Процессы российской модернизации заставляют нас обратиться к духовному наследию православия в поисках эндогенной основы для нравственной легитимации хозяйственно-предпринимательской деятельности, что делает актуальным рассмотрение вопроса о рационализации жизни. По сути, единственным православным религиозным опытом такой рационализации в России является старообрядчество, сочетающее в себе стремление к сохранению священного наследия отцов и дедов с открытостью ко всем запросам реальной жизни при высокой чувствительности к миру идей. Это соединение новаций и традиций, когда религиозные ценности остаются нетронутыми, нереформированными, бережно сохраненными, но при этом не мешают движению жизни, не закостеневают в нелепых, противоречащих потребностям общества запретам, позволяет выплеснуться творческой энергии старообрядческих общин. Находясь в непрерывной оппозиции власти, в постоянной полемике с церковью, старообрядцы вынуждены были формировать рациональное мышление, столь не свойственное российской духовной традиции семнадцатого века, отторгавшей «западное умничанье». Вряд ли можно назвать справедливым обличительный пафос Н.И. Костомарова, называвшего староверов невеждами, лишенных философских и богословских знаний, не имеющих практик в древнеславянском и греческом языках [5, с. 395], ибо именно раскольники занялись изучением и толкованием текстов Священного писания, в особенности Ветхого завета. Они не склонны были верить на слово и требовали доказательств в сакральных текстах, в которые они вчитывались со всей страстью людей, отстаивающих свои убеждения и страдающих за них.
Находясь в ситуации постоянного сопротивления государству и власти, испытывая множество нападок, которые обрушивал на них патриарший престол, староверы должны были находить особо веские аргументы, защищающие их позицию, доступные для понимания оппонентов. Нельзя было сослаться на мистическое озарение, нужно было искать особые приемы и доводы, вступать в дискуссию, говорить и писать языком, понятным противнику; «для полемических сочинений мистические аргументы были непригодны, так как не имели никакой доказательной силы для оппонентов. Поэтому вся система доказательств в старообрядческой литературе в основном рационалистична, оперирует преимущественно фактами и логикой» [10, с. 166]. Хотя сами начетчики - староверы никогда не говорили о всевластии разума, акцентируя свою приверженность к святоотеческой традиции, они не могли уйти от необходимости теоретического обоснования и апологии старообрядчества путем рационально-логической аргументации [10,с. 164 - 165].
Раскол сориентирован на ветхозаветные тексты гораздо в большей степени, чем государственное православие, что требует от интерпретатора фундаментальности, основательной подготовки и методичности. Грамотность становится потребностью старовера, ведущего спор с никонианами, ибо спор этот должен опираться на Священное писание, а не только на личные убеждения. Начетчик опирался на аргументы, почерпнутые из священных книг, что создавало атмосферу «научности» полемики, той самой рациональности, на которой строила свою жизнь Западная Европа. Дух своеобразной объективности и научности, основанной на необходимости находить нужные аргументы, распространялся сначала в религиозной среде, а затем и в иных сферах жизни, что актуализировало логостное мышление посадских людей и крестьянских представителей. В противоположность невежественному простолюдину, раскольник, воплотив в себе протестантский идеал «мирянина с книгой», не только был грамотен, но и склонен к анализу прочитанного, выстраиванию рациональных схем и поиску доказательств. Как для протестанта, так и для раскольника церковная книжность была тренировкой разума, формой принятия решений на основе личного опыта, необходимой для успеха в торгово-промышленной сфере. Для староверческой среды характерно стремление к интерпретации притч Священного писания, поиск в них обоснования праведности хозяйственной жизни. Так, с точки зрения раскольников, испытания, которые претерпел Иов, проистекают из того, что для сатаны работал, а людям не стремился оказывать помощь, не благотворительствовал. В итоге Господь лишил его всего – здоровья и богатства. Только раздав богатство, Иов становится праведником. В своей интерпретации притчи староверы подчеркивают, что не только обретается богатство милостью божьей, но и распоряжение им должно вестись по божьим законам помощи бедным и милосердия во имя Его. Апокриф лишен темы прижизненного воздаяния, столь характерной для протестантизма [7, с. 34].
