Работа посвящена исследованию понятия доктрины корпоративной вуали, истории ее появления в англо-саксонской системе права, ее аналогу в российском праве и судебной практике.
Ключевые слова: доктрина корпоративной вуали, юридическое лицо, контролирующее лицо, субсидиарная ответственность, ответственность.
Доктрина «снятия корпоративной вуали» определяется, как «совокупность юридических средств, направленных на установление достаточных для преодоления ограниченной ответственности юридического лица оснований и возложение ответственности на контролирующее его лицо». [1. с. 45]
Е. А. Суханова считает, что доктрина «допускает возможность возложения ответственности по обязательствам компании на контролирующее ее лицо». [2]
С. Л. Будылин и Ю. Л. Иванец определяют суть «снятия корпоративной вуали» следующим образом: «при определенных условиях злоупотребления правом со стороны корпорации, ответственность по обязательствам юридического лица может быть возложена на акционеров или иных контролирующих его лиц, невзирая на нормы закона об ограниченной ответственности акционеров и т. д».. [3, c.80–125]
Доктрина снятия корпоративной вуали зародилась в английском праве. Дело Salomon v. A. Salamon & Co Ltd 1897 г. закрепило принцип ограниченной ответственности корпорации. Когда компания A. Salomon & Co Ltd обанкротилась, а ее имущества было недостаточно для покрытия интересов кредиторов, был поднят вопрос о привлечении к ответственности мажоритарного акционера Salomona. Так началась дискуссия о возможности преодоления имущественной обособленности юридического лица, когда определенное злоупотребление правом приводит к нанесению ущерба кредиторам. [4. c. 224]
Однако, прецедент повлек за собой различные злоупотребления правом, поскольку появилось множество фиктивных участников экономических отношений для того, чтобы избежать ответственности.
В. Д. Федчук отмечает, что «признание независимости юридической личности компании послужило катализатором разработки в английской доктрине и судебной практике различного рода принципов построения взаимоотношений между учредителями компаний и самими компаниями». [5]
Понятие piercing the corporate veil был введен Морисом Уормсером и употреблялся в случае, когда корпоративная вуаль использовалась для целей злоупотребления правом. Дело лорда Сампшина Prest v. Petrodel Resources Ltd. подтверждает необходимость наличия факта злоупотребления юридической личностью корпорации для применения механизма.
В деле Lungowe v Vedanta Resources plc 2015 года граждане Замбии, пострадавшие от сброса токсичных отходов в реку, обратились к компании Konkola Copper Mines plc и ее материнской компании Vedanta Resources Plc с иском о возмещении вреда. Суд указал, что материнская компания не может быть привлечена к ответственности только на основании прямого или косвенного владения, и необходимо принимать во внимание степень вмешательства и контроля, а также учитывать важность установления факта наличия деликта. А в данном случае материнская компания отвечала за соответствие работы дочерней компании экологическим стандартам. Созданный прецедент указывает на возможность защиты прав истцов и возмещения вреда, причиненного организацией, «действующей в интересах материнской организации из иностранной юрисдикции». [4. c. 224–225]
Таким образом, в странах англосаксонской правовой системы существует возможность в порядке судебного производства возлагать ответственность непосредственно на контролирующее лицо. Основным фактором для снятия корпоративной вуали и привлечения к ответственности участника корпорации суды считают злоупотребление правами.
Принципы отделения имущества юридического лица от имущества его учредителей/участников и ограниченной ответственности учредителей закреплены в отечественном корпоративном праве (п.1 ст 48 ГК и ст 56 ГК), однако в законодательстве Российской Федерации нет легального закрепления доктрины корпоративной вуали.
Аналогом зарубежной доктрины в российском корпоративном праве можно считать институт субсидиарной ответственности контролирующего должника лица, закрепленный в главе III.2 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)». [6]
В настоящий момент все чаще в делах о банкротстве встает вопрос о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности.
Согласно п. 1 ст. 61 ФЗ контролирующее должника лица — это «физическое или юридическое лицо, имеющее либо имевшее право не более чем за три года, предшествующих возникновению признаков банкротства, а также после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий».
Контролирующее лицо в данном случае выступает конечным бенефициаром, т. е. тем, «кто получает какие-либо выгоды от незаконного, нарушающего права кредиторов поведения должника». Для привлечения их к ответственности необходимо доказать наличие «связи» между должником и контролирующим лицом [7. с. 68].
