосприятния, имеющий определенную коммуникативную цель. Для анализа англоязычного дискурса медиации необходимо системное представление о дискурсивном процессе, учитывающее когнитивные, социальные, идеологические и этнокультурные факторы, обусловливающие формирование и функционирование данного дискурса. В этом отношении комплексный лингвосоциокультурный подход является наиболее приемлемым (подходящим, актуальным) для анализа терминологии дискурса медиации, так как он обращается к ментальной репрезентации, контексту и реализации социокультурного компонента в ходе функционирования дискурса.
При изучении дискурса встает вопрос о его классификации. Каждый тип дискурса протекает в определенной социальной сфере и определяется набором правил, выполнения которых он требует. При исследовании типов дискурса основной задачей является описание структур, наиболее предпочтительных или типичных для дискурса данного вида.
Основными критериями для выделения типов дискурса являются способ и канал общения, стиль изложения, фигуративность и адресность, количество участников и функциональность. По способу общения противопоставляются информативный и фасцинативный, содержательный и фактический, несерьезный и серьезный, ритуальный и обыденный, протоколируемый и непротоколируемый типы дискурса; по каналу общения — устный письменный, контактный и дистантный, виртуальный и реальный типы дискурса. В семантических классификациях критерием выделения типов дискурса служит стиль изложения (нарративность/ не нарративность), а также фигуративность. Необходимо отметить, что определенные критерии типологизации дискурса, выделяемые на прагмалингвистическом основании, взаимопересекаются. Неритуальное общение, например, может включать информирование, фасцинативный обмен текстами, фатическую и нефатическую составляющие [9, с. 232–234].
А. Ж. Греймас представляет семиотическую типологию дискурса. При этом он подчеркивает, что в семиотическом понимании типология может быть коннотативной, «характеризующей данный культурный ареал, очерченный географически и исторически», поскольку дискурсом называют определенную «область семиотических фактов» уже в силу ее социальной коннотации, относящейся к данному контексту культуры [7, с. 489]. Типология дискурса может быть обусловлена нарративностью (повествовательностью) — свойством, характеризующим определенный класс дискурса, «исходя из которого отличают нарративные виды дискурса (нарративные дискурсы) от видов не нарративного дискурса» [7, с. 504]. При этом нарративный дискурс находит воплощение в форме повествования, а ненарративный дискурс осуществляется в форме диалога, но эти две формы почти никогда не встречаются в чистом виде: «любой разговор почти автоматически переходит в повествование о чем-либо», а «повествование в любой момент может развиться в диалог» [7, с. 506]. Говоря об англоязычном дискурсе медиации, стоит отметить, что он может существовать как в нарративном (объявление медиационного соглашения, изложение медиатором деталей процесса одной из сторон в развернутом письме), так и в ненарративном виде (диалог, обсуждение деталей проблемы).
Следующая перспектива, которая, с точки зрения семиотики, позволяет классифицировать дискурс, опирается на процедуру фигуративизации. В результате дискурсы подразделяются на фигуративные и не фигуративные (или абстрактные): «Когда совокупность дискурсов пытаются расклассифицировать на два больших класса: дискурсы фигуративные и не фигуративные (или абстрактные), замечают, что почти все тексты, называемые литературными и историческими, принадлежат к классу фигуративных дискурсов [7, с. 509]. В данной классификации присутствует, на наш взгляд, аспект «абсолютизации», так как деление дискурсов на фигуративные и нефигуративные является в какой-то степени «идеальным» и поэтому неприемлемым в рамках данного исследования. Дискурс медиации, наряду с другими дискурсами не может осуществляться в конкретной форме. В то же время, не вызывает сомнений, что при анализе дискурсивной модели медиации необходимо понять, из чего складывается составная часть дискурсивной семантики, и какие процедуры использует говорящий, чтобы сделать высказывание фигуративным.
В рамках исследования дискурса медиации, необходимо также разделение дискурса на групповой и индивидуальный, так как в стандартном процессе медиации учавствуют не менее трех сторон. При этом отдельно внимание следует уделять индивидуальному дискурсу медиатора, который берет на себя роль составления документов, речей, обращений на домедиативной стадии процесса.