Раскол пробудил не только доселе дремавшие творческие силы русского человека, но и заставил его мыслить рационально. И все это в атмосфере проповедуемого аскетизма и простоты. В известной степени можно сказать, что успех старообрядческой предприимчивости во многом обязан именно этой умственной гимнастике, сочетавшейся с коллективистским мышлением и консолидацией капиталов. Ибо в отличие от протестантизма, старообрядческий уклад характеризовался отсутствием индивидуализма, ибо община занимает доминирующее место в жизни каждого старовера, что позволяло сформировать те нравственные ценности, которые в сочетании с личной активностью, делали старообрядчество настоящей, здоровой основой процессов модернизации.
Староверы были вынуждены освободиться от внешних правил, отринуть роль Церкви в делах спасения, а значит, и искать в исконной вере новые теологические смыслы для своего земного существования, «эсхатологический испуг, апокалипсическая мнительность вдруг оборачивается своего рода гуманизмом, самоуверенностью»[9, с.74].
Выйдя из большого мира нечестия и зла, староверы оказались в ситуации покинутости, «безблагодатной оставленности» [9, с.72], когда осталась в прошлом вся предыдущая жизнь, строго регламентированная государством и церковью, вмешивающимся во все дела своих подданных, раскольничьим общинам нужно было не просто выживать в «пустыне», но и создавать новые социальные институты – новую церковь, новый брак и новые принципы хозяйственной деятельности. Неоткуда было ждать подсказки и поддержки, что, в конечном счете, создавало мощный стимул к развитию рационального мышления, к смене форм поведенческого контроля от внешних к самоконтролю. Развитие рационального мышления не может не оказывать влияния на все культурные практики, в том числе и хозяйственные.
И хотя в старообрядческой литературе, в отличие от протестантской, нет прямой связи между религиозными и хозяйственными практиками, сами потребности религиозной жизни староверов – потребность в рациональном мышлении, в самоконтроле, в консолидации – превращали раскольничьи общины и фабрики в островки нового хозяйственного быта, базирующегося на едином религиозном опыте. Так, гонитель старообрядцев П.И. Мельников в своих романах «В лесах» и «На горах», описывая раскольничий быт, подчеркивает хозяйственную активность староверов, чья трудовая жизнь шла впереди духовных подвигов, и рабочий день длился с утра до вечера [6, с.254]. «Аскетическая рациональность» сочеталась с приверженностью к традиционным ценностям, что позволяло проникнуть пресловутому «духу капитализма» в старообрядческие общины. Принимая во внимание, что не менее трети населения России явно или тайно исповедовали «старую, истинную веру», в стране зарождались материальные и духовные основы предпринимательства, соответствующего задачам нового времени.
Именно раскольники находились в авангарде капиталистических преобразований в России XIX века. Сосредоточив в своих руках до 64% российского капитала, выходцы из старообрядческих семей выказывали пример необыкновенной работоспособности, освященный нравственным долгом. Как и европейские протестанты, раскольники видели в труде религиозную потребность и внутренний долг. Как и протестанты, старообрядцы придают труду и богатству, являющемуся результатом добросовестного и честного труда, значимость особого божественного знака, Божьего благословения. «Предприниматели-староверы были уверены, что не являются полными и безраздельными собственниками. Они считали себя лишь «Божьими доверенными по управлению собственностью» [7, с.22].
Находясь в ситуации конфликта с властью, в борьбе с государством, старообрядческая община могла выжить, только наращивая богатство, которое единственно могло сыграть роль гаранта от произвола властей, как столичных, так и местных, проявлявших к староверам всяческое недоверие, не позволявшим проводить религиозные обряды, что, в конечном счете, способствовало укреплению внутриобщинных ценностей староверов и укрепляло их готовность к сопротивлению.
