В статье автор рассматривает вопрос о необоснованности причисления субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц в банкротстве корпорации к деликтной ответственности и о необходимости признания указанной ответственности самостоятельным видом ответственности.
Ключевые слова: субсидиарная ответственность, контролирующее должника лицо, банкротство юридических лиц, деликтная ответственность.
Рассматривая вопрос о правовой природе субсидиарной ответственности в банкротстве следует начать с указания на то, что в отечественной доктрине до настоящего времени так и не сложилось единого мнения по данному вопросу, однако преобладает позиция о деликтной природе ответственности участников юридического лица по его обязательствам.
Данную позицию поддерживает и Верховный Суд РФ (далее по тексту — ВС РФ). ВС РФ впервые отметил деликтную природу субсидиарной ответственности при банкротстве в Определении от 07.12.2015 № 307-ЭС15–5270 по делу № А21–337/2013, в котором прямо указано, что субсидиарная ответственность руководителя по долгам возглавляемой им организации возникает вследствие причинения вреда кредиторам [1]. В целях закрепления данной позиции пунктом 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее по тексту — Постановление № 53) было установлено, что при привлечении контролирующих должника лиц (далее по тексту — КДЛ) к субсидиарной ответственности в части, не противоречащей специальным положениям ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ (далее по тексту — Закон о банкротстве), подлежат применению общие положения глав 25 и 59 ГК РФ об ответственности за нарушение обязательств и об обязательствах вследствие причинения вреда [2].
Действительно, ответственность юридического лица наступает в рамках регулятивного правоотношения и безусловно носит договорный характер поскольку, являясь самостоятельным субъектом права, юридическое лицо непосредственно выступает второй стороной в правоотношениях с третьим лицом (кредитором). Однако, когда ввиду недобросовестного поведения участника юридического лица, использующего организацию для извлечения личной выгоды, возникают негативные последствия как для самой организации, так и для кредиторов, речь может идти только о внедоговорной ответственности. И ряд специалистов, например, А. Егоров и К. Усачева, поддерживают данную позицию, хотя и указывают, что «в сущность субсидиарной ответственности контролирующих лиц в банкротных правоотношениях законодатель вкладывает иное содержание в понятие «субсидиарная» — виновное лицо несет ответственность перед должником, конкурсной массе которого нанесло ущерб, а не перед кредитором» [3, с. 46].
Стоит заметить, что большинство исследователей, рассматривающих данный вопрос, ставят себя в положение искусственного выбора между договорной и деликтной моделями ответственности, не рассматривая при этом иные варианты. При очевидной невозможности отнесения этого вида ответственности к договорной авторы, конечно же, делают вывод о ее деликтной природе.
Д. Ломакин и О. Гентовт придерживаются позиции, согласно которой «ответственность участников корпорации по ее обязательствам перед кредиторами имеет иную, неделиктную природу» [4, с. 18].
В поддержку данной позиции необходимо отметить, что все же сущностные различия данных категорий не позволяют отождествлять субсидиарную ответственность участников корпорации в банкротстве с деликтом, в связи со следующими обстоятельствами.
Прежде всего, различия видятся в основаниях наступления ответственности. Действующим гражданским законодательством закреплено основополагающее положение о том, что основанием наступления деликтной ответственности является факт причинения вреда. В свою очередь, применение в банкротстве корпорации механизма субсидиарной ответственности неизменно связано со злоупотреблением правом. Как отмечал В. П. Грибанов, злоупотребление правом является правонарушением, которое совершается «с использованием недозволенных конкретных форм в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения» [5, с. 247]. Таким образом, основанием ответственности участников корпорации по ее долгам выступает правонарушение.
Во-вторых, правовая природа прав, нарушаемых деликтом и противоправным поведением КДЛ также различна. Бесспорно, приобретение статуса участника корпорации сопряжено не только с наделением участника корпоративными правами, но и с возложением на него определенных обязанностей по отношению к организации. Соответственно, в банкротстве корпорации ее участники привлекаются к субсидиарной ответственности в случае противоправного поведения КДЛ в результате нарушений указанными лицами возложенных на них обязанностей перед самой организацией, то есть нарушений, допущенных в процессе развития регулятивного правоотношения, которое имеет относительный характер. Деликтное же правоотношение возникает в результате нарушения абсолютного права или нематериального блага, которое также носит абсолютный характер.
В-третьих, рассматриваемые виды ответственности характеризуются противоположными презумпциями. Гражданским законодательством закреплен общеправовой принцип, согласно которому добросовестность участников гражданских правоотношений презюмируется. Указанная презумпция распространяется и на корпоративные правоотношения. В свою очередь, основным принципом применения мер ответственности за вред является принцип «генерального деликта», в силу которого причинение вреда одним лицом другому само по себе предполагается противоправным. Таким образом, в отличие от деликтной ответственности, наступление которой зависит лишь от причинения вреда, применение мер ответственности за действия (либо бездействие) участников корпорации возможно лишь в случае доказанности факта их недобросовестного поведения.
Таким образом, сравнительный анализ свидетельствуют о том, что позиция отождествления субсидиарной и деликтной ответственности небесспорна. Думается, что, несмотря на неоднозначность судебной практики и неопределенность в доктрине ответственность КДЛ в процедуре банкротства корпорации правильнее рассматривать как самостоятельную ответственность КДЛ.
Литература:
- Определении Верховного Суда Российской Федерации от 07.12.2015 № 307-ЭС15–5270 по делу № А21–337/2013. — Текст: электронный // URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/71177328/
- О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве: постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21 декабря 2017 г. № 53. — Текст: электронный // URL: https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&ts=UU9Zc7T2JbCXeqgl&cacheid=4E8B21674C37DECA2536B1E0E40B054F&mode=splus&rnd=3jOBtA&base=LAW&n=286130#dxZZc7TGIZyHt50y
- Егоров, А. В. Доктрина «снятия корпоративного покрова» как инструмент распределения рисков между участниками корпорации и иными субъектами оборота / А. В. Егоров, К. А. Усачева // Юридический мир. — 2017. — № 7. — С. 44–49. — Текст: электронный // URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=21968842
- Ломакин, Д. Ответственность контролирующих лиц: правовая природа и механизм привлечения к ней / Д. Ломакин, О. Гентовт // Хозяйство и право. — 2016. — № 1. — С. 12–39. — Текст: электронный // URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=25471962
- Грибанов, В. П. Осуществление и защита гражданских прав / В. П. Грибанов. — Москва: Статут, — 2001. — 411 с. — Текст: электронный // URL: https://civil.consultant.ru/elib/books/1/