С позиций социолингвистики, можно выделить два основных типа дискурса: персональный (личностно-ориентированный) и институциональный. Два этих типа отличаются ролью говорящего: если в первом случае он выступает как личность во всем богатстве своего внутреннего мира, то во втором — он представитель определенного социального института. Персональный дискурс существует, по мнению В. И. Карасика, в двух основных разновидностях: бытовое и бытийное общение [8, с. 69].
Согласно И. Н. Горелову, бытовое общение — это общение между хорошо знакомыми людьми; оно сводится к поддержанию контакта и решению обиходных проблем. Отличительной чертой данного типа дискурса является то, что участники общения хорошо знают друг друга, общаются на сокращенной дистанции и поэтому могут не проговаривать детально того, о чем идет речь [6, с. 56]. В свою очередь, общение в бытийном дискурсе носит развернутый, предельно насыщенный смыслами характер. Участники используют все формы речи на базе литературного языка; предпринимаются попытки раскрыть свой внутренний мир во всем его богатстве. Стоит заметить, что бытийное общение преимущественно монологично и представлено, в основном, произведениями художественной литературы и философскими и психологическими интроспективными текстами [6, с. 114].
Институциональный дискурс характеризируется наличием заданных рамок статусно-ролевых отношений. В. И. Карасик выделяет, применительно к современному обществу, следующие виды институционального дискурса: политический, дипломатический, административный, юридический, военный, педагогический, религиозный, мистический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный, научный, сценический и массово-информационный. Выделение персонального и институционального дискурса позволяет установить релевантные признаки социокультурных ситуаций общения, типов коммуникативных личностей и способов организации текста и открывает перед языковедами новые перспективы изучения человека в языке [8, с. 304].
Заметим, что англоязычный дискурс медиации относится к институциональному типу дискурса, так как осуществляется, в сущности, в рамках устойчивой системы статусно-ролевых отношений, сложившейся в коммуникативном пространстве жизнедеятельности, а именно, в сфере досудебного урегулирования конфликтов. Опираясь на формулировку П.Будье: «Институциональный дискурс — это дискурс порядка и надзора». [25, с. 52], можно сделать однозначный вывод о том, что дискурс медиации следует рассматривать именно как институциональный дискурс, обладающий системой базовых ценностей, в рамках которой осуществляются властные функции символического принуждения (или же имплементируются правила ведения и контроля медиативного процесса) в форме нормативного предписания и легитимации определенных способов мировидения.
Для нашего исследования также важно разграничение понятий «дискурс» и «текст», выявление формальных отличий и возможного взаимодействия данных понятий в рамках когнитивного, коммуникативного и функционального подходов. Следует отметить, что анализ англоязычного дискурса медиации предлагает не оппозицию, а, скорее, взаимодействие текста и дискурса, поэтому мы будем избегать абсолютизации противопоставления данных понятий, так как их все же связывает некое «генетическое родство». Медиативные тексты не существуют вне дискурсивной модели медиации, так как именно она обеспечивает их формирование и функционирование.
Иногда дискурс и текст разграничивают формально — по двум формам языковой деятельности — использующей и не использующей письмо. На основании этой дихотомии некоторые исследователи склонны разграничивать дискурс-анализ (объектом которого, по их мнению, должна быть лишь устная речь) и лингвистику (письменного) текста. Поэтому в настоящее время существует тенденция к жесткому разграничению между дискурсом (устным) и текстом (письменным). Это также отражено в двух наименованиях изучаемой дисциплины — дискурс-анализ и лингвистика текста, хотя такая дихотомия представляется не вполне обоснованной, так как, например, доклад можно рассматривать одновременно и как письменный текст, и как публичное выступление [3, с. 95]. На наш взгляд, данное разграничение является неприемлемым для исследования англоязычного дискурса медиации, так как альтернативное урегулирование конфликтов представляет собой сложный многоэтапный процесс, состоящий из множества коммуникативных событий, которые могут быть представлены как в устном, так и в письменном виде.