Лицо признается контролирующим (п.2 ст. 61.10 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»)
1) при наличии с должником отношений родства или свойства;
2) при получении полномочий совершать сделки от имени должника;
3) в силу должностного положения (замещения должности главного бухгалтера, финансового директора);
4) иными путями (принуждением либо оказанием определяющего влияния).
Примером может послужить Постановление Арбитражного суда Московского округа от 20 декабря 2018 г. по делу № А40–159635/2016. К субсидиарной ответственности были привлечены учредитель и бывший руководитель должника, поскольку они не приняли должных мер к подаче заявления о банкротстве должника самого на себя.
В Постановлении Арбитражного суда Уральского округа от 04.02.2020 № Ф09–8361/18 по делу № А07- 11718/2016 указывается, что «при решении вопроса о привлечении бывшего руководителя должника к субсидиарной ответственности за доведение должника до банкротства необходимо оценивать добросовестность и разумность действий руководителя должника и конкурсного управляющего по передаче и приему документации, относящейся к хозяйственной деятельности должника». [8]
Что же касается самой доктрины корпоративной вуали, то попытка ее внедрения отразилась в концепции развития гражданского законодательства РФ 2009 г. и законопроекте № 47538–6 от 31 января 2012 г. «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации», которые предполагали возможность введения в российское частное право доктрины «снятия корпоративных покровов» для стимулирования надлежащего и добросовестного исполнения обязательств, однако она так и не была закреплена.
Мнения о доктрине неоднозначны, поскольку некоторые ученые выступают за «более активное вмешательство в имущественную сферу участников корпорации» (О. Р. Зайцев, А. А. Иванов), а другие придерживаются более нейтральных взглядов. (А. А. Гольцблат, А. А. Маковская, Е. А. Суханов). [9]
А. А. Гольцблат отмечает, что «подобные институты, не формализованные в российском праве, применять исходя из доктрин иных юрисдикций не совсем верно, это может привести к уничтожению концепции индивидуальности юридического лица и института ограничения ответственности, что недопустимо». [3]
Однако, в судебной практике существуют упоминания доктрины.
Во-первых, термин «срывание корпоративной вуали» упоминается в Постановлении Президиума ВАС РФ по делу «ЗАО «Парекс Банк» от 24.04.2012 № 16404/11. Общество Парекс банк и «Цитаделе банк» с головными офисами в Риге осуществляли банковскую деятельность в Российской Федерации через представительства в России. Суд признал, что субъекты были созданы в обход российского законодательства, а предпринимательская деятельность на территории РФ осуществляется ответчиками посредством использования аффилированных лиц. Постановление не вводит доктрину в российское право, потому что в нем не сформулированы правила и условия ее применения. [7. с. 69–70]
В решении Арбитражного суда Краснодарского края от 06.08.2014 по делу № А32–1966/2014 указывается, что руководитель ООО Рекол является единственным выгодоприобретателем и использует «корпоративную вуаль» для сокрытия недобросовестный действий. По мнению суда доктрина «не является сугубо теоретической правовой конструкцией, заимствованной из иностранной правовой системы». При этом, при существовании определённых предпосылок, а именно явного злоупотребления гражданскими правами (ст. 10 ГК РФ) правовые свойства и качества юридического лица могут быть «вменены» его участнику. Такой предпосылкой является явное злоупотребление гражданскими правами, действия в обход закона. [10]
В постановлении от 26 марта 2013 г. N 14828/12 по делу N А40–82045/11–64–4444 указывается, что действия ответчика представляют собой «использование юридического лица для целей злоупотребления правом, то есть находятся в противоречии с действительным назначением конструкции юридического лица». [11. с.106]
В Постановлении ЕСПЧ от 09.10.2014 по делу «Лисейцева и Маслов против Российской Федерации» отмечается, что «международное право признает обособленность юридических лиц на национальном уровне, кроме случаев, когда «корпоративная вуаль» является лишь средством или движущей силой для обмана или уклонения». [12]
Существует также понятие обратного снятия корпоративной вуали, т. е. ситуации, при которой «суд допускает обращение взыскания на имущество компании по долгам ее участников». [9]
В деле Сенаторова суд разрешил «обращение взыскания на имущество, принадлежащее юридическим лицам, в отношении которых должник, являвшийся поручителем по кредитным договорам, осуществлял бенефициарный контроль». [13] В апелляционном определении судебной коллегии по гражданским делам Московского городского округа от 2 августа 2012 г. по делу N 11–16173 указывается, что «через все юридические лица, привлеченные к участию в деле в качестве ответчиков, Сенаторов А. Г. осуществляет бенефициарное владение имуществом, т. е. является фактическим собственником имущества, на которое истец просил обратить взыскание». [13]
В каждой стране существует индивидуальный подход к применению доктрины снятия корпоративной вуали. Во Франции применяется привлечение к ответственности материнской компании по обязательствам дочерней, когда это необходимо при неправомерном вмешательстве в управление контролируемого юридического лица и, следовательно, финансовых потерях. В Нидерландах доктрина doorbraak van aansparkelijkheid используется как один из видов деликтной ответственности, а в законодательстве установлена обязанность контролирующего лица соблюдать интересы корпорации и ее кредиторов. В США также распространено широкое применение доктрины, а юридические лица рассматриваются как «alter ego» своего владельца. В деле Victoria Elevator Co. v. Meriden Grain Co., 282 N.W.2d 509 (Minn. 1979) суд установил, что ее мажоритарный акционер не разграничил свою собственность физического лица и собственность компании.