Материальное богатство, к которому столь неоднозначно относится Православная церковь, в глазах раскольников обретает новые положительные смыслы. Из греховного и требующего покаяния, оно освящается светом божьего даяния, понимается как результат благословенного трудолюбия. Выйдя из официальной церкви, осознавая свою покинутость, старообрядчество ищет применения своим силам и неистовой вере в материальном обогащении. Здесь и пролегает путь спасения старовера – это активная трудовая деятельность. И хотя для ревнителей истинной веры личное богатство по-прежнему остается нравственно сомнительным, тем не менее, старообрядчество меняет взгляд на природу мирского благополучия, на деловую активность и предпринимательскую деятельность. Находясь в оппозиции государству и официальной церкви, старообрядчество строит мир, в котором действуют иные нравственные правила и законы, чем в мире, покинутом раскольничьими общинами. Противопоставляя себя «антихристову миру нечестия и зла», раскольники формируют новый мир, где господствует честность в делах; дисциплинированность противопоставлена лени и расхлябанности; верность слову противопоставлена обману. «Особое трудолюбие, упорство, старательность, расчетливость и рациональное хозяйствование также как бы выделяли старообрядцев из массы «еретиков», подчеркивали их превосходство» [4, с.61].
Парадоксальность взглядов старообрядцев в вопросах труда, предпринимательской деятельности состоит в том, что подвергая сомнению православный взгляд на проблему труда, они все же не сакрализуют богатство и труд, но придают повседневной деятельности гораздо большее духовнополезное содержание, видя в ней способ сорганизоваться в идеальное общество. Оставаясь православными, староверы меняют коннотации притч Ветхого Завета в трактовке хозяйственных проблем. Богатство не является нравственно сомнительным по самой своей сущности, а лишь то богатство, которое обретается неправедно, видится им греховным, обретенным дьявольскими соблазнами. «Для старообрядцев лишь неправедное богатство - зло, но благословен тот, кто наживает богатство и кормит других. Торговля, если не брать лихвы, узаконена, "честные гири угодны Богу"» [8, с. 34].
Трепетное отношение к вере отцов заставляло старообрядцев блюсти веру православную. Как и протестанты, требующие от церкви возвращения к христовым заповедям, староверы стремятся очистить церковь от чужого влияния, потому столь трепетно относятся к всякого рода новациям, ведущим к обмирщению церкви, заражения церкви мирским духом. Его положительный пафос, конечно, не в ритуализме, не в простом сохранении старины, а в блюдении чистоты церкви [2, с.53-54].
Но эта приверженность к старой вере сочетается с практическими новациями, которые неизбежны при устройстве нового быта, старообрядчество «должно было фактически создавать новую "старую" веру без иерархии, без церквей, без полноты таинств, и придумывать новый "старый" обряд, который, во всяком случае, в части старообрядческого движения, был по существу гораздо более радикальным нововведением, чем все "никонианские" новшества»[3, С. 341.] Эта потребность в практических новациях заставляла староверов по-новому взглянуть на то, что не являлось ценностью в православии – труд и богатство. При всем различии религиозного и исторического опыта, раскол и протестантизм сформировал основы рационального образа жизни, что вывело в активную торгово-промышленную жизнь людей, усматривающих свой жизненный успех в благочестии.
И хотя старообрядчество осталось на периферии духовной жизни России, оно создало прецедент совмещения приоритетов свободного предпринимательства, личной активности с исконными ценностями русской культуры.
В нынешнем движении к модернизации деятельность старообрядчества весьма показательна: миллионы людей явили качества, выступившие эндогенными основами успешной модернизации, так как бурное развитие предпринимательской деятельности не исключало традиционные православные ценности.
- Литература:
Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М.: Ист-Вью.2002. 352 с.
Зеньковский В.В. История русской философии. Париж. 1989. Т. I. 392 с.
Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: духовные движения семнадцатого века. - М., 1995. - С. 341.
Карнышев А.Д. Взаимодействие религиозных и психолого-экономических установок в традициях и инновациях старообрядчества// Journal of institutional studies (Журнал институциональных исследований) -Том 3, № 4. 2011. с. 59-70.
Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн.II/Вып.4,5.-М.:Книга, 1991. 232с.
Мельников П.И. (Андрей Печерский). В лесах: в 2 кн. Кн.1.-Москва: Изд-во художественной литературы, 1956. 645 с.
Расков Д. Е. Старообрядчество: картина мира и хозяйственный стиль. //Проблемы современной экономики. 2002, N 3-4. 22-26 с.
Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи: материалы V Междунар. науч. - практ. конф. (31 мая–1июня 2007 г. г. Улан-Удэ). Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2007. 520с.
Флоровский Г.А. Пути русского богословия. Париж, 1998. 521с.
Шахов М.О.Философские аспекты староверия. М.: Издательский Дом „Третий Рим“. 1997. 206 с.