Е. С. Кубрякова рассматривает соотношение понятий «дискурс- текст» в рамках когнитивного подхода и делает вывод, что «под дискурсом следует иметь в виду именно когнитивный процесс, связанный с реальным речепроизводством, созданием речевого произведения, текст же является конечным результатом процесса речевой деятельности, выливающемся в определенную законченную (и зафиксированную) форму» [13, с. 15]. В. Е. Чернявская отмечает, что текст находится в центре дискурсивного процесса и может в своей пресуппозитивной части содержать один или более имплицированных прецедентных текстов. Таким образом, прецедентные тексты и являются обязательными конституентами дискурса, обеспечивая процессы понимания, но не облигаторны как составляющие текста» [24, с. 29].
В функциональном подходе к анализу дискурса принято противопоставлять текст и дискурс по ряду оппозитивных критериев: «функциональность — структурность, процесс — продукт, динамичность — статичность и актуальность — виртуальность. Соответственно, различаются структурный текст как продукт и функциональный дискурс как процесс» [14, с. 48]. Применяемое в рамках функционального подхода противопоставление текста и дискурса с помощью оппозиционных критериев представляется не совсем подходящим для анализа дискурсивной модели медиации, в которой текст и дискурс все же являются взаимосвязанными понятиями.
Коммуникативный подход к разграничению понятий текст и дискурс изложен А. Ю. Поповым в его работе «Основные отличия текста от дискурса» [20, с. 75], в которой он противопоставляет спонтанность дискурса упорядоченному, каноничному по форме изложения тексту; динамичность дискурса — статичности текста; нацеленность дискурса на появление реакции собеседника — закрытой коммуникативной текстовой системе; ограниченность дискурса во времени — произвольному выбору длины текста автором; ориентированность дискурса на живую аудиторию — текста — на аудиторию дистантную и абстрактную. Коммуникативный подход, рассматривает дискурс как нечто, что «рождается, живет и умирает, когда предмет, который обсуждается, теряет свою актуальность. Текст же вечен, это средство и единица коммуникации, а дискурс — это форма, в которой эта коммуникация протекает» [20, с. 75]. На наш взгляд, коммуникативный подход более ясно отражает взаимодействие понятий «текст» и «дискурс» для анализа модели медиации, так как, с одной стороны, все виды медиативных процессов представляют собой «живую» и динамичную интеракцию, с другой стороны, неотъемлемой компонентом медиации является документация, которую как раз и можно охарактеризовать как нечто «вечное», «существующее в закрытой коммуникативной текстовой системе, т.е как текст в чистом виде».
Анализ англоязычного дискурса медиации предполагает связь текста и дискурса, так как представление о процессах порождения и понимания медиативных текстов невозможно без опоры на определенную коммуникативную ситуацию. Важно также учитывать аспект «ситуативности» в дискурсе и «контекстуальности» в тексте, так как оба понятия объединяют дискурс и текст, будучи нацеленными на экспликацию того, что говорится, и того, что имеется в виду. А адекватное объяснение имплицитных смыслов в тексте и дискурсе медиации, как уже говорилось выше, является одной из коммуникативных целей самого дискурса медиации.
Исследование сферы альтернативного разрешения конфликтов, а именно медиации, невозможно без определения роли говорящего и слушающегодля дискурса и текста. Участниками дискурса являются представители той или иной социальной группы, вступающие в общение и исполняющие определённые коммуникативные роли, в то время как разновидности коммуникативных ролей напрямую зависят от вида дискурса. Так, например, дискурс медиации обычно предполагает трех участников процесса — медиатора и две конфликтные стороны. При этом, все участники являются частью дискурсивной модели медиации, представляя собой компоненты данного дискурса в отличие от системы «говорящий-текст-слушатель», для которой характерны иные отношения между участниками и несколько ограниченная степень их вовлеченности. Из истории изучения текста в его отношении к участникам коммуникации можно сделать вывод о том, что в системе «говорящий-текст-слушающий» эффективность контакта определяется степенью совпадения переданной и полученной информации. Слушающий находится в позиции реципиента: он воспринимает сообщение, пытаясь понять его сигналы посредством коммуникативного кода [4, с. 53].