Таким образом, доктрина корпоративной вуали предполагает возложение ответственности по обязательствам компании на контролирующее ее лицо. Она зародилась в англо-саксонском праве как средство и способ не допустить ущемление прав и законных интересов кредиторов. В Российской Федерации доктрина снятия корпоративной вуали применяется иначе, зарубежных правопорядках по причине отсутствия «четко выработанной единой теоретической базы», однако, упоминается в судебной практике. Аналогом доктрины в российском праве можно считать привлечение к субсидиарной ответственности контролирующих лиц юридического лица. В иностранных государствах доктрина также находит свое применение, но с учетом своих особенностей [14].
Литература:
- Колонтаевская, И. Ф. Проблемы взаимодействия корпоративного права России и зарубежных стран. Доктрина «снятия корпоративной вуали» // Вестник Московского университета им. С. Ю. Витте. Серия 2: Юридические науки. — 2017. — № 4(13). — С. 43–48.
- Суханов Е. А. Сравнительное корпоративное право. М.: Статут, 2014.
- Будылин С. Л., Иванец Ю. Л. Срывая покровы. Доктрина снятия корпоративной вуали в зарубежных странах и в России // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. — 2013. — № 7. — С. 80–125.
- Кондратьева, К. С. Стерлигов И. А. Перспективы применения доктрины «снятия корпоративной вуали» при привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц в Российской Федерации: сравнительно-правовой подход // Вестник Томского государственного университета. — 2021. — № 462. — С. 224–231.
- Федчук В. Д. Концепция юридического лица в праве Англии: исторические корни и современность «Юридический мир», 2008, N 5
- Артемова А. Н. Злоупотребление правом на управление корпорацией со стороны контролирующих ее лиц: диссертация... кандидата юридических наук: 12.00.03/ Новосибирск, 2021. — 206 с.
- Узбеков, Т. В. Доктрина снятия корпоративной вуали в контексте привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц по законодательству о несостоятельности (банкротстве) в Российской Федерации // Инновации. Наука. Образование. — 2022. — № 63. — С. 66–72.
- Обзор судебной практики по актуальным вопросам применения законодательства об ответственности контролирующих лиц. Утвержден на заседании президиума Арбитражного суда Уральского округа 25 июня 2021
- Быканов Д. Д. «Проникающая ответственность» в зарубежном и российском корпоративном праве: дис.... Канд. Юрид. Наук. М., 2018.
- Решение Арбитражного суда Краснодарского края (АС Краснодарского края) от 6 августа 2014 г. по делу № А32–1966/2014
- Артемова, А. Н. Фиктивная сущность юридического лица как основание для применения доктрины «снятия корпоративной вуали» / А. Н. Артемова // Российский юридический журнал. — 2018. — № 1(118). — С. 101–107.
- Постановление Европейского Суда по правам человека от 9 октября 2014 г. Дело «Лисейцева и Маслов (Liseytseva and Maslov) против Российской Федерации» (Жалобы NN 39483/05 и 40527/10)
- Шиткина И. С., Копылов Д. Г. Обратное снятие корпоративной вуали, журнал «Законодательство», N 3, март 2020 г.
- Кривцун Е. П. Доктрина «снятия корпоративной вуали»: история появления, становление, развития, и ее имплементация в правовой системе России // Социально-политические вопросы. 2019. С. 18–23.