Опираясь на вышеизложенное, можно сделать следующий вывод о роли говорящего и слушающего дискурса и текса: если для дискурса участники являются неотъемлемыми компонентами дискурсивного процесса, то для текста говорящий и слушающий находятся в обособленном положении, «за рамками текста». Данное положение уместно применить для анализа англоязычного дискурса медиации, рассматривая его участников как составную часть или компонент, без которого невозможно построение дискурсивной модели.
Наличие у дискурса компонентов позволяет сделать вывод о существовании у него определенной лингвистической структуры. Для аналитической деятельности в масштабах такого объекта, каковым является коммуникативный процесс, необходимо определиться с понятием структуры дискурса на уровне модели. Несмотря на то, что среди некоторых языковедов бытует мнение, что на уровне дискурса, отсутствует какая-либо структурная организация, большинство носителей языка интуитивно определяют свойство дискурса, заключающееся в том, что далеко не любое высказывание можно поместить после какого-то другого высказывания [15, с. 92]. Значит, существует определенный порядок коммуникативных ходов, структура обменов речевыми действиями. Общепринятым в лингвистике является выделение макроструктуры и глобальной структуры дискурса, предложенное Т. ван Дейком.
Т.ван Дейк понимает под «макроструктурой» дискурса членение на крупные составляющие, например, эпизоды в рассказе, абзацы в газетной статье, группы реплик в устном диалоге и т. д. Крупные фрагменты разделяются границами и помечаются относительно более длинными паузами (в устном дискурсе), графическим выделением (в письменном дискурсе), специальными лексическими средствами. Необходимо, чтобы внутри таких фрагментов существовало тематическое и референциальное (единство участников описываемых ситуаций), событийное, временное, пространственное единство [26, с. 162].
М. Ю. Олешков предлагает рассматривать структуру дискурса с точки зрения коммуникативных задач. По его словам, моделирование дискурсивного процесса и вычленение «составных частей» полученной модели помогает изучать сложный, многоаспектный объект (процесс) более детально [18, с. 4]. Структура дискурса принципиально отличается от структуры лингвистических единиц разных уровней. Исследователь выделяет следующие основные структурные единицы дискурса: коммуникативный акт — коммуникативный ход (макроакт) — обмен — трансакция. У этих единиц, по мнению М. Ю. Олешкова, имеются когнитивные корреляты: например, рамки коммуникативного хода определяются наличием иерархически организованной целевой доминанты коммуникантов, границы трансакции зависят от характера предметно-референтной ситуации и обусловленных процедурным сценарием типов деятельности коммуникантов и т.д [18, с 5]
Когнитивное представление структуры дискурса дается в работах А. А. Кибрика, который выделяет два типа структуры — локальную и глобальную. Глобальная структура соответствует членению дискурса на крупные составляющие: эпизоды в рассказе, группы реплик в устном диалоге и так далее. Исследование глобальной структуры представляет собой взгляд на дискурс сверху, а изучение локальной структуры, напротив, строится на выделении минимальных единиц, относимых к «дискурсивному уровню»,. Такими единицами А. А. Кибрик предлагает считать клаузы или предикации, отмечая, что в этом сходятся большинство современных направлений [10, с. 30–35]. Однако заметим, что данная структура подходит лишь для некоторых типов дискурса и не может считаться универсальной.
Важно отметить, в ходе сложного медиативного процесса участниками дискурса создается множество речевых фрагментов, реализующихся в конкретной коммуникативной ситуации, поэтому структруру англоязычного дискурса медиации лучше всего представить «полифонически», т.е. как способ организации информации, при котором ее производство и восприятие в коммуникативном процессе осуществляется за счет обращения к смысловому содержанию множества речевых фрагментов, созданных и получивших нагруженность в конкретно-ситуативной реализации текста.
Литература:
1. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл: Логико-семантические проблемы / Н. Д. Арутюнова.— 3-е изд., стер.— М.: Едиториал УРСС, 2003. — 383 с.
2. Богданов, В. В. Речевое общение: прагматические и семантические аспекты. / В. В. Богданов. — Л.: Изд-во Ленин. гос. унта, 1990 б. — 88 с.
3. Воробьева, О. П. Текстовые категории и фактор адресата / О. П. Воробьева. — Киев, 1993. — 154 с.
4. Валгина, Н. С. Учебник XXI века. Теория текста. / Н. С. Валгина — М.,2003–430 с.
5. Гаспаров, Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. — М.: ИД Новое литературное обозрение, 1996. — 370 с.
6. Горелов, И. Н. Невербальные компоненты коммуникации. / И. Н. Горелов. — М., 1980. — 349 с.
7. Греймас А.-Ж. В поисках трансформационных моделей // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. — М., 2000. — С. 171–195.
8. Карасик О типах дискурса /В. И. Карасик// Языковая личность: институциональны и персональный дискурс: Сб науч.тр. Волгоград: Перемена 2000.-с.5–20.
9. Карасик В. И. Языковый круг: личность, концепты, дискурс: монография / В. И. Карасик. — Волгоград: Перемена, 2002. — 477 с.
10. Кибрик, А. А. Анализ дискурса в когнитивной перспективе. Дисс. доктора филол. наук. А. А. Кибрик. — М.: Институт языкознания РАН, 2003–90 с.
11. Кибрик, А. Е. Константы и переменные языка. / А. Е. Кибрик. — СПб: Алетейя, 2003. — 720 с
12. Кубрякова Е. С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке: части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира Рос. академия наук. Ин-т языкознания./ Е. С. Кубрякова. — М.: Языки лавянской культуры, 2004. — 560 c.
13. Кубрякова Е. С. О когнитивной лингвистике и семантике термина «когнитивный». / Е. С. Кубрякова // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. — Воронеж, 2001. — С. 4–10
14. Макаров М. Л. Основы теории дискурса.— М.: ИТДГК Гнозис, 2003.— 280 с.
15. Макаров, М. Л. Выбор шага в диалоге: Опыт эксперимента. /М. Л. Макаров // Слово и текст в психолингвистическом аспекте. — Тверь, 1992. — С. 129–134.
16. Леонтович, О. А. Коммуникативные стратегии иерархического общения Авторитетность и коммуникация (коллективная монография) / О. А. Леонтович // Серия «Аспекты языка и коммуникации». Выпуск 4. — Воронеж: Воронежский государственный университет; Издательский дом Алейниковых, 2008. — 216 с.
17. Олянич,А. В. Презентационная теория дискурса: монография. -М: Гнозис, 2007. — 407 с.
18. Олешков, М. Ю. Моделирование коммуникативного процесса: монография / М. Ю. Олешков. — Нижний Тагил: Издательство Нижнетагильской государственной социальной-педагогической академии 2006. — 234с.
19. Олешков М. Ю. Когнитивный аспект лингвистического анализа текста дискурса. /М. Ю. Олешков. // Актуальные проблемы германистики, романистики и русистики Материалы ежегодной международной научной конференции, Екатеринбург, 5–6 февраля 2010 г. [Текст] / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2010. — Ч. I — С. 325–331.
20. Попов, А. Ю. Формы экономических текстов и дискурсов. / А. Ю. Попов // Текст и дискурс. Проблемы экономического дискурса: сборник научных статей. –СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2001. С. 130–137.
21. Стернин, И. А. Коммуникативное поведение. Профессиональная коммуникативная личность. / И. А. Стернин. — Воронеж: Истоки, 2007. — 194 с.
22. Тубалова, И. В. Коммуникативные модели обращения к «чужому голосу» в разговорно-бытовом дискурсе / И. В. Тубалова // Вопросы когнитивной лингвистики. — 2010. — N 3. — С. 75–83.
23. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне / Пер. с нем. М. М. Беляева и др. — М.: Весь мир, 2003
24. Чернявская, В. Е. От анализа текста к анализу дискурса: немецкая школа дискурсивного анализа. / В. Е. Чернявская // Филологические науки,2003, вып. 3. — С. 23–25
25. Bourdieu, Pierre. In Other Words: Essays Towards a Reflexive Sociology / Trans. R. Nice. Cambridge: Polity Press, 1990–190 с.
26. Dijk, T. A. Discourse as Structure and Process. / T. A. Dijk — London, 1997. — 320 с.
